Скажу варвару, у него вроде нервы покрепче и извилин побольше. Ах да, кстати… О боги, боги, благодарю вас за то, что когда-то — вашими, разумеется, усилиями — я познакомился с языком этих уродов…»
Восемь лет назад, когда их цирк давал представление в одном из туранских городов, боги познакомили Омигуса не только с языком кочевников, но и с их обычаями. Так вот, после прощального представления Омигус решил нанести последний визит полюбившимся ему питейным заведениям, где вино было и крепче, и дешевле. Прощание с трактирами и погребками затянулось аж на три дня. Труппа задержалась на один день, пытаясь отыскать своего волшебника. Друзья-циркачи облазили все, на их взгляд, привлекательные для потерявшегося артиста места, привычки которого они слишком хорошо знали, но дня оказалось недостаточно. Маг запропастился всерьез и надолго. Рассерженные циркачи махнули на непутевого чародея рукой и уехали без него, решив, что Омигусу известно, куда они направляются,— как-нибудь сам доберется, тем более не впервой.
На третий день маг выбрался из погребка. Не найдя свой цирк, он пересчитал оставшиеся деньги и понял, что медяков хватит только на какую-нибудь клячу, на которой и придется догонять друзей. Но на базаре Омигуса осенило: ведь он может купить ослика, и еще останутся деньги на еду в дороге. Чародей приобрел ослика по подозрительно низкой цене и на радостях опять напился. В затуманенном состоянии рассудка Омигус пустился вдогонку за родной труппой. В степи, через которую пролегал его путь, он сбился с дороги и заблудился. А тут еще осел вознамерился через шаг останавливаться, и никакие заклинания не могли сдвинуть его с места.
Когда же наконец маг увидел на горизонте шатры кочевого племени, он бросил тупое животное и, усталый и голодный, отправился туда пешком. Осел, кстати, пошел за ним следом, но стоило оседлать его, как он вставал как вкопанный. Так чародей и его осел попали к кочевникам. Осла съели, а чародея сделали рабом. Около полугода Омигус носил колодки и занимался черной работой, но однажды ему удалось украсть кинжал. Несколько ночей он подпиливал оковы, днем затирал разрез грязью и наконец перепилил их. Потом он, незаметно пробравшись к загону, украл лошадь и ускакал на свободу. После двух месяцев одинокого и трезвого странствия по городам и деревням он набрел на свой цирк. Тогда-то Омигус и поклялся себе и своим друзьям, что в рот не возьмет демонического зелья… но уже спустя неделю опять напился в хлам, и все вернулось на круги своя.
И вот сейчас — как вечное наказание за грехи — опять кочевники, и на сей раз твердо решившие убить его. А этого ох как не хочется!
Рассказав Конану о планах дикарей и убедившись, что тот действительно собрался драться со всем кочевьем, Омигус направил мысли на то, как ему вернее спастись.
* * *
Дикарь, оставшийся в одной, отвратительно топорщившейся, повязке вокруг пояса, надвигался на Луару. Волосатые руки тянутся к ней, и вот-вот унизанные кольцами пальцы ухватят ее…
Девушка откатилась на другую сторону постели — дикарь промахнулся. Она бросилась к выходу, откинула шкуры — но сильный толчок бросил ее обратно. Мелькнули алые пояса, заткнутые за них кинжалы. Луара отлетела назад и попала в объятия обезьяньих рук насильника…
* * *
Они остановились около бахран-сарая. В сгустившихся сумерках мир казался серым и холодным. Начальник дозора указал на полог, что-то сказал. Вставший по другую сторону от входа толмач перевел:
— Идите. Вас ждут женщины. Смотри, где твой сестра, там — не там. Идите.
Конан шагнул к входному отверстию, остановился, обернулся и, улыбнувшись, оглядел собравшихся. То, что произошло дальше, было неожиданностью для всех и случилось столь молниеносно, что окружающие отреагировали слишком поздно.
— Начинаем, Хорг! — спокойно сказал Конан. С этими словами он схватил одной рукой начальника дозора, другой — переводчика и легко, словно мешки с опилками, закинул в шатер, сбив их телами занавеску из шкур. После чего меч будто сам прыгнул в руку варвара.
Едва Конан научился ходить, отец подарил ему деревянные меч и ножны. Едва Конан научился говорить и понимать речь, отец сказал ему: «Сперва научись быстрее всех вытаскивать меч, а потом учись сражаться им. Побеждает тот, кто вытащил меч первым, а уж потом тот, кто ударил сильнее…»
Просвистели стрелы — толмач с начальником дозора беззвучно повалились на шкуры. Тигриный прыжок — и вот северянин стоит рядом с выстроившимися полукругом воинами-кочевниками, не успевшими за прошедшие мгновения не только положить новые стрелы на тетиву, но даже понять, что происходит. Длинный, острый, тяжелый двуручный меч врезался в их тела. Взмах, еще взмах, смертоносная сталь мелькала в воздухе слева направо, сверху вниз, и никто не мог спастись от нее.
Хорг хоть и был наготове, хоть и понимал, что вот сейчас Конан начнет то, из чего вряд ли удастся выйти живым, хоть и услышал слова «Начинаем, Хорг», но опомнился и выхватил из-за пояса молот лишь тогда, когда северянин уже вовсю крошил дикарей.
Издав оглушительный рев, чтобы вместе с ним выгнать из легких и из души последний страх, Хорг поднял свое устрашающее оружие и пошел на ближайшего кочевника, который уже успел обнажить кривую саблю и подставить ее навстречу удару молота. Однако кузнец вложил в удар столько силы и злобы, что вогнал саблю сквозь шапку прямиком в голову врага.
Слева налетел еще один противник — кузнец успел подставить молот, кочевник напоролся на него животом и пополам согнулся от боли. Свободной рукой Хорг схватил дикаря за грудки и швырнул под ноги двум подоспевшим кочевникам. Те споткнулись и упали на утрамбованную землю. Чудовищное стальное оружие дважды поднялось и опустилось, ломая кости, вгоняя их обломки в плоть. В этот момент рядом что-то со свистом прорезало воздух — стрела чиркнула по руке, оставив кровоточащую царапину. Хорг заметил, что вокруг него образовалось пустое пространство. Кочевники отошли подальше, чтобы расстрелять сопротивляющегося иноземца из любимого оружия. Поднялись луки, натянулась тетива. Чуть в стороне сражался Конан. Хорг пришел в замешательство, видя направленные на себя стрелы и не зная, что предпринять. Вот-вот стрелы устремятся в полет…
Вдруг за спиной кузнеца полыхнула вспышка, а потом — множество вспышек впереди него. Хорга вмиг заволокло едким, спасительным дымом. Теперь, окутанный дымом, он был скрыт от стрелков, но и от него было скрыто все окрест. Хорг оглянулся — позади ярким пламенем полыхал бахран-сарай. «Ничего не понимаю»,— пробормотал кузнец.
* * *
Зато Омигусу было ясно все. Когда мага подвели к шатру, он незаметно положил руку на свою сумку, запустил пальцы внутрь и стал перебирать знакомые предметы, на ощупь отыскивая заветный пузырек, содержимое которого так не понравилось купцу Макару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Восемь лет назад, когда их цирк давал представление в одном из туранских городов, боги познакомили Омигуса не только с языком кочевников, но и с их обычаями. Так вот, после прощального представления Омигус решил нанести последний визит полюбившимся ему питейным заведениям, где вино было и крепче, и дешевле. Прощание с трактирами и погребками затянулось аж на три дня. Труппа задержалась на один день, пытаясь отыскать своего волшебника. Друзья-циркачи облазили все, на их взгляд, привлекательные для потерявшегося артиста места, привычки которого они слишком хорошо знали, но дня оказалось недостаточно. Маг запропастился всерьез и надолго. Рассерженные циркачи махнули на непутевого чародея рукой и уехали без него, решив, что Омигусу известно, куда они направляются,— как-нибудь сам доберется, тем более не впервой.
На третий день маг выбрался из погребка. Не найдя свой цирк, он пересчитал оставшиеся деньги и понял, что медяков хватит только на какую-нибудь клячу, на которой и придется догонять друзей. Но на базаре Омигуса осенило: ведь он может купить ослика, и еще останутся деньги на еду в дороге. Чародей приобрел ослика по подозрительно низкой цене и на радостях опять напился. В затуманенном состоянии рассудка Омигус пустился вдогонку за родной труппой. В степи, через которую пролегал его путь, он сбился с дороги и заблудился. А тут еще осел вознамерился через шаг останавливаться, и никакие заклинания не могли сдвинуть его с места.
Когда же наконец маг увидел на горизонте шатры кочевого племени, он бросил тупое животное и, усталый и голодный, отправился туда пешком. Осел, кстати, пошел за ним следом, но стоило оседлать его, как он вставал как вкопанный. Так чародей и его осел попали к кочевникам. Осла съели, а чародея сделали рабом. Около полугода Омигус носил колодки и занимался черной работой, но однажды ему удалось украсть кинжал. Несколько ночей он подпиливал оковы, днем затирал разрез грязью и наконец перепилил их. Потом он, незаметно пробравшись к загону, украл лошадь и ускакал на свободу. После двух месяцев одинокого и трезвого странствия по городам и деревням он набрел на свой цирк. Тогда-то Омигус и поклялся себе и своим друзьям, что в рот не возьмет демонического зелья… но уже спустя неделю опять напился в хлам, и все вернулось на круги своя.
И вот сейчас — как вечное наказание за грехи — опять кочевники, и на сей раз твердо решившие убить его. А этого ох как не хочется!
Рассказав Конану о планах дикарей и убедившись, что тот действительно собрался драться со всем кочевьем, Омигус направил мысли на то, как ему вернее спастись.
* * *
Дикарь, оставшийся в одной, отвратительно топорщившейся, повязке вокруг пояса, надвигался на Луару. Волосатые руки тянутся к ней, и вот-вот унизанные кольцами пальцы ухватят ее…
Девушка откатилась на другую сторону постели — дикарь промахнулся. Она бросилась к выходу, откинула шкуры — но сильный толчок бросил ее обратно. Мелькнули алые пояса, заткнутые за них кинжалы. Луара отлетела назад и попала в объятия обезьяньих рук насильника…
* * *
Они остановились около бахран-сарая. В сгустившихся сумерках мир казался серым и холодным. Начальник дозора указал на полог, что-то сказал. Вставший по другую сторону от входа толмач перевел:
— Идите. Вас ждут женщины. Смотри, где твой сестра, там — не там. Идите.
Конан шагнул к входному отверстию, остановился, обернулся и, улыбнувшись, оглядел собравшихся. То, что произошло дальше, было неожиданностью для всех и случилось столь молниеносно, что окружающие отреагировали слишком поздно.
— Начинаем, Хорг! — спокойно сказал Конан. С этими словами он схватил одной рукой начальника дозора, другой — переводчика и легко, словно мешки с опилками, закинул в шатер, сбив их телами занавеску из шкур. После чего меч будто сам прыгнул в руку варвара.
Едва Конан научился ходить, отец подарил ему деревянные меч и ножны. Едва Конан научился говорить и понимать речь, отец сказал ему: «Сперва научись быстрее всех вытаскивать меч, а потом учись сражаться им. Побеждает тот, кто вытащил меч первым, а уж потом тот, кто ударил сильнее…»
Просвистели стрелы — толмач с начальником дозора беззвучно повалились на шкуры. Тигриный прыжок — и вот северянин стоит рядом с выстроившимися полукругом воинами-кочевниками, не успевшими за прошедшие мгновения не только положить новые стрелы на тетиву, но даже понять, что происходит. Длинный, острый, тяжелый двуручный меч врезался в их тела. Взмах, еще взмах, смертоносная сталь мелькала в воздухе слева направо, сверху вниз, и никто не мог спастись от нее.
Хорг хоть и был наготове, хоть и понимал, что вот сейчас Конан начнет то, из чего вряд ли удастся выйти живым, хоть и услышал слова «Начинаем, Хорг», но опомнился и выхватил из-за пояса молот лишь тогда, когда северянин уже вовсю крошил дикарей.
Издав оглушительный рев, чтобы вместе с ним выгнать из легких и из души последний страх, Хорг поднял свое устрашающее оружие и пошел на ближайшего кочевника, который уже успел обнажить кривую саблю и подставить ее навстречу удару молота. Однако кузнец вложил в удар столько силы и злобы, что вогнал саблю сквозь шапку прямиком в голову врага.
Слева налетел еще один противник — кузнец успел подставить молот, кочевник напоролся на него животом и пополам согнулся от боли. Свободной рукой Хорг схватил дикаря за грудки и швырнул под ноги двум подоспевшим кочевникам. Те споткнулись и упали на утрамбованную землю. Чудовищное стальное оружие дважды поднялось и опустилось, ломая кости, вгоняя их обломки в плоть. В этот момент рядом что-то со свистом прорезало воздух — стрела чиркнула по руке, оставив кровоточащую царапину. Хорг заметил, что вокруг него образовалось пустое пространство. Кочевники отошли подальше, чтобы расстрелять сопротивляющегося иноземца из любимого оружия. Поднялись луки, натянулась тетива. Чуть в стороне сражался Конан. Хорг пришел в замешательство, видя направленные на себя стрелы и не зная, что предпринять. Вот-вот стрелы устремятся в полет…
Вдруг за спиной кузнеца полыхнула вспышка, а потом — множество вспышек впереди него. Хорга вмиг заволокло едким, спасительным дымом. Теперь, окутанный дымом, он был скрыт от стрелков, но и от него было скрыто все окрест. Хорг оглянулся — позади ярким пламенем полыхал бахран-сарай. «Ничего не понимаю»,— пробормотал кузнец.
* * *
Зато Омигусу было ясно все. Когда мага подвели к шатру, он незаметно положил руку на свою сумку, запустил пальцы внутрь и стал перебирать знакомые предметы, на ощупь отыскивая заветный пузырек, содержимое которого так не понравилось купцу Макару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71