В эти минуты сигарета казалась абсолютным счастьем.
Линетт в верхней одежде сидела у соседнего зеркала, погрузившись в журнал «Лук».
– Будь у меня хоть немного ума, – сказала Бренда, – я взяла бы все, что мне причитается, и смоталась бы. У меня дети, семь и четыре года, и я так устаю, что большую часть времени нет сил даже поздороваться.
Линетт перевернула страницу.
– Знаешь, этот Бобби Кеннеди вполне в моем вкусе, – заявила она. – Бобби мог бы свести меня с ума. У него есть такой жесткий отсвет. Десять минут в его обществе – и крыша у меня поедет.
– Для меня он ничего не делает.
– Я от него просто в улете.
– Это где, Линетт?
– У него есть этот мелкий сволочизм, но он как бы этого не знает?
– Скорее всего, знает, – ответила Бренда. – Его брата я приму когда угодно. Джек был бы лучше в постели. Мне нравятся плечистые любовники. Не люблю я этих дохляков.
– Бобби – атлет.
– Президент зрелый человек, он может иметь дело с женщинами вроде нас. Правда, я не готова с ним обосноваться.
– Тебе нужна такая же пышная прическа, как у Джеки.
– Мне нужно не только это.
– У тебя есть сиськи, Бренда.
– Сиськи, сиськи. Это моя ахиллесова пята. Слишком много достоинств напоказ. Что означает кучу проблем.
– А чем вообще он занимается, этот генеральный прокурор?
– Ты что, не знаешь? Он же главный коп.
– Главный коп или главный поп?
– Один черт, – сказала Бренда.
В зале началось какое-то волнение. Прозвучали голоса, разбился стакан или бутылка. Линетт перевернула страницу.
– А ты веришь этим байкам, будто по точному времени рождения про тебя могут вычислить все?
– Как говорится, чую здесь подвох.
Шум в зале усилился. Такое чувствуешь сквозь стены. Бренда накинула халат, прошла в конец коридора и выглянула в зал. Между баром и входом мелькали руки и тела. Четверо мужчин, и Джек в их числе, толкали парня, который выглядел так, будто причесывался петардами. Оказалось, что Джек хочет спустить парня с лестницы. А остальные пытаются этот беспредел прекратить. Бренда дождалась, когда поденщик выбрался из живого клубка и отошел в сторону, тряся рукой, которую, наверное, ушибли.
– В чем дело? – спросила она.
– Этот тип как бы ухватил за задницу одну официантку. Ну, тесно так прижался.
– У нас теперь за это убивают?
– Вы же знаете, Джек не выносит, когда обижают его девчонок. Он просто беситься начинает.
Джек вырвал парня из рук остальных, и они вдвоем сбежали вниз по узкой лестнице, совсем не соображая, стукаясь о перила, почти вырываясь на улицу.
Шумная толпа ринулась следом, колонной по одному. Бренда глубоко затянулась и отправилась обратно, продолжить беседу.
На улице Джек повалил парня на землю. Затем принялся бить его ногами, причем как-то брезгливо, словно пытался стряхнуть с ботинка собачье дерьмо. Парень откатился и побежал по улице, прорвался сквозь ряд зевак перед соседним клубом, где шло любительское ночное стрип-шоу. Джек рванул за ним, следом пять или шесть посетителей «Карусели». Парень бежал быстрее, но на полпути развернулся и приготовился к драке. Никто не понял, зачем это, и Джек разозлился еще сильнее. Он врезался в парня с разбегу. Столь мощный натиск сбил того с ног. Джек два раза пнул его, парень схватил Джека за лодыжку и в замедленном движении уложил на мостовую. Затем пополз к знаку парковки. Джек, стоя на коленях, ухватил парня за ногу, чтобы не дать добраться до столба. Кто-то попытался разжать его хватку, мягко уговаривая. Парень вырывался, продолжая ползти к знаку. Было ясно, что происходит. Главное – добраться до знака. Двое посетителей бара разняли дерущихся, но Джек два раза пнул парня по ребрам. Тот встал, глядя в сторону. Штаны его были расстегнуты. Джек крепко ударил его по голове через плечи людей, которые разнимали их, парень выскочил на проезжую часть и остановился там, машинам приходилось огибать его. Поправил штаны. Так и стоял посреди потока машин, не глядя на тротуар, где люди тяжело отдувались после бега и потасовки.
Джек направился обратно. Дойдя до группы посетителей соседнего клуба, он принялся пожимать всем руки и раздавать визитки с названием «Карусели» и часами работы. Затем сел в свой белый «олдсмобиль» и поехал проветриться.
Автомобиль Джека являл собой передвижной хламовник. Собаки погрызли сиденья и коврики. Выпотрошили набивку заднего сиденья, так что из него торчали пружины. На стеклах отпечатки собачьих лап. На самом сиденье громоздятся восемь пустых коробок от спиртного. Банки из-под газировки перекатываются по полу при каждом торможении или повороте. На приборной доске лежат две сотни долларов, завернутые в обертку от мяса с пятнами бараньей крови. В бардачке еще «Прелюдии» и шапочка для душа, куча неоплаченных квитанций, записных книжек, несколько презервативов, кастет и программа телевидения.
Он включил радио и начал искать диск-жокея Скирда-Борода. Чтобы успокоиться, ему нужно слышать знакомый голос.
Он поколесил по центру Далласа. Нечасто приходится вышибать кого-то из парней, которые безобразничают в клубе. Стоит им тебя настолько запугать, считай, твои дни сочтены. Он нащупал в пиджаке револьвер 38-го калибра, засунутый в мешочек для денег Торгового банка вместе с недавней выручкой, тремя тысячами долларов, туго стянутыми розовыми резинками.
Возможно, именно из-за разговора с Джеком Карлински его так разозлил парень, который лапал эту девицу, как ее там, Ему нужно взять эти деньги. Других источников нет. Он по уши в долгах и других неприятностях. Даже будь у него завтра на руках сорок тысяч, и то он не решил бы всех проблем. Ему нужно поднимать свое дело. Им недоволен профсоюз по поводу девочек. И еще этот давнишний вымогатель с Западного побережья, который отказал дать ему ссуду, а теперь и Карлински клонит туда же.
Значит, пиджак мохеровый. Надо было два купить. На один гадить, другим прикрывать.
Он долго добирался до места, где бросаешь жетон в автомат, и он тебе моет машину Его брат Сэм продал одну из двух своих моек и с интересом поглядывал на эту этого не случится, но всякое бывает. Он пробовал торговать разными вещами с разными братьями, от солонок и перечниц до симпатичных бюстов Рузвельта. Продавал бижутерию, лекарство от подагры и приспособления для сеялок от Чикаго до Сан-Франциско.
Тридцать лет подряд кость у нее в горле.
Скирда-Борода вещал:
– Я знаю, о чем вы думаете. Будто я все сочиняю. Но я не сочиняю. Все, что говорю вам я, – правда. Ребята, мы – настоящие. А теперь вопрос, который останется с вами на ночь. Кто настоящий, а кого подослали записывать? Вы сидите там, в глубине ночи, и слушаете тайком, а почему тайком? Потому что не знаете, кому верить, кроме меня. Мы единственные, кто не из них. Этот маленький радиоприемник – путь к истине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Линетт в верхней одежде сидела у соседнего зеркала, погрузившись в журнал «Лук».
– Будь у меня хоть немного ума, – сказала Бренда, – я взяла бы все, что мне причитается, и смоталась бы. У меня дети, семь и четыре года, и я так устаю, что большую часть времени нет сил даже поздороваться.
Линетт перевернула страницу.
– Знаешь, этот Бобби Кеннеди вполне в моем вкусе, – заявила она. – Бобби мог бы свести меня с ума. У него есть такой жесткий отсвет. Десять минут в его обществе – и крыша у меня поедет.
– Для меня он ничего не делает.
– Я от него просто в улете.
– Это где, Линетт?
– У него есть этот мелкий сволочизм, но он как бы этого не знает?
– Скорее всего, знает, – ответила Бренда. – Его брата я приму когда угодно. Джек был бы лучше в постели. Мне нравятся плечистые любовники. Не люблю я этих дохляков.
– Бобби – атлет.
– Президент зрелый человек, он может иметь дело с женщинами вроде нас. Правда, я не готова с ним обосноваться.
– Тебе нужна такая же пышная прическа, как у Джеки.
– Мне нужно не только это.
– У тебя есть сиськи, Бренда.
– Сиськи, сиськи. Это моя ахиллесова пята. Слишком много достоинств напоказ. Что означает кучу проблем.
– А чем вообще он занимается, этот генеральный прокурор?
– Ты что, не знаешь? Он же главный коп.
– Главный коп или главный поп?
– Один черт, – сказала Бренда.
В зале началось какое-то волнение. Прозвучали голоса, разбился стакан или бутылка. Линетт перевернула страницу.
– А ты веришь этим байкам, будто по точному времени рождения про тебя могут вычислить все?
– Как говорится, чую здесь подвох.
Шум в зале усилился. Такое чувствуешь сквозь стены. Бренда накинула халат, прошла в конец коридора и выглянула в зал. Между баром и входом мелькали руки и тела. Четверо мужчин, и Джек в их числе, толкали парня, который выглядел так, будто причесывался петардами. Оказалось, что Джек хочет спустить парня с лестницы. А остальные пытаются этот беспредел прекратить. Бренда дождалась, когда поденщик выбрался из живого клубка и отошел в сторону, тряся рукой, которую, наверное, ушибли.
– В чем дело? – спросила она.
– Этот тип как бы ухватил за задницу одну официантку. Ну, тесно так прижался.
– У нас теперь за это убивают?
– Вы же знаете, Джек не выносит, когда обижают его девчонок. Он просто беситься начинает.
Джек вырвал парня из рук остальных, и они вдвоем сбежали вниз по узкой лестнице, совсем не соображая, стукаясь о перила, почти вырываясь на улицу.
Шумная толпа ринулась следом, колонной по одному. Бренда глубоко затянулась и отправилась обратно, продолжить беседу.
На улице Джек повалил парня на землю. Затем принялся бить его ногами, причем как-то брезгливо, словно пытался стряхнуть с ботинка собачье дерьмо. Парень откатился и побежал по улице, прорвался сквозь ряд зевак перед соседним клубом, где шло любительское ночное стрип-шоу. Джек рванул за ним, следом пять или шесть посетителей «Карусели». Парень бежал быстрее, но на полпути развернулся и приготовился к драке. Никто не понял, зачем это, и Джек разозлился еще сильнее. Он врезался в парня с разбегу. Столь мощный натиск сбил того с ног. Джек два раза пнул его, парень схватил Джека за лодыжку и в замедленном движении уложил на мостовую. Затем пополз к знаку парковки. Джек, стоя на коленях, ухватил парня за ногу, чтобы не дать добраться до столба. Кто-то попытался разжать его хватку, мягко уговаривая. Парень вырывался, продолжая ползти к знаку. Было ясно, что происходит. Главное – добраться до знака. Двое посетителей бара разняли дерущихся, но Джек два раза пнул парня по ребрам. Тот встал, глядя в сторону. Штаны его были расстегнуты. Джек крепко ударил его по голове через плечи людей, которые разнимали их, парень выскочил на проезжую часть и остановился там, машинам приходилось огибать его. Поправил штаны. Так и стоял посреди потока машин, не глядя на тротуар, где люди тяжело отдувались после бега и потасовки.
Джек направился обратно. Дойдя до группы посетителей соседнего клуба, он принялся пожимать всем руки и раздавать визитки с названием «Карусели» и часами работы. Затем сел в свой белый «олдсмобиль» и поехал проветриться.
Автомобиль Джека являл собой передвижной хламовник. Собаки погрызли сиденья и коврики. Выпотрошили набивку заднего сиденья, так что из него торчали пружины. На стеклах отпечатки собачьих лап. На самом сиденье громоздятся восемь пустых коробок от спиртного. Банки из-под газировки перекатываются по полу при каждом торможении или повороте. На приборной доске лежат две сотни долларов, завернутые в обертку от мяса с пятнами бараньей крови. В бардачке еще «Прелюдии» и шапочка для душа, куча неоплаченных квитанций, записных книжек, несколько презервативов, кастет и программа телевидения.
Он включил радио и начал искать диск-жокея Скирда-Борода. Чтобы успокоиться, ему нужно слышать знакомый голос.
Он поколесил по центру Далласа. Нечасто приходится вышибать кого-то из парней, которые безобразничают в клубе. Стоит им тебя настолько запугать, считай, твои дни сочтены. Он нащупал в пиджаке револьвер 38-го калибра, засунутый в мешочек для денег Торгового банка вместе с недавней выручкой, тремя тысячами долларов, туго стянутыми розовыми резинками.
Возможно, именно из-за разговора с Джеком Карлински его так разозлил парень, который лапал эту девицу, как ее там, Ему нужно взять эти деньги. Других источников нет. Он по уши в долгах и других неприятностях. Даже будь у него завтра на руках сорок тысяч, и то он не решил бы всех проблем. Ему нужно поднимать свое дело. Им недоволен профсоюз по поводу девочек. И еще этот давнишний вымогатель с Западного побережья, который отказал дать ему ссуду, а теперь и Карлински клонит туда же.
Значит, пиджак мохеровый. Надо было два купить. На один гадить, другим прикрывать.
Он долго добирался до места, где бросаешь жетон в автомат, и он тебе моет машину Его брат Сэм продал одну из двух своих моек и с интересом поглядывал на эту этого не случится, но всякое бывает. Он пробовал торговать разными вещами с разными братьями, от солонок и перечниц до симпатичных бюстов Рузвельта. Продавал бижутерию, лекарство от подагры и приспособления для сеялок от Чикаго до Сан-Франциско.
Тридцать лет подряд кость у нее в горле.
Скирда-Борода вещал:
– Я знаю, о чем вы думаете. Будто я все сочиняю. Но я не сочиняю. Все, что говорю вам я, – правда. Ребята, мы – настоящие. А теперь вопрос, который останется с вами на ночь. Кто настоящий, а кого подослали записывать? Вы сидите там, в глубине ночи, и слушаете тайком, а почему тайком? Потому что не знаете, кому верить, кроме меня. Мы единственные, кто не из них. Этот маленький радиоприемник – путь к истине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122