.. И некоторые - но чрезвычайно редко, раз в сто лет, выживают и
вырастают. Питаются чем придется, но обязательно еще и муками людскими и злобой.
Если живут при обыкновенном человеке, то постепенно его подчиняют, а потом,
когда вырастут и в колдовскую силу войдут - определяются кто куда. Эта, Аленка,
сначала к адским попала, а потом Чет ее своей сделал. Глупа, по сравнению с ней
наш Мурман - Архимед, но исполнительна, преданна и очень сильна. Кроме того, она
теплокровна, живет долго и хорошо мысли слышит. Ее даже Мурман чуть-чуть
побаивается... Ну ладно, слушай дальше. Вот Чет подошел ко мне, велел Аленке
меня, с тобой внутри, обследовать и запомнить навсегда, для наследства... Ох!
Мурмана мы вдвоем едва спеленали заклятиями, так он выл и рвался меня спасать...
Как только ты родился, то я решила сама себе хозяйкой жить и осенью вернулась в
город. А поскольку я уже не просто так, а ТВОЯ мама была, мне не стали
препятствовать. С пропиской и 'академкой' городские все мне уладили.
Теперь - тебе пора пришла, съездишь в Черную, вернешься - Аленка твоя будет.
Не беспокойся, она может быть любого размера, в диапазоне от пяти сантиметров до
двадцати метров... вроде бы перестала расти, так что легко спрячется на тебе и
не объест в голодный год...
- А ты?
- Умрем. Я, Чет, дядя Петя. Останется Ирина Федоровна, она на самом деле тебе
хоть и не родная прабабка, чтоб ты знал, а любит тебя очень. Останется тебе
Мурман и Аленка, в память о нас. Останутся у тебя способности колдовские,
поскольку генотип у тебя чрезвычайно благоприятный для этих дел, развить их -
воѓпрос времени.
- Мама, вы же все такие крутые, как тебя послушаешь, неужели нельзя иначе,
чтобы вам никому не умирать?
- Не знаю, не пробовали, но опыт мне подсказывает, что на этот раз лучше с
судьбой не спорить.
Замолчали надолго. Леха кусал непослушные губы, старался быть спокойным и
сильным.
- Мам... Вдумайся, плиз, в простенький такой вопрос: кому - лучше???
- Тебе, любимый и единственный сын мой. Спорить не надо ни с судьбой, ни со
мной. Я сейчас буду плакать, горько, долго, нудно... Избавь себя от этого
зрелища и езжай. Один раз мы с тобой еще увидимся. Я буду ждать.
- Клянешься?
- Клянусь, Лешенька...
Леха сидел в пустом купе, впереди полдня пути, чемодан под рукой, сидел и
ошарашенно осмысливал не только непонятные перспективы будущего, но и не менее
невероятные аспекты прошлого, до которого как-то мысли раньше просто не
доходили...
Ему за все детство и юность в голову не пришло удивиться тому, что в
деревенском быту 'баб Иры' заговоры и заклятия - обычная вещь, что тысячу раз
виденная им шкура волколака на полу в бабкиной спальне заметно отличалась от
волчьей шкуры, что Васька понимает человеческие слова лучше, чем это положено
фауне. А дядя Петя с его чудачествами и заходами? Все в деревне недолюбливали
дядю Петю, но все и побаивались: на руку он был тяжел, а во хмелю буен. Одного
только Леху он ни разу и пальцем не тронул и был очень к нему терпим и
внимателен. Нет, Леху это не удивляло, он приписывал это обычной и естественной
потребности человечества любить его, Леху Гришина... А его нянька и первая
игрушка - Мурман, который уже лет двадцать пять, а может и дольше оставался
молодым и деятельным, в то время как его братья-близнецы состарились и умерли
(Турман погиб в восемьдесят втором). Дядя Петя обмолвился раз, что, мол, Мурман
- домашний, как Васька у Федоровны, а потому пусть тоже долго живет, для Лехи,
когда тот вырастет, но и эти речи Леха воспринимал буднично, как прогноз
погоды... И вся деревня, если вспомнить, зналась с нечистой силой, а вернее -
так не сама ли ею была?.. Вспомнил, как Ирка Гаврилова, ровесница с Болотной
улицы, ладонью поджигала хворост, а Игорек Супрунов командовал муравьями, целые
представления разыгрывал... Вспомнил... вспомнил... Как много невероятного,
оказывается, можно было вспомнить...
- Ой елки-метелки, насколько может быть дурным хомосапый девятнадцатилетний
мужчина в расцвете сил и до этого!.. Или это они его заколдовали во главе с
мамочкой, чтобы он ничему не удивлялся?.. Нет, Леха понимал, чувствовал, что
дело тут не в околдованности, а в его собственной лопоухости... Ну
лопух-нелопух, а никогда и никому он о деревенских чудесах не рассказывал, ни
разу не проговорился, хотя возможности были... Пустяк, но Леха чуточку
приободрился.
А теперь, стало быть, он выращен альтернативой Антихристу (!?) и едет
принимать наследство дя... папы Пети (здравствуй, папочка-а! Повезло с фазером,
монструм вульгариз, плиз... любимая, позволь представить: вон тот, в одних
трусах и с перегаром на устах - мой папа, теперь он и твой папа...), а заодно и
колдовскую вендетту. А может, он теперь сразу станет могущественным?.. Леха
побормотал всякую абракадабру, пощелкал пальцами - нет, даже пиво не
появилось... Он надел наушники, включил сидюк и попытался утешиться Джимми
Попом. Вроде помогло...
Поезд трясло, покачивало и обстукивало, как трясет и качает их во всем не
очень цивилизованном мире, и Леха Гришин задремал, на время сна позабыв о
миссии, которая вроде как ждет его, о близкой, предстоящей потере мамы и
новоприобретенного отца, о том что жизнь его теперь поменяется кардинально и что
жить он будет ярко, и если повезет - тысячелетия, как папа, или поменьше, как
мама или Турман, если не повезет...
Стояло лето двухтысячного года от рождества Иисуса Христа, среднего сына
Божия.
ЧАСТЬ 2
Июнь двухтысячного года высыпал на город целую охапку безоблачных ночей, одна
другой белее, и однажды, возвращаясь утром домой, Денис, впервые за восемнадцать
прожитых лет, понял, что счастье - реальность, как эти мосты и набережные, как
эти озабоченные менты на Петропавловке... Счастье реально, и он вот-вот его
повстречает и возьмет себе, не в эту ночь, так в следующую... О, Питер, о,
радость...
'В Ленинграде - слепое пятно, там будем жить'. Эти странные слова отец
произнес вполголоса, когда они сидели перед телевизором, все втроем. Денису было
в ту пору лет девять, он залег к матери на колени, да так и заснул. Потом вдруг
проснулся, сам не зная отчего, заерзал горячим затылком, устраиваясь
поудобнее...
- Мама, опять ты куришь табак! Перестань, это вредно для легких и для
организма.
- Да-да, сынок, я сейчас... - Мать тяжело потянулась к пепельнице на
журнальном столике, загасила окурок.
- Папа, а что значит - слепое пятно?
- Ну эта, это... - Отец собрал в гармошку кожу на нешироком лбу, грозно
закашлялся... Мать поспешила вмешаться:
- У тебя редкая форма аллергии, Денис, поэтому мы решили переехать туда, где
аллергия не будет тебе досаждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
вырастают. Питаются чем придется, но обязательно еще и муками людскими и злобой.
Если живут при обыкновенном человеке, то постепенно его подчиняют, а потом,
когда вырастут и в колдовскую силу войдут - определяются кто куда. Эта, Аленка,
сначала к адским попала, а потом Чет ее своей сделал. Глупа, по сравнению с ней
наш Мурман - Архимед, но исполнительна, преданна и очень сильна. Кроме того, она
теплокровна, живет долго и хорошо мысли слышит. Ее даже Мурман чуть-чуть
побаивается... Ну ладно, слушай дальше. Вот Чет подошел ко мне, велел Аленке
меня, с тобой внутри, обследовать и запомнить навсегда, для наследства... Ох!
Мурмана мы вдвоем едва спеленали заклятиями, так он выл и рвался меня спасать...
Как только ты родился, то я решила сама себе хозяйкой жить и осенью вернулась в
город. А поскольку я уже не просто так, а ТВОЯ мама была, мне не стали
препятствовать. С пропиской и 'академкой' городские все мне уладили.
Теперь - тебе пора пришла, съездишь в Черную, вернешься - Аленка твоя будет.
Не беспокойся, она может быть любого размера, в диапазоне от пяти сантиметров до
двадцати метров... вроде бы перестала расти, так что легко спрячется на тебе и
не объест в голодный год...
- А ты?
- Умрем. Я, Чет, дядя Петя. Останется Ирина Федоровна, она на самом деле тебе
хоть и не родная прабабка, чтоб ты знал, а любит тебя очень. Останется тебе
Мурман и Аленка, в память о нас. Останутся у тебя способности колдовские,
поскольку генотип у тебя чрезвычайно благоприятный для этих дел, развить их -
воѓпрос времени.
- Мама, вы же все такие крутые, как тебя послушаешь, неужели нельзя иначе,
чтобы вам никому не умирать?
- Не знаю, не пробовали, но опыт мне подсказывает, что на этот раз лучше с
судьбой не спорить.
Замолчали надолго. Леха кусал непослушные губы, старался быть спокойным и
сильным.
- Мам... Вдумайся, плиз, в простенький такой вопрос: кому - лучше???
- Тебе, любимый и единственный сын мой. Спорить не надо ни с судьбой, ни со
мной. Я сейчас буду плакать, горько, долго, нудно... Избавь себя от этого
зрелища и езжай. Один раз мы с тобой еще увидимся. Я буду ждать.
- Клянешься?
- Клянусь, Лешенька...
Леха сидел в пустом купе, впереди полдня пути, чемодан под рукой, сидел и
ошарашенно осмысливал не только непонятные перспективы будущего, но и не менее
невероятные аспекты прошлого, до которого как-то мысли раньше просто не
доходили...
Ему за все детство и юность в голову не пришло удивиться тому, что в
деревенском быту 'баб Иры' заговоры и заклятия - обычная вещь, что тысячу раз
виденная им шкура волколака на полу в бабкиной спальне заметно отличалась от
волчьей шкуры, что Васька понимает человеческие слова лучше, чем это положено
фауне. А дядя Петя с его чудачествами и заходами? Все в деревне недолюбливали
дядю Петю, но все и побаивались: на руку он был тяжел, а во хмелю буен. Одного
только Леху он ни разу и пальцем не тронул и был очень к нему терпим и
внимателен. Нет, Леху это не удивляло, он приписывал это обычной и естественной
потребности человечества любить его, Леху Гришина... А его нянька и первая
игрушка - Мурман, который уже лет двадцать пять, а может и дольше оставался
молодым и деятельным, в то время как его братья-близнецы состарились и умерли
(Турман погиб в восемьдесят втором). Дядя Петя обмолвился раз, что, мол, Мурман
- домашний, как Васька у Федоровны, а потому пусть тоже долго живет, для Лехи,
когда тот вырастет, но и эти речи Леха воспринимал буднично, как прогноз
погоды... И вся деревня, если вспомнить, зналась с нечистой силой, а вернее -
так не сама ли ею была?.. Вспомнил, как Ирка Гаврилова, ровесница с Болотной
улицы, ладонью поджигала хворост, а Игорек Супрунов командовал муравьями, целые
представления разыгрывал... Вспомнил... вспомнил... Как много невероятного,
оказывается, можно было вспомнить...
- Ой елки-метелки, насколько может быть дурным хомосапый девятнадцатилетний
мужчина в расцвете сил и до этого!.. Или это они его заколдовали во главе с
мамочкой, чтобы он ничему не удивлялся?.. Нет, Леха понимал, чувствовал, что
дело тут не в околдованности, а в его собственной лопоухости... Ну
лопух-нелопух, а никогда и никому он о деревенских чудесах не рассказывал, ни
разу не проговорился, хотя возможности были... Пустяк, но Леха чуточку
приободрился.
А теперь, стало быть, он выращен альтернативой Антихристу (!?) и едет
принимать наследство дя... папы Пети (здравствуй, папочка-а! Повезло с фазером,
монструм вульгариз, плиз... любимая, позволь представить: вон тот, в одних
трусах и с перегаром на устах - мой папа, теперь он и твой папа...), а заодно и
колдовскую вендетту. А может, он теперь сразу станет могущественным?.. Леха
побормотал всякую абракадабру, пощелкал пальцами - нет, даже пиво не
появилось... Он надел наушники, включил сидюк и попытался утешиться Джимми
Попом. Вроде помогло...
Поезд трясло, покачивало и обстукивало, как трясет и качает их во всем не
очень цивилизованном мире, и Леха Гришин задремал, на время сна позабыв о
миссии, которая вроде как ждет его, о близкой, предстоящей потере мамы и
новоприобретенного отца, о том что жизнь его теперь поменяется кардинально и что
жить он будет ярко, и если повезет - тысячелетия, как папа, или поменьше, как
мама или Турман, если не повезет...
Стояло лето двухтысячного года от рождества Иисуса Христа, среднего сына
Божия.
ЧАСТЬ 2
Июнь двухтысячного года высыпал на город целую охапку безоблачных ночей, одна
другой белее, и однажды, возвращаясь утром домой, Денис, впервые за восемнадцать
прожитых лет, понял, что счастье - реальность, как эти мосты и набережные, как
эти озабоченные менты на Петропавловке... Счастье реально, и он вот-вот его
повстречает и возьмет себе, не в эту ночь, так в следующую... О, Питер, о,
радость...
'В Ленинграде - слепое пятно, там будем жить'. Эти странные слова отец
произнес вполголоса, когда они сидели перед телевизором, все втроем. Денису было
в ту пору лет девять, он залег к матери на колени, да так и заснул. Потом вдруг
проснулся, сам не зная отчего, заерзал горячим затылком, устраиваясь
поудобнее...
- Мама, опять ты куришь табак! Перестань, это вредно для легких и для
организма.
- Да-да, сынок, я сейчас... - Мать тяжело потянулась к пепельнице на
журнальном столике, загасила окурок.
- Папа, а что значит - слепое пятно?
- Ну эта, это... - Отец собрал в гармошку кожу на нешироком лбу, грозно
закашлялся... Мать поспешила вмешаться:
- У тебя редкая форма аллергии, Денис, поэтому мы решили переехать туда, где
аллергия не будет тебе досаждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92