Глупо было бросать бумажку.
– Никаких сигарет, – сказал он. – Не хочу, чтобы ты курила. С этим покончено раз и навсегда.
– Подумаешь, одну сигарету.
– Это вредно для ребенка. Очень вредно. Почему ты мне ванну не приготовила? Я что, так много прошу – горячую ванну после грязной и шумной работы?
– Я много не курю. Я курю в меру.
– Какая же ты лентяйка.
– Я готовлю обед. И драю полы.
Он отшвырнул журнал, громко хлопнув им по стене. Ребенок заплакал. Он встал и подошел к Марине.
– Я драю полы, – сказал он и ударил ее по лицу.
Она села на стул, в тарелке лежали остатки еды.
– Я драю полы.
Она закрылась руками. Он снова ударил ее. Затем сел в кресло и взял книгу. Она положила тарелку в раковину, не выбросив объедки в ведерко. Он все вымоет потом. После ссоры всегда оставалось то, что он тщательно отмывал.
– Ты рассказываешь этим русским, как мы живем, про наш секс, нашу личную жизнь.
– Я так общаюсь с друзьями, – ответила она.
– Ты все выставляешь напоказ.
– Я доверяю друзьям, они меня понимают. А с кем еще мне говорить? Мне нужны друзья.
– Незачем болтать о личной жизни. Я не хочу, чтобы они приходили. Не пускай их.
– Сначала твою маму не пускать, теперь друзей.
– Мой родной брат донес на меня ФБР.
– Подумаешь, сказал, где мы живем. Это не секрет, все знают, где мы живем. Этого не скроешь.
Он читал книгу. Она пустила воду из крана и смотрела, как та уходит в сток. Ребенок плакал.
– Ты любишь пить вино, – сказал он куда-то в пространство.
– Научи меня английскому.
– Ты их ждешь, чтобы они тебе вина принесли.
– Я тебя никогда не любила. Просто пожалела иностранца.
– И сигареты тоже.
– Я рассказываю друзьям, как ты бьешь меня. Сильно он не бьет, говорю. Просто у меня нежная кожа. Поэтому и синяки.
Она стояла лицом к раковине. Услышала, как он встал и подошел. Взяла губку и принялась мыть края раковины. Он ударил ее по щеке. Постоял, подумал, не ударить ли еще. Затем отошел и снова сел, а она стала оттирать губкой пятно с кухонного стола.
Через дорогу разгружали машины. Слышался шум грузовиков, голоса рабочих. Она съела еще кусок с тарелки и вымыла подоконник за раковиной.
– Я говорю им, что он заботится о моем состоянии. И бьет совсем несильно. Просто у меня такая кожа, и кажется, будто сильно.
Он подошел снова и начал колотить ее по обеим рукам. Она закрыла кран. Он бил ее по плечам ладонями.
– Я говорю им – он же не виноват, что у меня сразу синяки.
Она прикрыла руками голову. Он продолжал бить ее, словно в детской игре «ладушки», ритмично, сначала правой, потом левой, раз-два. Шумно дышал носом за ее спиной. Чувствовалось, насколько он сосредоточен.
Она лежала в темноте и думала о бумажке, которую скомкала и швырнула. Там был седьмой урок. Пожилой человек из русской общины присылал ей по почте задания, чтобы она учила английский. На первом листе он написал большими русскими буквами: «Меня зовут Марина». А она должна была подписать внизу, как это по-английски. Урок номер два: «Я живу в Форт-Уорте». Урок номер три: «Мы покупаем продукты по вторникам». Каждый урок на отдельной странице. Она отправляла ему страницы с переводом, он исправлял и отсылал снова, с новым заданием. И вот урок номер семь измят. Что он теперь подумает?
Ли вышел из ванной и лег в постель. Она чувствовала, как осторожно он залез под одеяло, чтобы не разбудить, если она спит. Разумеется, она лежала к нему спиной.
Она снова вспомнила Голландию. С недавних пор она вдруг стала вспоминать, как во время путешествия на поезде через Европу увидела голландские деревни и услышала звон церковных колоколов. Она поразилась – то была самая чистая страна в мире, невероятно чистая, с уютными домиками, аккуратными улицами и безупречно ровными изгородями на лугах.
Ей не хотелось кормить ребенка в нервном состоянии.
Она думала, что их жизнь останется прежней. Просто кое-что добавится. У них одинаковые шрамы на руках, значит, судьбой им предназначено встретиться и полюбить друг друга.
Она вспомнила, как гуляла по супермаркету. После уличной жары она попала в мир тихой музыки и звона колокольчиков. Полы сверкали. Проходы оказались необычайно длинными, по бокам – полки с косметикой, прилавки заставлены блестящими дамскими сумочками, а одежда занимает несколько залов. И повсюду приятный аромат.
Он хотел поступить в колледж, изучать политику и экономику. Но помешала необходимость зарабатывать на жизнь.
Даже когда он бил ее, то казался где-то далеко. Он никогда не был рядом целиком.
Мамочка купила ей скромные шорты с защипами, с глубокими карманами. Тут они не сошлись во вкусах.
Она знала, что он пытается понять, спит она или нет. Он уже был готов заговорить или прикоснуться к ней. Наверняка прикоснется, приподнимется на локте и мягко положит руку на бедро. Она чувствовала его желание, словно поток воздуха в темноте. Очень явно. Он ждал, сомневаясь, можно ли уже. Она его жена, а ему приходится сомневаться.
Она снова вспомнила Голландию.
Вспомнила, как они ступили на берег в Нью-Йорке. Ночь в отеле посреди неоновых водопадов. Неоновые реки и озера.
Он – человек, который пребывает где-то далеко.
Ароматы. Удивительно чистые полы. Она стояла среди телевизоров. Полдня смотрела пять разных программ по соседним телевизорам. Ходила между рядами. Прохладно и спокойно. Никто не заговаривает с тобой, пока не задашь вопрос или не купишь чего-нибудь. Она не могла ни того, ни другого.
Он отправился за едой, оставив ее одну с ребенком в Нью-Йорке, в старом отеле, и она взяла тряпку и стерла грязь с жалюзи.
Она чувствовала, что сейчас он к ней прикоснется, что собирается с духом после этих побоев, после всего, что они наговорили друг другу.
Их свела судьба, но она не знала его до конца. Даже когда они вместе принимали ванну. Даже когда занимались любовью.
Когда она выучит английский, он станет ближе. Это обязательно случится.
Мы покупаем продукты по вторникам.
Они все же занялись любовью, с нежностью, искренне простив друг другу все.
Рядом с их бунгало на стене висит покосившийся плакат.
«Ватикан – шлюха Апокалипсиса».
Ли переводит Марине.
Маргарите было спокойно. Она стояла у гладильной доски и водила утюгом по своей форменной блузке. В гостиной стояли диван с горой разноцветных подушек, два удобных кресла, письменный стол, телевизор и декоративная подставка для цветов, по которой вился плющ. Форма у нее всегда чистая и свежая, она гладила ее как можно чаще. Она работала в чужих домах, по рекомендации, в лучших домах Форт-Уорта, заботилась о детях богатых людей.
И я сказала той женщине, что у Ли через две недели день рождения, а у него нет рабочей одежды, и та спросила: «Миссис Освальд, а какой у него размер?» И оказалось, что размер у него почти такой, как у ее мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
– Никаких сигарет, – сказал он. – Не хочу, чтобы ты курила. С этим покончено раз и навсегда.
– Подумаешь, одну сигарету.
– Это вредно для ребенка. Очень вредно. Почему ты мне ванну не приготовила? Я что, так много прошу – горячую ванну после грязной и шумной работы?
– Я много не курю. Я курю в меру.
– Какая же ты лентяйка.
– Я готовлю обед. И драю полы.
Он отшвырнул журнал, громко хлопнув им по стене. Ребенок заплакал. Он встал и подошел к Марине.
– Я драю полы, – сказал он и ударил ее по лицу.
Она села на стул, в тарелке лежали остатки еды.
– Я драю полы.
Она закрылась руками. Он снова ударил ее. Затем сел в кресло и взял книгу. Она положила тарелку в раковину, не выбросив объедки в ведерко. Он все вымоет потом. После ссоры всегда оставалось то, что он тщательно отмывал.
– Ты рассказываешь этим русским, как мы живем, про наш секс, нашу личную жизнь.
– Я так общаюсь с друзьями, – ответила она.
– Ты все выставляешь напоказ.
– Я доверяю друзьям, они меня понимают. А с кем еще мне говорить? Мне нужны друзья.
– Незачем болтать о личной жизни. Я не хочу, чтобы они приходили. Не пускай их.
– Сначала твою маму не пускать, теперь друзей.
– Мой родной брат донес на меня ФБР.
– Подумаешь, сказал, где мы живем. Это не секрет, все знают, где мы живем. Этого не скроешь.
Он читал книгу. Она пустила воду из крана и смотрела, как та уходит в сток. Ребенок плакал.
– Ты любишь пить вино, – сказал он куда-то в пространство.
– Научи меня английскому.
– Ты их ждешь, чтобы они тебе вина принесли.
– Я тебя никогда не любила. Просто пожалела иностранца.
– И сигареты тоже.
– Я рассказываю друзьям, как ты бьешь меня. Сильно он не бьет, говорю. Просто у меня нежная кожа. Поэтому и синяки.
Она стояла лицом к раковине. Услышала, как он встал и подошел. Взяла губку и принялась мыть края раковины. Он ударил ее по щеке. Постоял, подумал, не ударить ли еще. Затем отошел и снова сел, а она стала оттирать губкой пятно с кухонного стола.
Через дорогу разгружали машины. Слышался шум грузовиков, голоса рабочих. Она съела еще кусок с тарелки и вымыла подоконник за раковиной.
– Я говорю им, что он заботится о моем состоянии. И бьет совсем несильно. Просто у меня такая кожа, и кажется, будто сильно.
Он подошел снова и начал колотить ее по обеим рукам. Она закрыла кран. Он бил ее по плечам ладонями.
– Я говорю им – он же не виноват, что у меня сразу синяки.
Она прикрыла руками голову. Он продолжал бить ее, словно в детской игре «ладушки», ритмично, сначала правой, потом левой, раз-два. Шумно дышал носом за ее спиной. Чувствовалось, насколько он сосредоточен.
Она лежала в темноте и думала о бумажке, которую скомкала и швырнула. Там был седьмой урок. Пожилой человек из русской общины присылал ей по почте задания, чтобы она учила английский. На первом листе он написал большими русскими буквами: «Меня зовут Марина». А она должна была подписать внизу, как это по-английски. Урок номер два: «Я живу в Форт-Уорте». Урок номер три: «Мы покупаем продукты по вторникам». Каждый урок на отдельной странице. Она отправляла ему страницы с переводом, он исправлял и отсылал снова, с новым заданием. И вот урок номер семь измят. Что он теперь подумает?
Ли вышел из ванной и лег в постель. Она чувствовала, как осторожно он залез под одеяло, чтобы не разбудить, если она спит. Разумеется, она лежала к нему спиной.
Она снова вспомнила Голландию. С недавних пор она вдруг стала вспоминать, как во время путешествия на поезде через Европу увидела голландские деревни и услышала звон церковных колоколов. Она поразилась – то была самая чистая страна в мире, невероятно чистая, с уютными домиками, аккуратными улицами и безупречно ровными изгородями на лугах.
Ей не хотелось кормить ребенка в нервном состоянии.
Она думала, что их жизнь останется прежней. Просто кое-что добавится. У них одинаковые шрамы на руках, значит, судьбой им предназначено встретиться и полюбить друг друга.
Она вспомнила, как гуляла по супермаркету. После уличной жары она попала в мир тихой музыки и звона колокольчиков. Полы сверкали. Проходы оказались необычайно длинными, по бокам – полки с косметикой, прилавки заставлены блестящими дамскими сумочками, а одежда занимает несколько залов. И повсюду приятный аромат.
Он хотел поступить в колледж, изучать политику и экономику. Но помешала необходимость зарабатывать на жизнь.
Даже когда он бил ее, то казался где-то далеко. Он никогда не был рядом целиком.
Мамочка купила ей скромные шорты с защипами, с глубокими карманами. Тут они не сошлись во вкусах.
Она знала, что он пытается понять, спит она или нет. Он уже был готов заговорить или прикоснуться к ней. Наверняка прикоснется, приподнимется на локте и мягко положит руку на бедро. Она чувствовала его желание, словно поток воздуха в темноте. Очень явно. Он ждал, сомневаясь, можно ли уже. Она его жена, а ему приходится сомневаться.
Она снова вспомнила Голландию.
Вспомнила, как они ступили на берег в Нью-Йорке. Ночь в отеле посреди неоновых водопадов. Неоновые реки и озера.
Он – человек, который пребывает где-то далеко.
Ароматы. Удивительно чистые полы. Она стояла среди телевизоров. Полдня смотрела пять разных программ по соседним телевизорам. Ходила между рядами. Прохладно и спокойно. Никто не заговаривает с тобой, пока не задашь вопрос или не купишь чего-нибудь. Она не могла ни того, ни другого.
Он отправился за едой, оставив ее одну с ребенком в Нью-Йорке, в старом отеле, и она взяла тряпку и стерла грязь с жалюзи.
Она чувствовала, что сейчас он к ней прикоснется, что собирается с духом после этих побоев, после всего, что они наговорили друг другу.
Их свела судьба, но она не знала его до конца. Даже когда они вместе принимали ванну. Даже когда занимались любовью.
Когда она выучит английский, он станет ближе. Это обязательно случится.
Мы покупаем продукты по вторникам.
Они все же занялись любовью, с нежностью, искренне простив друг другу все.
Рядом с их бунгало на стене висит покосившийся плакат.
«Ватикан – шлюха Апокалипсиса».
Ли переводит Марине.
Маргарите было спокойно. Она стояла у гладильной доски и водила утюгом по своей форменной блузке. В гостиной стояли диван с горой разноцветных подушек, два удобных кресла, письменный стол, телевизор и декоративная подставка для цветов, по которой вился плющ. Форма у нее всегда чистая и свежая, она гладила ее как можно чаще. Она работала в чужих домах, по рекомендации, в лучших домах Форт-Уорта, заботилась о детях богатых людей.
И я сказала той женщине, что у Ли через две недели день рождения, а у него нет рабочей одежды, и та спросила: «Миссис Освальд, а какой у него размер?» И оказалось, что размер у него почти такой, как у ее мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122