Такой был человек. Другие наливаются кровью и орут, а этот даже психовал по-своему. И хотя он отходил быстро, его побаивались. Виктор Басюк шел за Угаровым к нему в кабинет и думал, вспоминал, выискивал свою вину. Угаров сказал:
— Садись.—- И помолчал. Потом спросил: — Ты как свою жизнь планируешь? Так до пенсии и будешь рамы ставить? Или на целину завербуешься, уедешь?
— Что вы, Станислав Тимофеич,— сказал Басюк.— Я же здешний. На угле, можно сказать, замешен. Мама у меня шахтерка была, и отец шахтер. Как в песне: «Мы черная раса, шахтеры с Донбасса...»
Угаров засмеялся. Он смеялся открыто, не боясь уронить себя тем, что вот ему смешно.
— Ну вот что, черная раса,— сказал он.— Если так, то поступай ты на курсы гидромониторщиков. Осваивай шахтерскую профессию всерьез.
Давно мечтал Витя Басюк стоять у гидромонитора и твердой рукой направлять в угольный пласт тугую серебряную струю. Монитор дрожит, как будто хочет вырваться у тебя из рук. Куски угля отламываются, как пастила. Грохот воды и пульпы, а ты стоишь весь серебряный в свете прожектора, в серебряных брызгах... А может быть, в золотых. Сверху спрашивают, как дела в бригаде. «Моют?» Это только на гидрошахтах спрашивают так. Как будто здесь золотые прииски. Где золото моют в горах.
Спустя четыре месяца Виктор Басюк уже стоял у гидромонитора в брызгах серебряной водяной пыли, в сияющем в свете прожектора нейлоновом комбинезоне и шлеме. Величественный, как фонтан «Самсон» в Петергофе, под Ленинградом. Впрочем, такое сравнение никогда не пришло бы ему в голову. И не только потому, что он никогда не был в Петергофе и не видел знаменитых фонтанов. Ему даже обидным показалось, что она сравнила его с фонтаном.
В первый раз он увидел ее в нарядной. Она сидела в последнем ряду возле двери, какая-то очень беленькая и хрупкая среди шахтерской братвы. На нее поглядывали, удивляясь, зачем она здесь. Она сидела на скамье одна,— никто не решился сесть рядом, как будто боялись ее запачкать. А может, думали, что она этого боится. В другое время Виктор предпочел бы сесть где-нибудь подальше. Но теперь, когда мест в нарядной не было и ребята впритык жались на лавках, поглядывая на Басюка с насмешливым интересом — что будет? — теперь ему только и оставалось, что сесть рядом с этой царевной. Он только сказал: «Посуньтесь трошки». И когда она подвинулась, сел возле нее с независимым видом, чуть заметно подмигнув хлопцам. Ну, а раз сел, то приходится разговаривать.
— И надолго вы к нам?
— Завтра уеду.
— Жалко. Такая девушка! В гости приезжали? Или по делу?
— По делу.
— И в шахту ходили?
— В шахту еще не ходила. Сейчас пойду.— Она глянула на Басюка и вдруг покраснела, встретив его взгляд.— Мне Бородин разрешил спуск, если найдут провожатого.
Что она этим хотела сказать? Чтобы он проводил ее? Что с ним ей не будет страшно?
— Найдут кого-нибудь,— сказал он небрежным тоном. Хотел добавить — «кому делать нечего» и не успел. В нарядную вошли Угаров, Гречко, Рябинин, и начался наряд.
Угаров давал бригадам задание на смену, и Басюк забыл на время про свою соседку. Вспомнил он о ней, когда начальник вентиляции Рябинин, подойдя к скамье, сказал девушке:
— Идите в душевую, там Фрося вас нарядит. В шахту пойдете со мной.
Басюку не понравилось, как готово поднялась она с места. И пошла. Даже не оглянулась.
Спустя четверть часа он увидел ее у вспомогательного ствола. Фрося постаралась, сделала из девчонки чучело. Сапоги большие, не по мерке. Спецовка до колен. Каска на нос сползает. И вид какой-то малахольный... Увидела Виктора, заулыбалась.
— Ну, как? — спрашивает. И опять краснеет. Стеснительная.
— А что? Все законно,— говорит Виктор. Она спрашивает:
— Вас там в шахте как найти?
— А что? — говорит. Пришла ему очередь покраснеть.— Придете?
— Приду.
— Адрес мой простой,— говорит Виктор.— Вторая восточная панель, третий под этаж, до востребования... Запомнили?..
Он думал, она шутит. Но она пришла на самом деле. И смотрела, как он моет уголь. А после спрашивала, промокает ли комбинезон. И какие у Басюка замечания насчет спецодежды. Оказывается, она за этим из Луганска приехала. Из научно-исследовательского института. Там они разрабатывают новую спецодежду для гидрошахт.
Ну он ей накидал замечаний. Штук десять. Не зря же она лезла сюда, по скобам. И тут он вспомнил, что по правой стенке недостает двух скоб, и сказал об этом Рябиыину. Не хватает, чтобы девчонка загремела. Тогда поминай как звали.
«А я и не знаю,— подумал он вдруг,— как ее помянуть. Эх, дурак, не спросил, как зовут».
Звали ее просто — Зина. Он узнал это вечером, когда танцевал с ней на площадке за агитпунктом. Потом они гуляли под звездами по притихшим улицам поселка. На звезды в ту ночь был урожай. Виктор и Зина никогда в своей жизни не видели столько звезд. Они гуляли, и она сравнивала его с фонтаном «Самсон», и он обиделся. Но она сказала, что обижается он напрасно, потому что Самсон был богатырь, красавец и силач. И еще она сказала, что не зря спускалась в шахту. Хотя ей и было страшно, зато теперь она знает, что такое шахтерский труд. Басюк держался скромно, отнекивался: «Что вы! Какие мы герои! Это вам от страха показалось!» — но сердце его таяло от ее слов. Да, кто замешен в угле, тот уже шахтер от рождения. Так уж повелось. Кто родился у моря — становится моряком, кто в поле — хлеборобом, и редкий сын летчика не мечтает о небе. Шахтер знает цену небу не меньше, чем летчик. Но для летчика небо — место его работы. А для шахтера небо — его награда.
Тамаре везло: она долгое время была самой молодой. Самой молодой студенткой в своей группе. Самой молодой родительницей в Юркином детском саду. Самым молодым преподавателем на кафедре западной литературы.
Последнее даже мешало ей. Надо было все время помнить, чтобы не впасть в панибратский тон со студентами, многие из которых были ее ровесниками, а некоторые даже старше.
Только в этом году на кафедре у западников появилась новая молодая преподавательница Зоя Петровна, румяная, с тяжелой поступью, стремительная. Она сразу подружилась с Тамарой, стала советоваться с ней во всем. Как распределить материал лекций, чтобы не перегрузить академический час. И какие духи Тамара считает хорошими. И даже — надо ли отвечать на письма человеку, который в нее влюблен.
Зоя считала себя беспринципной, бесхарактерной. Ей нужен был духовный вождь. Таким вождем для нее стала Тамара.
Зоя любила задавать вопросы внезапные, как выстрел:
— Можно любить всю жизнь одного?
— Страшно быть старым?
— Что такое счастье?
Она спрашивала об этом в самые неподходящие минуты. Посреди делового разговора или во время звонка на лекцию. Люди спотыкались о ее вопросы, как о камни, разбросанные на ровной дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Садись.—- И помолчал. Потом спросил: — Ты как свою жизнь планируешь? Так до пенсии и будешь рамы ставить? Или на целину завербуешься, уедешь?
— Что вы, Станислав Тимофеич,— сказал Басюк.— Я же здешний. На угле, можно сказать, замешен. Мама у меня шахтерка была, и отец шахтер. Как в песне: «Мы черная раса, шахтеры с Донбасса...»
Угаров засмеялся. Он смеялся открыто, не боясь уронить себя тем, что вот ему смешно.
— Ну вот что, черная раса,— сказал он.— Если так, то поступай ты на курсы гидромониторщиков. Осваивай шахтерскую профессию всерьез.
Давно мечтал Витя Басюк стоять у гидромонитора и твердой рукой направлять в угольный пласт тугую серебряную струю. Монитор дрожит, как будто хочет вырваться у тебя из рук. Куски угля отламываются, как пастила. Грохот воды и пульпы, а ты стоишь весь серебряный в свете прожектора, в серебряных брызгах... А может быть, в золотых. Сверху спрашивают, как дела в бригаде. «Моют?» Это только на гидрошахтах спрашивают так. Как будто здесь золотые прииски. Где золото моют в горах.
Спустя четыре месяца Виктор Басюк уже стоял у гидромонитора в брызгах серебряной водяной пыли, в сияющем в свете прожектора нейлоновом комбинезоне и шлеме. Величественный, как фонтан «Самсон» в Петергофе, под Ленинградом. Впрочем, такое сравнение никогда не пришло бы ему в голову. И не только потому, что он никогда не был в Петергофе и не видел знаменитых фонтанов. Ему даже обидным показалось, что она сравнила его с фонтаном.
В первый раз он увидел ее в нарядной. Она сидела в последнем ряду возле двери, какая-то очень беленькая и хрупкая среди шахтерской братвы. На нее поглядывали, удивляясь, зачем она здесь. Она сидела на скамье одна,— никто не решился сесть рядом, как будто боялись ее запачкать. А может, думали, что она этого боится. В другое время Виктор предпочел бы сесть где-нибудь подальше. Но теперь, когда мест в нарядной не было и ребята впритык жались на лавках, поглядывая на Басюка с насмешливым интересом — что будет? — теперь ему только и оставалось, что сесть рядом с этой царевной. Он только сказал: «Посуньтесь трошки». И когда она подвинулась, сел возле нее с независимым видом, чуть заметно подмигнув хлопцам. Ну, а раз сел, то приходится разговаривать.
— И надолго вы к нам?
— Завтра уеду.
— Жалко. Такая девушка! В гости приезжали? Или по делу?
— По делу.
— И в шахту ходили?
— В шахту еще не ходила. Сейчас пойду.— Она глянула на Басюка и вдруг покраснела, встретив его взгляд.— Мне Бородин разрешил спуск, если найдут провожатого.
Что она этим хотела сказать? Чтобы он проводил ее? Что с ним ей не будет страшно?
— Найдут кого-нибудь,— сказал он небрежным тоном. Хотел добавить — «кому делать нечего» и не успел. В нарядную вошли Угаров, Гречко, Рябинин, и начался наряд.
Угаров давал бригадам задание на смену, и Басюк забыл на время про свою соседку. Вспомнил он о ней, когда начальник вентиляции Рябинин, подойдя к скамье, сказал девушке:
— Идите в душевую, там Фрося вас нарядит. В шахту пойдете со мной.
Басюку не понравилось, как готово поднялась она с места. И пошла. Даже не оглянулась.
Спустя четверть часа он увидел ее у вспомогательного ствола. Фрося постаралась, сделала из девчонки чучело. Сапоги большие, не по мерке. Спецовка до колен. Каска на нос сползает. И вид какой-то малахольный... Увидела Виктора, заулыбалась.
— Ну, как? — спрашивает. И опять краснеет. Стеснительная.
— А что? Все законно,— говорит Виктор. Она спрашивает:
— Вас там в шахте как найти?
— А что? — говорит. Пришла ему очередь покраснеть.— Придете?
— Приду.
— Адрес мой простой,— говорит Виктор.— Вторая восточная панель, третий под этаж, до востребования... Запомнили?..
Он думал, она шутит. Но она пришла на самом деле. И смотрела, как он моет уголь. А после спрашивала, промокает ли комбинезон. И какие у Басюка замечания насчет спецодежды. Оказывается, она за этим из Луганска приехала. Из научно-исследовательского института. Там они разрабатывают новую спецодежду для гидрошахт.
Ну он ей накидал замечаний. Штук десять. Не зря же она лезла сюда, по скобам. И тут он вспомнил, что по правой стенке недостает двух скоб, и сказал об этом Рябиыину. Не хватает, чтобы девчонка загремела. Тогда поминай как звали.
«А я и не знаю,— подумал он вдруг,— как ее помянуть. Эх, дурак, не спросил, как зовут».
Звали ее просто — Зина. Он узнал это вечером, когда танцевал с ней на площадке за агитпунктом. Потом они гуляли под звездами по притихшим улицам поселка. На звезды в ту ночь был урожай. Виктор и Зина никогда в своей жизни не видели столько звезд. Они гуляли, и она сравнивала его с фонтаном «Самсон», и он обиделся. Но она сказала, что обижается он напрасно, потому что Самсон был богатырь, красавец и силач. И еще она сказала, что не зря спускалась в шахту. Хотя ей и было страшно, зато теперь она знает, что такое шахтерский труд. Басюк держался скромно, отнекивался: «Что вы! Какие мы герои! Это вам от страха показалось!» — но сердце его таяло от ее слов. Да, кто замешен в угле, тот уже шахтер от рождения. Так уж повелось. Кто родился у моря — становится моряком, кто в поле — хлеборобом, и редкий сын летчика не мечтает о небе. Шахтер знает цену небу не меньше, чем летчик. Но для летчика небо — место его работы. А для шахтера небо — его награда.
Тамаре везло: она долгое время была самой молодой. Самой молодой студенткой в своей группе. Самой молодой родительницей в Юркином детском саду. Самым молодым преподавателем на кафедре западной литературы.
Последнее даже мешало ей. Надо было все время помнить, чтобы не впасть в панибратский тон со студентами, многие из которых были ее ровесниками, а некоторые даже старше.
Только в этом году на кафедре у западников появилась новая молодая преподавательница Зоя Петровна, румяная, с тяжелой поступью, стремительная. Она сразу подружилась с Тамарой, стала советоваться с ней во всем. Как распределить материал лекций, чтобы не перегрузить академический час. И какие духи Тамара считает хорошими. И даже — надо ли отвечать на письма человеку, который в нее влюблен.
Зоя считала себя беспринципной, бесхарактерной. Ей нужен был духовный вождь. Таким вождем для нее стала Тамара.
Зоя любила задавать вопросы внезапные, как выстрел:
— Можно любить всю жизнь одного?
— Страшно быть старым?
— Что такое счастье?
Она спрашивала об этом в самые неподходящие минуты. Посреди делового разговора или во время звонка на лекцию. Люди спотыкались о ее вопросы, как о камни, разбросанные на ровной дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46