Первое, что она увидела, было небо – странное и страшное, изуродованное и разорванное бродячим светом ракет, вспышками выстрелов и качающимися полосами прожекторных лучей.
– Варя!..
Споткнувшись о какое-то бревно, Ульяна Ивановна начала шарить около бочки, и ее руки нащупали лицо лежащей девушки.
– Что с тобой, Варюшка?
Сестра-хозяйка подняла обмякшее тело девушки и бережно понесла вниз.
Но ни она, ни сам доктор Великанов ничего уже не могли сделать для Вари Олейниковой. Ульяна Ивановна поняла это по бездействию осмотревшего девушку доктора. Поняла и все-таки сказала:
– Получше посмотрите, батюшка Арсений Васильевич, – жива, может быть?…
– Нет, Ульяна Ивановна, – медленно ответил доктор Великанов. – Она убита.
– Как же так сразу?
Молодая, веселая Варя Олейникова лежала на скамейке, и ее глядевшее вверх лицо казалось удивленным.
«А ведь я ее сегодня ругала, – пронеслось в голове Ульяны Ивановны. – И за что ругала? За пустяк, за невытертый стол…»
Это воспоминание было сейчас таким горьким, что Ульяна Ивановна всхлипнула. Она и расплакалась бы, если бы доктор Великанов не положил на ее плечо руку.
– Не надо, Ульяна Ивановна, – мягко сказал он. – Я вас вполне понимаю, но сейчас – не надо. Мы на посту и должны думать о живых. Им не следует видеть этого. Нужно убрать тело. И… потом вам следует сменить халат.
Ульяна Ивановна заметила, что халат ее выпачкан липкой черной пылью и покрыт влажными, лиловыми от синего света пятнами.
Потом был отбой, и больные вернулись в уцелевшие палаты, и ординатор Анна Дмитриевна сообщила доктору о том, что во время бомбежки в родильной комнате убежища были роды, к счастью, благополучные.
А в пять часов, когда оранжевое солнце осветило дымящийся, раненый город, в кабинете доктора зазвонил телефон.
Доктор Великанов взял трубку и услышал страшное слово:
– Эвакуация.

Глава четвертая
Подъезд зияет черной пустотой выбитых стекол. Двери больницы открыты настежь, и ветер свободно путешествует по коридорам и палатам. Вывеска еще цела, но ее золотые буквы лгут: больницы больше нет, есть утратившее смысл и значение нагромождение камня.
Больные увезены родными или эвакуированы. Снято, заколочено в ящики и отправлено на станцию оборудование. Даже мягкий инвентарь доктор Великанов сумел пристроить, передав полевому госпиталю.
– Логика войны! – говорит, чтобы утешить себя, доктор. – Эвакуация!..
Доктор снимает халат, по привычке подходит к вешалке, чтобы повесить его, и снова понимает бессмысленность и нелепость своего поведения. И эта мелочь красноречивее всяких слов утверждает грозную истину: больница превращена в мертвую каменную глыбу, халат стал ненужной тряпкой, а сам доктор Великанов – не больше как крохотная щепка, увлекаемая бушующим потоком событий.
Взгляд доктора скользит по книжным шкафам. Ему всегда казалось, что книги – предметы в какой-то мере одушевленные, и теперь он чувствует, как печально и укоризненно смотрят они на него золотыми буквами корешков.
– Ты оставляешь нас, доктор Великанов? – спрашивают они.
– Но я вернусь! – мысленно отвечает он.
– Да, ты вернешься – мы знаем, что так будет, но что случится с нами?
– Этого я не знаю, – говорит доктор Великанов и отворачивается.
Где-то в коридоре слышатся шаги, потом – стук в дверь.
– Войдите! – по привычке говорит доктор.
В дверях появляется Ульяна Ивановна. По ее румяному лицу струится пот, белые пряди волос выбились из-под косынки. И понятно: в разгар летнего дня она пришла в больницу в зимней шубе, с огромным мешком на плечах.
– Вы еще не уехали, Ульяна Ивановна? – удивленно спрашивает доктор Великанов. – Я же еще вчера договорился, чтобы вас посадили в машину.
– Я знаю, – говорит Ульяна Ивановна. – Только я решила пешком идти. Уступила место больной гражданке, а сама пешком двинусь. Проститься зашла…
– Куда же вы пойдете, Ульяна Ивановна?
– Не пропаду, Арсений Васильевич! Аттестат от сына на руках, на работу меня всякая больница, а то и госпиталь примет… О себе я не беспокоюсь. Вы-то, Арсений Васильевич, чего теперь делать будете?
– У меня есть свой план, Ульяна Ивановна, – не без торжественной таинственности произносит доктор Великанов.
То обстоятельство, что Ульяна Ивановна перестала быть сотрудницей больницы, позволяет ей держаться с доктором Великановым значительно смелее, чем обычно.
– Какой же план, Арсений Васильевич, не секрет это?
– По плану эвакуации мне, Ульяна Ивановна, поручено отгрузить и передать военным лечебным учреждениям весь наиболее ценный инвентарь. Что касается меня самого, то я отправляюсь в одну из больниц на востоке нашей области. При этом я могу сделать очень много полезного, Ульяна Ивановна… Я запрягаю нашу больничную лошадь, кладу на нее вот этот ящик с медикаментами и инструментами, примус для стерилизации и еду в потоке эвакуирующихся. Понимаете?
Ульяна Ивановна, по-видимому, очень хорошо поняла план доктора.
– Только эвакуированных эти бандиты днем и ночью бомбят, – проговорила она и замялась, пораженная неубедительностью и несостоятельностью собственного возражения.
– Бомбят? Но это лишний довод за то, что мне следует быть среди эвакуированных.
Ульяна Ивановна сидела, тяжело дыша, и восторженно смотрела на доктора. Его план был великолепен. Впрочем, разве она, Ульяна Ивановна, сомневалась когда-нибудь в докторе Великанове?
Однако сестра-хозяйка была одарена тем, чего было маловато у доктора – умением подходить к каждому делу не с парадной, а с практической и хозяйственной стороны. При этом она допускала даже некоторый скептицизм.
– Хорошо, Арсений Васильевич, – а вот лошадь запрячь потребуется – сумеете вы это сделать?
– Думаю, что сумею. Я много раз видел, как это делается.
Этот ответ не удовлетворил Ульяну Ивановну.
– Я, Арсений Васильевич, каждый день видела, как вы рецепты прописываете, а однако же прописывать их не умею.
– Действительно, я не умею запрягать лошадей, но ведь этому можно выучиться!
– Вы мыла хозяйственного, Арсений Васильевич, сколько с собой берете?
Это было совершенно непонятное упущение, но такая простая и необходимая вещь, как мыло, ускользнула от внимания доктора Великанова.
– О мыле я позабыл, – сознался он.
– Бидон для керосина припасли?
– Я налил пол-литра керосина в банку с притертой пробкой.
– Пол-литром делать нечего, только разобьется банка и все кругом попортит.
Ульяна Ивановна обвела взглядом кабинет, носивший следы беспорядочных докторских сборов, и в ужасе всплеснула руками.
– Батюшка Арсений Васильевич, шубу-то неужто здесь оставляете?
– Конечно. Ведь сейчас лето. Я беру новый брезентовый плащ, сапоги на случай дождя и пару туальдено-ровых рубах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36