ослепительно белая пустошь была слегка вогнута посередине, а края ее плавно поднимались к Двум головокружительно высоким пикам, немного наклоненным внутрь… В самом деле, издалека кусочек пронзительно синего неба, запертый между этими горными верша, нами и искривленной линией далекого перевала, очертаниями напоминал лезвие топора.
— Как красиво,— прошептала Луара, глядя вдаль.
Конан нахмурился, ибо она прочитала его мысли. Действительно, вопреки устрашающему названию, картина, открывшаяся взору путешественников, навевала думы об умиротворенности, величии и спокойствии, что доступны лишь богам, но уж никак не о смертельных опасностях, которые, по словам Баррима, ждут их в тех гиблых, зловещих местах. И, несмотря на ошеломляющее впечатление, Конан твердо верил в предостережения карлика, ибо часто сталкивался с тем, что под безобидной личиной скрывается кровожадный монстр…
Постепенно небольшие островки снега перешли в сплошной покров; растительность исчезла совсем, и только холодные серые скалы, похожие на обломки гнилых зубов, торчали тут и там посреди бескрайнего белого безмолвия. За путешественниками тянулась цепочка следов, кажущихся голубоватыми на ослепительно белом фоне снега. Тонкий наст легко выдерживал людей, но проламывался под конями, и те по самое брюхо проваливались в глубокий, никогда не тающий снег. Скорость продвижения резко замедлилась. Однако немного погодя наст стал толще, и отряд зашагал быстрее.
Во время короткого привала Конан распаковал тюки и раздал подбитые мехом плащи и высокие прочные сапоги. Теперь издали путешественники походили на огромных косматых медведей. Воздух был пронизан стужей. Поднялся колючий ветер. Омигус отморозил себе нос и, вполголоса ругаясь, с остервенением тер его перчаткой.
Они продолжали взбираться все выше и выше и к концу следующего дня достигли гребня перевала между двумя наклоненными друг к другу вершинами… В лучах заходящего солнца им открылась величественная панорама.
Повсюду, насколько хватало глаз, неприступные горные кручи возносили свои украшенные снежными шапками пики в сереющее вечернее небо. Изломанные тени причудливо тянулись через глубокую расселину, начинающуюся в пятистах локтях под ними, противоположный конец которой терялся в дымке у горизонта; умирающее светило окрасило снег кровью, горные склоны, все в трещинах и уступах, отливали медью. Игра света и тени завораживала.
— Туда,— коротко бросил Конан, откинув капюшон и указывая рукой вниз. С губ его сорвалось облачко пара. Его спутники без сил опустились прямо на снег.— Мы должны пересечь эту расселину. Где-то на той стороне лежит Гиль-Дорад.
— Пересечь расселину?! — вскинулся Омигус.— Да посмотри, Конан, она же тянется до самого горизонта! Нам и за год не дойти дотуда! Ты что, зимовать тут собрался? Да нам и не спуститься ни в жизнь!
— Кто не хочет идти со мной, может отправляться назад,— хмуро ответил Конан.— Я никого не неволил и не неволю. Даже тебя.— Он кивнул на пленника.— Уходи, если хочешь.
— Я? — испуганно переспросил Толстяк.— Я один назад не дойду. Я погибну… Замерзну… Пожалуйста, добрые господа, не гоните меня! Вы же видите, я вас слушаюсь и делаю все, что вы мне приказываете…
— А ты, Луара? — повернулся Конан к девушке.
— Я с тобой, Конан. До конца,— тихо ответила та.
Северянин вопросительно повернулся к Ки-шон. Кхитаянка твердо посмотрела ему прямо в глаза и медленно кивнула.
Омигус сплюнул от досады и сварливо поинтересовался:
— А чего мы потащились через этот чертов перевал?
Лавочник-недоросток ясно же говорил: идти надо Ущельем Восходящего Солнца…
— Я знаю дорогу. Мы идем верно, и если…
— Конан, смотри, там!..— вдруг воскликнула Луара, до этого момента зачарованно разглядывавшая горное царство, и вытянула руку в направлении ближайшего склона.
Киммериец резко обернулся.
В закатных лучах отчетливо была видна каждая трещинка в скале; ледяная корка на камнях блестела, как бриллиантовая.
— Мне показалось, что я видела…— неуверенно начала смущенная девушка.— Вон там, между тех булыжников.
— Что?
— Человек. В такой же шубе, как у нас. Он выглянул на секунду и тут же скрылся… Но, может быть, мне просто почудилось…
Конан еще раз внимательно оглядел скалистую поверхность. Если там и прятался кто, то обнаружить незнакомца сейчас было невозможно — пока киммериец поднимется по обледеневшему камню, пока обыщет изрытый трещинами и усыпанный валунами склон, совсем стемнеет…
— Ладно,— наконец сказал он,— Переночуем здесь, а завтра с утра двинемся дальше. Ночью будем дежурить по очереди — на случай, если пожалуют гости.
* * *
Ночь выдалась морозной, но, к счастью, безветренной. Огромные алмазы звезд загадочно и молчаливо сияли на черном бархате небес, а внизу, на заснеженном перевале, словно вторя им, то и дело вспыхивали крошечные ледяные искорки.
Конан и пленный работорговец поставили шатер, приобретенный у бродячего племени торговцев, Луара и Ки-шон развели неподалеку костер, вскипятили воду и разогрели мясо.
Они поужинали и некоторое время сидели молча. В душе каждого царили покой и умиротворенность. Они чувствовали, что обязательно дойдут до Гиль-Дорад.
Потом все отправились спать. Конан остался нести первую вахту.
* * *
Ки-шон, которая должна была дежурить последней, разбудила его под утро. Омигус и работорговец еще спали, тесно прижавшись друг к другу, чтобы было не так холодно; Луара, потревоженная поднявшимся киммерийцем, приоткрыла глаза, пробормотала что-то и снова погрузилась в забытье.
Вслед за кхитаянкой Конан вылез из шатра.
Над горизонтом серел тусклый рассвет, горы казались нарисованными блеклыми красками на бесцветном холсте неба. Лошади, стреноженные неподалеку, стояли бок о бок недовольно фыркали; их ноздри были белы от инея. Поежившись на морозе, киммериец умыл лицо снегом и сделал несколько упражнений, чтобы прогнать сон и размять затекшие члены. Только после этого он подошел к Ки-шон. Та указала рукой на север и что-то встревожено произнесла на своем отрывистом языке. Северянин посмотрел в том направлении.
Далекие горные вершины скрывала плотная сизая пелена, время от времени озаряемая изнутри зловещими сполохами. Темное облако казалось живым — оно беспрестанно клубилось, ворочалось, обтекало пики гор… и несомненно приближалось. Не было ни ветерка, воздух был тих и недвижим, и это затишье наполнило душу Конана предчувствием чего-то ужасного.
— Что это? — тихо спросил он.
Ки-шон вновь сказала что-то и сделала руками движение, будто отгоняет от лица мух. При этом губы ее вытянулись в трубочку, и она издала низкий, устрашающий звук, напоминающий стон ветерка в печной трубе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Как красиво,— прошептала Луара, глядя вдаль.
Конан нахмурился, ибо она прочитала его мысли. Действительно, вопреки устрашающему названию, картина, открывшаяся взору путешественников, навевала думы об умиротворенности, величии и спокойствии, что доступны лишь богам, но уж никак не о смертельных опасностях, которые, по словам Баррима, ждут их в тех гиблых, зловещих местах. И, несмотря на ошеломляющее впечатление, Конан твердо верил в предостережения карлика, ибо часто сталкивался с тем, что под безобидной личиной скрывается кровожадный монстр…
Постепенно небольшие островки снега перешли в сплошной покров; растительность исчезла совсем, и только холодные серые скалы, похожие на обломки гнилых зубов, торчали тут и там посреди бескрайнего белого безмолвия. За путешественниками тянулась цепочка следов, кажущихся голубоватыми на ослепительно белом фоне снега. Тонкий наст легко выдерживал людей, но проламывался под конями, и те по самое брюхо проваливались в глубокий, никогда не тающий снег. Скорость продвижения резко замедлилась. Однако немного погодя наст стал толще, и отряд зашагал быстрее.
Во время короткого привала Конан распаковал тюки и раздал подбитые мехом плащи и высокие прочные сапоги. Теперь издали путешественники походили на огромных косматых медведей. Воздух был пронизан стужей. Поднялся колючий ветер. Омигус отморозил себе нос и, вполголоса ругаясь, с остервенением тер его перчаткой.
Они продолжали взбираться все выше и выше и к концу следующего дня достигли гребня перевала между двумя наклоненными друг к другу вершинами… В лучах заходящего солнца им открылась величественная панорама.
Повсюду, насколько хватало глаз, неприступные горные кручи возносили свои украшенные снежными шапками пики в сереющее вечернее небо. Изломанные тени причудливо тянулись через глубокую расселину, начинающуюся в пятистах локтях под ними, противоположный конец которой терялся в дымке у горизонта; умирающее светило окрасило снег кровью, горные склоны, все в трещинах и уступах, отливали медью. Игра света и тени завораживала.
— Туда,— коротко бросил Конан, откинув капюшон и указывая рукой вниз. С губ его сорвалось облачко пара. Его спутники без сил опустились прямо на снег.— Мы должны пересечь эту расселину. Где-то на той стороне лежит Гиль-Дорад.
— Пересечь расселину?! — вскинулся Омигус.— Да посмотри, Конан, она же тянется до самого горизонта! Нам и за год не дойти дотуда! Ты что, зимовать тут собрался? Да нам и не спуститься ни в жизнь!
— Кто не хочет идти со мной, может отправляться назад,— хмуро ответил Конан.— Я никого не неволил и не неволю. Даже тебя.— Он кивнул на пленника.— Уходи, если хочешь.
— Я? — испуганно переспросил Толстяк.— Я один назад не дойду. Я погибну… Замерзну… Пожалуйста, добрые господа, не гоните меня! Вы же видите, я вас слушаюсь и делаю все, что вы мне приказываете…
— А ты, Луара? — повернулся Конан к девушке.
— Я с тобой, Конан. До конца,— тихо ответила та.
Северянин вопросительно повернулся к Ки-шон. Кхитаянка твердо посмотрела ему прямо в глаза и медленно кивнула.
Омигус сплюнул от досады и сварливо поинтересовался:
— А чего мы потащились через этот чертов перевал?
Лавочник-недоросток ясно же говорил: идти надо Ущельем Восходящего Солнца…
— Я знаю дорогу. Мы идем верно, и если…
— Конан, смотри, там!..— вдруг воскликнула Луара, до этого момента зачарованно разглядывавшая горное царство, и вытянула руку в направлении ближайшего склона.
Киммериец резко обернулся.
В закатных лучах отчетливо была видна каждая трещинка в скале; ледяная корка на камнях блестела, как бриллиантовая.
— Мне показалось, что я видела…— неуверенно начала смущенная девушка.— Вон там, между тех булыжников.
— Что?
— Человек. В такой же шубе, как у нас. Он выглянул на секунду и тут же скрылся… Но, может быть, мне просто почудилось…
Конан еще раз внимательно оглядел скалистую поверхность. Если там и прятался кто, то обнаружить незнакомца сейчас было невозможно — пока киммериец поднимется по обледеневшему камню, пока обыщет изрытый трещинами и усыпанный валунами склон, совсем стемнеет…
— Ладно,— наконец сказал он,— Переночуем здесь, а завтра с утра двинемся дальше. Ночью будем дежурить по очереди — на случай, если пожалуют гости.
* * *
Ночь выдалась морозной, но, к счастью, безветренной. Огромные алмазы звезд загадочно и молчаливо сияли на черном бархате небес, а внизу, на заснеженном перевале, словно вторя им, то и дело вспыхивали крошечные ледяные искорки.
Конан и пленный работорговец поставили шатер, приобретенный у бродячего племени торговцев, Луара и Ки-шон развели неподалеку костер, вскипятили воду и разогрели мясо.
Они поужинали и некоторое время сидели молча. В душе каждого царили покой и умиротворенность. Они чувствовали, что обязательно дойдут до Гиль-Дорад.
Потом все отправились спать. Конан остался нести первую вахту.
* * *
Ки-шон, которая должна была дежурить последней, разбудила его под утро. Омигус и работорговец еще спали, тесно прижавшись друг к другу, чтобы было не так холодно; Луара, потревоженная поднявшимся киммерийцем, приоткрыла глаза, пробормотала что-то и снова погрузилась в забытье.
Вслед за кхитаянкой Конан вылез из шатра.
Над горизонтом серел тусклый рассвет, горы казались нарисованными блеклыми красками на бесцветном холсте неба. Лошади, стреноженные неподалеку, стояли бок о бок недовольно фыркали; их ноздри были белы от инея. Поежившись на морозе, киммериец умыл лицо снегом и сделал несколько упражнений, чтобы прогнать сон и размять затекшие члены. Только после этого он подошел к Ки-шон. Та указала рукой на север и что-то встревожено произнесла на своем отрывистом языке. Северянин посмотрел в том направлении.
Далекие горные вершины скрывала плотная сизая пелена, время от времени озаряемая изнутри зловещими сполохами. Темное облако казалось живым — оно беспрестанно клубилось, ворочалось, обтекало пики гор… и несомненно приближалось. Не было ни ветерка, воздух был тих и недвижим, и это затишье наполнило душу Конана предчувствием чего-то ужасного.
— Что это? — тихо спросил он.
Ки-шон вновь сказала что-то и сделала руками движение, будто отгоняет от лица мух. При этом губы ее вытянулись в трубочку, и она издала низкий, устрашающий звук, напоминающий стон ветерка в печной трубе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71