Совершенно по-новому. Основным цветом будет красный шелк, как в старые добрые времена. Скоро возобновятся съезды. Может, у Кармине как-нибудь найдется свободная минутка подумать об этом, пока он в машине едет.
– Я бы хотел оставить тебе хоть какой-то проблеск.
– Ценю.
– Я просто его катаю. На самом деле гораздо важнее другое. Каждое утро я надеваю на него жилет. И хорошенько затягиваю.
– Какой жилет?
– Его бронежилет. Он же, мать твою, страной правит.
Они пожали друг другу руки у лестницы. Затем Тони обнял расчувствовавшегося Джека.
– Хочу кое-что сделать. Я пришлю тебе доску-вертелку. У меня есть такая, хочу, чтоб ты попробовал. Тестовая модель. Тони… Мы же плавали.
Джек позвонил Джорджу Сенатору.
Позвонил сестре Еве.
Позвонил раввину Хиллелю Сильверману.
Позвонил Линетт Батистон, Наезднице Рэнди, и сказал, что выходной ей брать нельзя. Двойная Радость у себя в Гранд-Прейри с больным животом.
Джек открыл дверь в заднюю комнату, и собаки наперегонки бросились наружу как безумные. Собачья преданность как-то залечивает раны, которые достаются нам в этом мире. Он вытащил Шебу из этого клубка шерсти и направился к машине. Проехал квартал к банку. Съездил в «Шератон» и зашел в буфет сообщить девушке за стойкой, что знает анекдот, от которого она просто рухнет. Объехал несколько магазинов в поисках диетической еды. Услышал полицейскую сирену и подумал о погоне – просто так, чтобы встряхнуться, но тут же потерял всякий интерес, и на него напала хандра.
В этом мрачном настроении он почувствовал себя никем. Кто он такой? Кому до него может быть дело?
Он поездил еще немного, затем остановился у пекарни и купил чизкейк. Взял его с собой в здание полиции и суда, поднялся в лифте на третий этаж. Сунулся в несколько кабинетов и понес чизкейк в конференц-зал. Туда вошло человек пять служащих и детективов. Джек запил «Прелюдии» глотком холодного кофе из бумажного стаканчика. Кто-то заметил, что у Джека обрубок вместо указательного пальца. Несчастный случай, как исстари ведется. Он рассказал два анекдота, все посмеялись. Затем прошел по коридору в отдел убийств, заглянул туда и увидел Рассела Шивли, долговязого типа с загорелым лицом, который сидел за столом и читал «Поля и ручьи». Джек всегда считал его эдаким старомодным идеалом техасского служителя закона.
– Рассел, сколько мы уже знакомы?
– Не знаю, черт возьми.
– Я тебе когда-нибудь говорил о самоубийстве?
– Вроде бы нет, Джек.
– Рассел, если я когда-нибудь скажу тебе о самоубийстве, или что хочу умереть, или наложить на себя руки, то знай – это не пустая угроза, чтобы добиться внимания. Если ты однажды поднимешь трубку, услышишь слова: «Я сейчас покончу с собой» и узнаешь мой голос, то знай – это не блеф.
Все это, конечно, прозвучало невпопад, поэтому Рассел просто внимательно посмотрел Джеку в глаза и кивнул, не представляя, что ответить.
Джек снова нахлобучил федору с заломленными полями и вышел из комнаты. Спустился к машине и поехал в «Карусель». Вспомнил, что надо позвонить в несколько мест. По полу катались бутылки и банки. Он подумал о драке, в которой потерял палец. Десяток лет назад он совершенно по-звериному сцепился с гитаристом «Серебряной шпоры», которой тогда управлял. Этот гитарист откусил ему часть указательного пальца на левой руке. Он это сделал одним решительным укусом, мотнув головой, верхняя фаланга повисла и восстановлению уже не подлежала. Пострадала репутация Джека, ведь он хотел податься в масоны, вольные каменщики, или как их там называют, чтобы завязать деловые знакомства или дружбу. Но масоны не примут в свои ряды человека, у которого не хватает части тела. Таков у них древний закон.
Джек позвонил своему адвокату.
Позвонил в «Утренние новости» насчет рекламы клуба.
Позвонил стриптизерше по имени Дженет Элворд.
– Я не кажусь тебе гомиком, Дженет? А мой голос? Говорят, я шепелявлю. Может, нормальные люди так и воспринимают голубых? Как считаешь, вдруг я тайный гей? Я могу пойти по другой дорожке? Не виляй хвостом, Дженет. Мне нужна полная правда.
Пришел бармен. Джек попенял ему, что стаканы не идеально чистые. Заметил новую официантку в длинной блузке с оборками. Отвел ее в угол и рассказал анекдот. Она громко расхохоталась. Рассказал еще один, короткий, и быстро удалился, глянув через плечо, как она смеется в углу.
Ему нравились женщины с веснушчатой грудью в декольте.
Он сел в машину и поехал домой, пообедать. Ведь каково жить еврею в таком месте, в таком штате, как Техас? Толком не выговориться, не настоять на своем. Но Джек любил этот город. Здесь он мог жить так, как хотел. Не приходилось скрывать своего происхождения. Не приходилось слушать анекдоты про евреев от конферансье в клубе. Конферансье знал, что один еврейский анекдот может закончиться для него вызовом «скорой». Нет, Джек не жаловался. Просто иногда такое ощущение, будто они скрывают некую тайну. Он вырос тут, в окрестностях, в боях между кварталами. Что такое Даллас по сравнению с этим? Он приходил домой весь в крови, потому что вступался за евреев. Встречал сестер на трамвайной остановке в Городе макаронников, чтобы никто не кричал им вслед «жидовки», не причмокивал за спиной, не прикасался к ним. Нет, Джек не жаловался. Просто такое чувство, будто ты вне игры. Но у него авторитетные друзья. Он любил дать ссуду молодому полицейскому, у которого родился ребенок. Клуб посещали полисмены в штатском. Сколько можно назвать городов, где еврей заходит в штаб-квартиру полиции и слышит: «Привет, как дела? Джек пришел». Я обязан жизнью этому городу.
Джордж объявил, что сегодня на ужин спагетти.
– А я думал, жареная треска.
– Откуда?
– Я же приносил треску… когда, не помнишь?
– Ничего не знаю, – ответил Джордж.
Джек запил «Прелюдии» остатками сока.
– В общем, я расстроен.
– Насчет чего?
– Насчет того, что он сказал.
– Не дал ссуду.
– Они готовы прикрыть мой клуб.
– Ты слишком много пьешь этой дряни, Джек.
– Их прописывают от ожирения.
– Но не настолько же ты толстый.
– Мне нужен стимул, – ответит Джек.
Он взял купленную утром газету и отправился в туалет. Читал Джек только в туалете. Самое приятное за весь день. Он читал о ночной жизни города, рекламу клубов, местные сплетни, развлекательную колонку. По всему городу идут представления. Он поискал конкурентов. Испражняясь, он успокоился. Наступило умиротворение.
После он беседовал на кухне с Джорджем.
Не хотелось снова доходить до того, чтобы ночевать в клубе. Не так давно ему негде было жить. Новую квартиру он еще не нашел, не хватало наличных, чтобы выкрутиться. Ночевал в клубе. Жил там, питался, спал на раскладушке в задней комнате вместе с собаками. Вся его жизнь проходила под одной крышей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
– Я бы хотел оставить тебе хоть какой-то проблеск.
– Ценю.
– Я просто его катаю. На самом деле гораздо важнее другое. Каждое утро я надеваю на него жилет. И хорошенько затягиваю.
– Какой жилет?
– Его бронежилет. Он же, мать твою, страной правит.
Они пожали друг другу руки у лестницы. Затем Тони обнял расчувствовавшегося Джека.
– Хочу кое-что сделать. Я пришлю тебе доску-вертелку. У меня есть такая, хочу, чтоб ты попробовал. Тестовая модель. Тони… Мы же плавали.
Джек позвонил Джорджу Сенатору.
Позвонил сестре Еве.
Позвонил раввину Хиллелю Сильверману.
Позвонил Линетт Батистон, Наезднице Рэнди, и сказал, что выходной ей брать нельзя. Двойная Радость у себя в Гранд-Прейри с больным животом.
Джек открыл дверь в заднюю комнату, и собаки наперегонки бросились наружу как безумные. Собачья преданность как-то залечивает раны, которые достаются нам в этом мире. Он вытащил Шебу из этого клубка шерсти и направился к машине. Проехал квартал к банку. Съездил в «Шератон» и зашел в буфет сообщить девушке за стойкой, что знает анекдот, от которого она просто рухнет. Объехал несколько магазинов в поисках диетической еды. Услышал полицейскую сирену и подумал о погоне – просто так, чтобы встряхнуться, но тут же потерял всякий интерес, и на него напала хандра.
В этом мрачном настроении он почувствовал себя никем. Кто он такой? Кому до него может быть дело?
Он поездил еще немного, затем остановился у пекарни и купил чизкейк. Взял его с собой в здание полиции и суда, поднялся в лифте на третий этаж. Сунулся в несколько кабинетов и понес чизкейк в конференц-зал. Туда вошло человек пять служащих и детективов. Джек запил «Прелюдии» глотком холодного кофе из бумажного стаканчика. Кто-то заметил, что у Джека обрубок вместо указательного пальца. Несчастный случай, как исстари ведется. Он рассказал два анекдота, все посмеялись. Затем прошел по коридору в отдел убийств, заглянул туда и увидел Рассела Шивли, долговязого типа с загорелым лицом, который сидел за столом и читал «Поля и ручьи». Джек всегда считал его эдаким старомодным идеалом техасского служителя закона.
– Рассел, сколько мы уже знакомы?
– Не знаю, черт возьми.
– Я тебе когда-нибудь говорил о самоубийстве?
– Вроде бы нет, Джек.
– Рассел, если я когда-нибудь скажу тебе о самоубийстве, или что хочу умереть, или наложить на себя руки, то знай – это не пустая угроза, чтобы добиться внимания. Если ты однажды поднимешь трубку, услышишь слова: «Я сейчас покончу с собой» и узнаешь мой голос, то знай – это не блеф.
Все это, конечно, прозвучало невпопад, поэтому Рассел просто внимательно посмотрел Джеку в глаза и кивнул, не представляя, что ответить.
Джек снова нахлобучил федору с заломленными полями и вышел из комнаты. Спустился к машине и поехал в «Карусель». Вспомнил, что надо позвонить в несколько мест. По полу катались бутылки и банки. Он подумал о драке, в которой потерял палец. Десяток лет назад он совершенно по-звериному сцепился с гитаристом «Серебряной шпоры», которой тогда управлял. Этот гитарист откусил ему часть указательного пальца на левой руке. Он это сделал одним решительным укусом, мотнув головой, верхняя фаланга повисла и восстановлению уже не подлежала. Пострадала репутация Джека, ведь он хотел податься в масоны, вольные каменщики, или как их там называют, чтобы завязать деловые знакомства или дружбу. Но масоны не примут в свои ряды человека, у которого не хватает части тела. Таков у них древний закон.
Джек позвонил своему адвокату.
Позвонил в «Утренние новости» насчет рекламы клуба.
Позвонил стриптизерше по имени Дженет Элворд.
– Я не кажусь тебе гомиком, Дженет? А мой голос? Говорят, я шепелявлю. Может, нормальные люди так и воспринимают голубых? Как считаешь, вдруг я тайный гей? Я могу пойти по другой дорожке? Не виляй хвостом, Дженет. Мне нужна полная правда.
Пришел бармен. Джек попенял ему, что стаканы не идеально чистые. Заметил новую официантку в длинной блузке с оборками. Отвел ее в угол и рассказал анекдот. Она громко расхохоталась. Рассказал еще один, короткий, и быстро удалился, глянув через плечо, как она смеется в углу.
Ему нравились женщины с веснушчатой грудью в декольте.
Он сел в машину и поехал домой, пообедать. Ведь каково жить еврею в таком месте, в таком штате, как Техас? Толком не выговориться, не настоять на своем. Но Джек любил этот город. Здесь он мог жить так, как хотел. Не приходилось скрывать своего происхождения. Не приходилось слушать анекдоты про евреев от конферансье в клубе. Конферансье знал, что один еврейский анекдот может закончиться для него вызовом «скорой». Нет, Джек не жаловался. Просто иногда такое ощущение, будто они скрывают некую тайну. Он вырос тут, в окрестностях, в боях между кварталами. Что такое Даллас по сравнению с этим? Он приходил домой весь в крови, потому что вступался за евреев. Встречал сестер на трамвайной остановке в Городе макаронников, чтобы никто не кричал им вслед «жидовки», не причмокивал за спиной, не прикасался к ним. Нет, Джек не жаловался. Просто такое чувство, будто ты вне игры. Но у него авторитетные друзья. Он любил дать ссуду молодому полицейскому, у которого родился ребенок. Клуб посещали полисмены в штатском. Сколько можно назвать городов, где еврей заходит в штаб-квартиру полиции и слышит: «Привет, как дела? Джек пришел». Я обязан жизнью этому городу.
Джордж объявил, что сегодня на ужин спагетти.
– А я думал, жареная треска.
– Откуда?
– Я же приносил треску… когда, не помнишь?
– Ничего не знаю, – ответил Джордж.
Джек запил «Прелюдии» остатками сока.
– В общем, я расстроен.
– Насчет чего?
– Насчет того, что он сказал.
– Не дал ссуду.
– Они готовы прикрыть мой клуб.
– Ты слишком много пьешь этой дряни, Джек.
– Их прописывают от ожирения.
– Но не настолько же ты толстый.
– Мне нужен стимул, – ответит Джек.
Он взял купленную утром газету и отправился в туалет. Читал Джек только в туалете. Самое приятное за весь день. Он читал о ночной жизни города, рекламу клубов, местные сплетни, развлекательную колонку. По всему городу идут представления. Он поискал конкурентов. Испражняясь, он успокоился. Наступило умиротворение.
После он беседовал на кухне с Джорджем.
Не хотелось снова доходить до того, чтобы ночевать в клубе. Не так давно ему негде было жить. Новую квартиру он еще не нашел, не хватало наличных, чтобы выкрутиться. Ночевал в клубе. Жил там, питался, спал на раскладушке в задней комнате вместе с собаками. Вся его жизнь проходила под одной крышей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122