А я… не смею вернуться.
Столько отчаяния было в этом голосе, что Зайцев почувствовал, как у него сжалось сердце от нестерпимой жалости.
— Вас никто ни в чем не упрекнет, — сказал он как мог мягко.
— Ни в чем?.. О нет, я виноват! Нельзя было пускать их на этот проклятый корабль!
— Если кто-нибудь виноват, то только они сами. Они стали жертвами собственной неосторожности.
— Жертвами? — Белопольский вздрогнул. — Да, вы правы! Они погибли. Где это кольцо?! — вскричал он, протягивая обе руки к экрану. — Куда оно улетело? Что если сейчас мы летим в противоположную сторону?
— Может быть, удастся его обнаружить. Не отчаивайтесь!
Белопольский сжал голову руками:
— Нет! Мы его не найдем. Это невозможно! Не надо было улетать с Венеры. Еще одна ошибка, последняя. Четыре жертвы! Четыре жертвы в одном рейсе!..
Зайцев видел, что автопилот не включен. Но может ли Константин Евгеньевич вести корабль в таком состоянии? Инженер вышел, чтобы позвать Андреева.
— Белопольский выглядит невменяемым, — сказал он доктору.
— Сильнейшее нервное потрясение, — ответил Андреев. — Ничего удивительного. Я пройду к нему, а вы пока не входите. Жаль, что Арсен Георгиевич не может покинуть обсерваторию.
И три часа, не теряя надежды, искали в просторах звездного мира исчезнувший звездолет. Тщетно! Его нигде не было!
Куда улетел он, никем не управляемый, не руководимый разумом человека? Где и когда закончит он свой последний полет? Куда доставит безжизненные тела двух человек, унесенных им? Может быть, прямо в огненные объятия Солнца!..
“А что если они успели выйти из корабля, — невольно думал каждый член экипажа “СССР-КС3”. — Что если наш поспешный отлет погубил их, вместо того чтобы спасти?”
Но никто не осмелился высказать эту страшную мысль.
Белопольский почти не покидал пульта. Дни, а часто и ночи, он просиживал в кресле, безучастный и равнодушный ко всему.
— Я доведу корабль до ракетодрома, — сказал он как-то Арсену Георгиевичу.
Все были уверены, что эти простые и естественные слова таят в себе зловещий смысл.
Белопольский знал, что не переживет всего, что случилось, как он думал, по его вине. Разве не он увлек Баландина к озеру? Разве не он послал на смерть Мельникова и Второва?.. Его надломленные силы поддерживало только сознание долга перед семью людьми, жизнь и смерть которых зависела от него.
— За ним надо внимательно наблюдать, — говорил Пайчадзе. — Особенно в момент финиша. А когда мы сдадим его с рук на руки Камову, все будет в порядке. Сергей Александрович сумеет вернуть его к жизни.
В ОБЪЯТИЯ СОЛНЦА!
Первое, что бросилось в глаза обоим звездоплавателям, когда уже знакомым путем они проникли в граненый шар центра звездолета, была темнота. Голубое пламя в каменной чаше — могиле последнего фаэтонца погасло.
— Очевидно, — сказал Второв, — проникновение наружного воздуха прекратило реакцию. Пламя горело, пока находилось в наглухо запертом помещении.
— Очевидно, — согласился Мельников.
Они отошли от наружного пятиугольника, и он тотчас же затянулся металлом и исчез. Но внутренняя дверь продолжала быть невидимой. Явление, происшедшее в первый их приход, не повторилось.
— Автомат перестал работать, — сказал Борис Николаевич. — Он был настроен на один раз. Теперь мы должны сами открыть дверь.
Оба хорошо помнили указания фаэтонцев, данные ими с помощью “киносеанса”, и при свете своих прожекторов легко нашли кнопку.
Хотя они видели “таяние” металла уже несколько раз, все же оба затаили дыхание, когда непонятное явление снова произошло перед ними. Открылся проход в радиальную трубу.
Но не только двери изменили свое “поведение”. Люди поняли, что неизвестная им автоматика стала работать как-то иначе, когда прошли внутрь трубы и ее стенки не стали прозрачными, как это случилось в первый раз.
— Досадно, — сказал Второв. — Мне очень хотелось увидеть еще раз этот фокус.
Едва он произнес последнее слово, его желание осуществилось: металлическая труба стала прозрачной.
Мельников нахмурился.
— Мне это очень не нравится, — сказал он. — Замедление говорит о том, что механизмы корабля начинают отказывать. Они сработали хорошо только один раз. Может случиться, что они совсем перестанут работать.
— Это может привести к плохим последствиям, — заметил Второв. — Если перестанут работать двери, нам будет затруднительно выйти отсюда.
— Я договорился с Константином Евгеньевичем. Если мы не вернемся к назначенному часу, они придут к нам на помощь. Особой опасности нет. Не забывай о киноаппарате. Снимай буквально все.
— Конечно, Борис Николаевич! Для того мы и пришли сюда.
Мельников решил начать осмотр корабля с тех же помещений, где они были в первый раз. Он надеялся увидеть снова удивительную кинокартину, которую Второв сможет теперь снять от начала до конца.
Подойдя к месту, где должен был находиться вход в среднее кольцо, он нашел кнопку и нажал ее. Прошло минуты две, — пятиугольный контур не появлялся. Стена оставалась в том же положении. Он протянул руку, чтобы попробовать вторично нажать кнопку, но как раз в этот момент автоматика начала действовать. Проход открылся.
— На этот раз, — сказал Мельников, — замедление было еще более продолжительным. Похоже, что энергия, приводящая в действие механизмы, быстро истощается.
— Если учесть, сколько лет она бездействовала, в этом нет ничего удивительного, — ответил Второв. — Наши аккумуляторы давным-давно бы саморазрядились.
Они ступили на “стеклянный” мостик.
Вспыхнул свет.
— Здесь все пока в порядке, — сказал Мельников.
Дверь в следующий отсек не открывалась еще дольше. Они стояли возле нее в ожидании несколько минут.
— Все хуже и хуже. Боюсь, что придется ждать здесь помощи со звездолета.
— Да, похоже, что автоматика на последнем издыхании.
Дальше в точности повторилось все, что они видели в первый раз. Исчезла перегородка, закрывавшая следующий отсек. На краю мостика на фоне синего мрака в перекрещивающихся лучах хрустальных нитей появилась фигура фаэтонца. Тем же движением он протянул к ним руки, сказал те же непонятные слова. Потом он исчез, и открылась дверь в помещение, где висела схема. Снова они увидели всю “картину” с начала до конца. Она прошла перед их глазами два раза, но Второв снимал на пленку оба сеанса.
Желание Мельникова осуществилось.
Когда промелькнули последние кадры и на месте “экрана” снова появился лист “плексигласа”, Мельников и Второв осмотрелись. В прошлый раз от пережитого волнения они не обратили внимания на обстановку отсека, которая резко отличалась от остальных помещений.
Ни одного цилиндра. Не было мостика — исследователи стояли на полу из незнакомого им материала бледно-розового цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Столько отчаяния было в этом голосе, что Зайцев почувствовал, как у него сжалось сердце от нестерпимой жалости.
— Вас никто ни в чем не упрекнет, — сказал он как мог мягко.
— Ни в чем?.. О нет, я виноват! Нельзя было пускать их на этот проклятый корабль!
— Если кто-нибудь виноват, то только они сами. Они стали жертвами собственной неосторожности.
— Жертвами? — Белопольский вздрогнул. — Да, вы правы! Они погибли. Где это кольцо?! — вскричал он, протягивая обе руки к экрану. — Куда оно улетело? Что если сейчас мы летим в противоположную сторону?
— Может быть, удастся его обнаружить. Не отчаивайтесь!
Белопольский сжал голову руками:
— Нет! Мы его не найдем. Это невозможно! Не надо было улетать с Венеры. Еще одна ошибка, последняя. Четыре жертвы! Четыре жертвы в одном рейсе!..
Зайцев видел, что автопилот не включен. Но может ли Константин Евгеньевич вести корабль в таком состоянии? Инженер вышел, чтобы позвать Андреева.
— Белопольский выглядит невменяемым, — сказал он доктору.
— Сильнейшее нервное потрясение, — ответил Андреев. — Ничего удивительного. Я пройду к нему, а вы пока не входите. Жаль, что Арсен Георгиевич не может покинуть обсерваторию.
И три часа, не теряя надежды, искали в просторах звездного мира исчезнувший звездолет. Тщетно! Его нигде не было!
Куда улетел он, никем не управляемый, не руководимый разумом человека? Где и когда закончит он свой последний полет? Куда доставит безжизненные тела двух человек, унесенных им? Может быть, прямо в огненные объятия Солнца!..
“А что если они успели выйти из корабля, — невольно думал каждый член экипажа “СССР-КС3”. — Что если наш поспешный отлет погубил их, вместо того чтобы спасти?”
Но никто не осмелился высказать эту страшную мысль.
Белопольский почти не покидал пульта. Дни, а часто и ночи, он просиживал в кресле, безучастный и равнодушный ко всему.
— Я доведу корабль до ракетодрома, — сказал он как-то Арсену Георгиевичу.
Все были уверены, что эти простые и естественные слова таят в себе зловещий смысл.
Белопольский знал, что не переживет всего, что случилось, как он думал, по его вине. Разве не он увлек Баландина к озеру? Разве не он послал на смерть Мельникова и Второва?.. Его надломленные силы поддерживало только сознание долга перед семью людьми, жизнь и смерть которых зависела от него.
— За ним надо внимательно наблюдать, — говорил Пайчадзе. — Особенно в момент финиша. А когда мы сдадим его с рук на руки Камову, все будет в порядке. Сергей Александрович сумеет вернуть его к жизни.
В ОБЪЯТИЯ СОЛНЦА!
Первое, что бросилось в глаза обоим звездоплавателям, когда уже знакомым путем они проникли в граненый шар центра звездолета, была темнота. Голубое пламя в каменной чаше — могиле последнего фаэтонца погасло.
— Очевидно, — сказал Второв, — проникновение наружного воздуха прекратило реакцию. Пламя горело, пока находилось в наглухо запертом помещении.
— Очевидно, — согласился Мельников.
Они отошли от наружного пятиугольника, и он тотчас же затянулся металлом и исчез. Но внутренняя дверь продолжала быть невидимой. Явление, происшедшее в первый их приход, не повторилось.
— Автомат перестал работать, — сказал Борис Николаевич. — Он был настроен на один раз. Теперь мы должны сами открыть дверь.
Оба хорошо помнили указания фаэтонцев, данные ими с помощью “киносеанса”, и при свете своих прожекторов легко нашли кнопку.
Хотя они видели “таяние” металла уже несколько раз, все же оба затаили дыхание, когда непонятное явление снова произошло перед ними. Открылся проход в радиальную трубу.
Но не только двери изменили свое “поведение”. Люди поняли, что неизвестная им автоматика стала работать как-то иначе, когда прошли внутрь трубы и ее стенки не стали прозрачными, как это случилось в первый раз.
— Досадно, — сказал Второв. — Мне очень хотелось увидеть еще раз этот фокус.
Едва он произнес последнее слово, его желание осуществилось: металлическая труба стала прозрачной.
Мельников нахмурился.
— Мне это очень не нравится, — сказал он. — Замедление говорит о том, что механизмы корабля начинают отказывать. Они сработали хорошо только один раз. Может случиться, что они совсем перестанут работать.
— Это может привести к плохим последствиям, — заметил Второв. — Если перестанут работать двери, нам будет затруднительно выйти отсюда.
— Я договорился с Константином Евгеньевичем. Если мы не вернемся к назначенному часу, они придут к нам на помощь. Особой опасности нет. Не забывай о киноаппарате. Снимай буквально все.
— Конечно, Борис Николаевич! Для того мы и пришли сюда.
Мельников решил начать осмотр корабля с тех же помещений, где они были в первый раз. Он надеялся увидеть снова удивительную кинокартину, которую Второв сможет теперь снять от начала до конца.
Подойдя к месту, где должен был находиться вход в среднее кольцо, он нашел кнопку и нажал ее. Прошло минуты две, — пятиугольный контур не появлялся. Стена оставалась в том же положении. Он протянул руку, чтобы попробовать вторично нажать кнопку, но как раз в этот момент автоматика начала действовать. Проход открылся.
— На этот раз, — сказал Мельников, — замедление было еще более продолжительным. Похоже, что энергия, приводящая в действие механизмы, быстро истощается.
— Если учесть, сколько лет она бездействовала, в этом нет ничего удивительного, — ответил Второв. — Наши аккумуляторы давным-давно бы саморазрядились.
Они ступили на “стеклянный” мостик.
Вспыхнул свет.
— Здесь все пока в порядке, — сказал Мельников.
Дверь в следующий отсек не открывалась еще дольше. Они стояли возле нее в ожидании несколько минут.
— Все хуже и хуже. Боюсь, что придется ждать здесь помощи со звездолета.
— Да, похоже, что автоматика на последнем издыхании.
Дальше в точности повторилось все, что они видели в первый раз. Исчезла перегородка, закрывавшая следующий отсек. На краю мостика на фоне синего мрака в перекрещивающихся лучах хрустальных нитей появилась фигура фаэтонца. Тем же движением он протянул к ним руки, сказал те же непонятные слова. Потом он исчез, и открылась дверь в помещение, где висела схема. Снова они увидели всю “картину” с начала до конца. Она прошла перед их глазами два раза, но Второв снимал на пленку оба сеанса.
Желание Мельникова осуществилось.
Когда промелькнули последние кадры и на месте “экрана” снова появился лист “плексигласа”, Мельников и Второв осмотрелись. В прошлый раз от пережитого волнения они не обратили внимания на обстановку отсека, которая резко отличалась от остальных помещений.
Ни одного цилиндра. Не было мостика — исследователи стояли на полу из незнакомого им материала бледно-розового цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187