.. Точно он, - его же подарок...
К столу Леха вышел в спортивных лженайковских штанах, с расстегнутой до пупа
рубахой. Ирина Федоровна поспешила к нему с полотенцем:
- Ну-ка, вытирайся, вытирайся скорее, а то простудишься. Я ведь забыла воду
согреть, нонче-то...
- Фигня. Холодная - бодрит, она и для здоровья полезнее. А где все? Где мама?
Сколько же я спал?
- Сядь, Лешенька, сядь. Нет ее больше на белом свете. Ни ее, ни Сашки
городского, ни Петра Силыча, земля им пухом. Погибли вчера вечером. А спал ты
сутки с гаком. - Бабка замычала басом, засуетилась пальцами, выдернула носовой
платок, слезы резво побежали на ее коричневые от старости щеки.
- Чт... Как??? Мама! Где она?..
- Нет ее больше, лебедушки белой, Елены Андреевны.
- Как... Баб Ира, бабушка, как же... - Леха притормозил конкретно: он
вытаращил глаза, забормотал несвязное, застигнутый врасплох ударом, о котором
тем не менее он должен был бы знать и знал уже загодя... - что там случилось???
Ну скажи же в конце-то концов???
- Не знаю, Лешенька. Не знаю, родной. А только все их жизненные ниточки я
чуяла, как мы с ними договаривались. Первой Лена, а потом и Сашка с Петром...
Все как обещано предсказа-нием...
- Где... они?..
- Там, в Питере сгинули. Они вчера туда и уехали. Был план у Петра Силыча, у
отца твоего... Тебя, нашу главную надежу, и меня, старую, решено было оставить
здесь, а чтобы ты не волновался и мыслями по неопытности врага не приманил,
Силыч сделал, чтобы ты спал. А я за тобою присматривала.
- Кто... их...
- Сатана. Его отродье со слугами, одолели они наших... Только ты у меня и
остался... Уж я на Силыча надеялась... Уж он-то, думала, управится и Сашу с
Леной вытащит из проклятия... Пронадеялась. Сердцем чуяла - мне туда надо было
поехать, дуре старой, глядишь - и перевесили бы...
Старуха вскинулась, клацнула выскочившими на мгновения когтями - носовой
платок разлетелся в лохмотья, поникла вновь, и слезы, ничем уже не сдерживаемые,
так и лились двумя тихими ручейками...
Разъяренная Аленка слетела с Лехиной шеи на пол, уже вытянулась, было, в
трехметровую и недоуменно зашипела, покачиваясь: старуха - не то, зверек на
стуле - тоже не опасность. Так кто угрожает повелителю? Откуда его боль?..
- Поплачь, Лешенька, освободи сердце...
- Не могу, баб Ира... Хотел бы, да не плачется...
- Пей чай, остынет ведь...
- Аленка, на место! Баб Ира, я обратно в сарай. Полежу. Ты... ты ведь тоже у
меня одна осталась. - Он обнял старуху за плечи, погладил седой затылок, ткнул
туда носом. - Я тебя одну не оставлю. Не оставлю. Не хочу есть... - Леха залпом
выпил заварку (чай так и не налил), поморщился...
- Не могу... Я в сарае, баб Ира... бабушка. Отлежусь - сам выйду... Где
Мурман?
- С собой они его взяли... Вроде жив, а больше не чую - где он, как он?.. Иди,
Лешенька, а лучше поплачь. И я прилягу, ох и тошненько мне... Ваську только
покормлю...
Леха вышел из сарая ближе к вечеру, когда солнце потеряло жгучую силу,
набрякло вялым оранжевым цветом, но все еще не хотело проваливаться в
мрачно-зеленые ельники, живущие к западу от деревни. Хотелось есть, хотелось
плакать, хотелось бежать туда, в Питер, день и ночь, пока ноги несут, но Леха
держался: мать уже не вернешь... Мама... Как бабку одну оставить? Надо все
выяснить...
Может быть, уже этой ночью они и до него доберутся... Дядя Петя сказал: 'не
забывай...', он, значит, заранее знал, что навсегда прощаются... Кремень. Вот я
и взрослый... Найду и растопчу этих сук... Или меня первые найдут... Если уж они
дядю Петю прикончили... Где Мурман?.. Почему я ничего колдовского не умею?..
Тихо ты, рептилия! Расщекоталась...
- Бабушка... Есть чего-нить покусать?
- Лешенька, это ты, а я и не слышу, как вошел! Каша с курицей на второе да
щавельник на первое. Молочко есть свеженькое, все равно что сливки, квасок
подоспел вроде бы. Сейчас салатик... Или окрошку сделать?
- Нет, баб Ира, я только каши. А что за салат?
- Огурцы с помидорами, лучок. Сметанка есть, масло подсолнечное.
- Ну и салат со сметаной. Только немного.
Сели ужинать. Ирина Федоровна пожевала огуречный ломтик, а больше есть не
стала, так и сидела напротив Лехи, по-мужски положив на столовую узорчатую
скатерть древние свои руки, так и смотрела на своего ненаглядного внучка, о
котором и забыла давно, что он ей не родной. Леха ел как всегда, если не больше.
- Добавочки?
- Немножко, баб Ира, совсем чуть-чуть...
- Ешь на доброе здоровье, а то куда девать-то, на зиму сушить? На-ко...
- Ну куда ты столько, лопну. Мне же это просто не съесть.
- Значит, Ряшке достанется. А вот Петр Силыч... Батюшка твой - так он никогда
в тарелке не оставлял, сколько бывало ни положу - все подметет да еще и еще
попросит. Через то и статью был - вон какой богатырь! И ты кушай как следует,
чтобы ростом родителя догнать и перегнать. И силой. А так есть будешь - так и
ослабнешь дистрофиком.
- Нет, я уже больше не вырасту, баб Ира. Пубертатный... Созрел я организмом
окончательно во взрослого человека. Видела, какой у... у Петра Силыча живот? Я
такого не хочу. Пусть уж лучше при своем росте останусь, мне и этот сойдет.
Леха скромничал: росту в нем было - метр девяносто два, и качалку он посещал
трижды в неделю, и от природы был в кости широк; маленьким и тщедушным он ощущал
себя только рядом с отцом, которого даже в мыслях до этого дня называл не иначе,
как дядей Петей либо Петром Силычем.
Леха вздохнул и принялся за квас. Может, не надо после молока? Нужно собраться
с духом и с мыслями, пока бабуля со стола прибирает, и пора подумать, как дальше
жить и что делать.
- Цыц, Аленка... - Заснуть бы лет на пять... А толку-то, проснешься - та же
тоска... Ма-ма... - Баб Ира, ну ты где? Может, помочь?
- Да все уже, иду... Самовар принеси, а то тяжелый.
- А Мурман сам дорогу сумеет найти?
- Вот уж не знаю. Силыч, может, и заложил в него вроде компаса, а может и нет.
Если жив - все одно найдется, зверь приметный, а вроде жив, как я чую.
- Да, ты говорила, хорошо бы. Надо что-то делать, баб Ира. Что мне толку здесь
сидеть?
- И что же ты собираешься делать, голубчик мой? - Ирина Федоровна подобрала
горе в комок поплотнее, сунула под сердце, чтобы не мешало оно серьезному
разговору, глаза ее стали сухи, а голос тверд.
- Сам не знаю, как раз хотел с тобой посоветоваться. Вы ведь тут все при
волшебстве, оказывается, включая маму, а я - дуб-дураком, ничего не умею...
- Волшба ни при чем, мы ворожим да колдуем. Силыч волховать умел, звезды
спрашивать, даже магию знал... Но он особь статья.
- Да мне по фиг веники все ваши терминологические тонкости, я-то ничего этого
не умею. Вы мне никогда ни о чем таком не рассказывали.
- Да, Лешенька, в том и беда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92