Мерным шагом, не торопясь и слишком не озираясь (хотя видела она каждого человека), она обогнула площадь, некогда мощенную булыжником, местами ухабистую, пробежала взглядом по запыленным витринам магазинов, остановилась перед книжным, в окне которого валялись брошюрки с выцветшими, свернувшимися дудочкой обложками, хотела войти, однако за планкой перекошенной двери белел тетрадный листок со словами: «Уехала за товаром». На стене соседнего деревянного дома с заделанной кирпичом дверью висела доска объявлений, полная развеваемых ветром бумажек, которые, как заведено, извещали, кто что продает или покупает, кто что нашел или потерял. Здесь же яркими красками сверкала и афиша кинокартины «Свидание после полуночи». Мимо ограды костела, за которой шелестели клены, Кристина свернула на улицу Здоровья, перед белой трехэтажной больницей замедлила шаг, поглядывая на широкие окна, за которыми иногда мелькали полосатые пижамы больных. Там, в одной из палат, хлопочет и тетя Гражвиле, незаменимая нянечка. А вот и Трамвайная улица. Кристина всегда любила эту спокойную, с зелеными садиками улицу. Нравилось ее необычное название. Трамвайная улица? — удивлялись многие, приехавшие из далеких и больших городов. В этой дыре да Трамвайная улица? Однако каждый старожил мог рассказать, что в прежние времена в городе был бургомистр, науки он проходил в Лиепае, в первую мировую изъездил всю Америку, но обосновался здесь. И частенько публично говорил: «Нам нужны города, говорю я вам, дабы фабрики дымили, машины гудели. А чем наш Вангай не Чикаго? И стоит возле озе
ра Гилутис, как возле Мичигана. Что поменьше город? Вырастет. Что трамваев нету? Будут трамваи!» И скоро доказал, что не бросает слова на ветер: одну из улиц города нарекли Трамвайной, большими буквами написали это название на табличках, приколотили их к стенам и повелели всем ждать — настанет час и побежит трамвай. И случилось же так, что уже на другой день тряпичник Шмуль вернулся из своих путешествий по дальним деревням. Тележка тарахтит, несмазанные колеса вихляются, визжат, а сам еврей сидит на кучах тряпья, Одну ногу перебросил через грядку тележки, кнутом клячу по извоженным бокам и все нукает и пудрим И « два он въехал на эту переименован ну и улицу » ни выскочили из домов и радостно кричат: Трамвай!» Шмуль ничего не понимает. Шмуля не знаете? Шмуль я. Шмуль, и все присоединились и взрослые: «Трамвай приехал!» Название осталось и по сей день. Огромное количество улиц Вингая окрестили по-новому, потом к ним, перекрестили, а эта называется все так же, еще ждет своего трамвая.
Мимо городничие!. Люди местные, приехавшие из покупками, или оказавшиеся в Вангае адом Не один из встреченных внимательно при- I >1 иными .пси к Кристине: молодежь, по-видимому, приезжая, но так элегантно одета, что сколько ей лет. Старшие прикидывали. Мы, может, из нашей школы... На Молочной улице и встретила старичка. Пиджак аккуратно застегнут на все пуговицы, узел галстука подтяну! в руке пухлый кожаный портфель. Не тот ли это портфель, на который когда-то с такой тревогой устремившись или глаза ученики — в нем письменные по математике.
И старичок тот же самый, и портфель у него тот же « мой, с медной застежкой, потрепанный. «Добрый день, учитель». Остановился старичок, поморгал бой-
ими глазками, насупил лоб, а потом как захохочет маменькиным бабьим голоском: «Вот так ... вспомнил! Третьему бинома вызвал тебя доказать. Гляжу, пишешь- можешь, вижу, что не читала, думаю, сейчас посажу,
Маму еще жду. А потом глядь на доску — доказала, правильно доказала, хоть и по-своему. Пятерку тебе.
Вот так ... Хорошие у меня были математики. но больше всего Моркунаса любил. Паулюса Моркунаса, может, помнишь? Хотя, правда, он намного раньше кончил, ты еще малышкой была». Только на год раньше, учитель, хотела напомнить Кристина, но сдержалась и подумала: только бы не зарделись щеки, как у школьницы,— так было давным-давно, когда математик в классе всем ставил в пример Паулюса. «Я рад, что Моркунас на моем месте, могу спокойно отдыхать»,— сказал учитель и засеменил прочь мелкими осторожными шажками, сияя белой, как сугроб, головой.
Кристина пересекла оживленную, как всегда, Вильнюсскую улицу, направилась по Тропе Гилутиса, и когда перед глазами снова открылась площадь, неожиданно растерялась, будто заблудилась. У продуктового магазина стояла стайка людей, в основном женщины, и чего- то ждала. Рослый детина, прислонившись к столбу электропередачи, пил из горлышка пиво, то и дело рукавом рубашки вытирая лоб и губы. У автобусной остановки тоже ждали пассажиры, некоторые из них махали проезжающим мимо машинам, однако те не останавливались. Высоко поднявшееся солнце накалило булыжник площади, стоящий в стороне грузовик с красным кирпичом, проникало через высокие окна ресторана «Гилутис». Дверь ресторана открыта настежь. Почему бы не зайти? На людей посмотрит. Вдруг... На что она надеется все-таки, чего ждет?
Кристина уселась за свободный столик у окна. Отсюда видны дверь и вся площадь. Посетителей по пальцам можно сосчитать, куда меньше, чем она думала, хотя и обеденный час. Конечно, тут же спохватилась Кристина, в обед многие бегут домой — в хлевке поросенок хрюкает или гуси гогочут, а у многих и коровенка на пастбище километрах в двух, попробуй сбегай, переведи на новое место, подои, за всем присмотри. А если дети одни дома оставлены, за них переживаешь.
Кристина оттолкнулась вместе со стулом от столика, заложила ногу на ногу, откинула голову. Стеклянная дверь открыта. Вдруг войдет... вдруг увидит знакомое лицо... Поглядывала через плечо гордая, уверенная в себе. Неподалеку сидели три женщины. Одна, пожалуй, ровесница Кристины (странно, что не знает ее), две другие помоложе. На столике поблескивала бутылка водки, отпитая до половины. Лица женщин чуть раскраснелись, но они молчали, вертели в пальцах полные
рюмки, заглядывали в них, словно в какую-то бездну. Наконец старшая мотнула головой:
— А ну-ка, женщины!
Все трое дружно подняли рюмки, минутку подержали их перед собой, наконец переглянулись и выпили.
Подошла официантка, швырнула на столик меню и повернулась. Кристина задержала ее:
— Что можете предложить?
— Написано,— ответила официантка с ледяным лицом.
— Все есть?
Из вторых — только карбонад.
Когда карбонад, таки спуская взгляда с лица официантки Совсем еще юной, девчонки, это лицо ей знакомым, она его где-то видела. А может, тс родившиеся и выросшие здесь люди обладают » и им го неизъяснимым сходством? Ледяная маска, которую успела напялить эта девчонка, не может характерных черт продолговатого лица, унаследованные от отца или матери. Кто ее отец?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67