В доме повешенного не говорят о веревке. Но здесь, слава богу, еще никто не повесился.
— Да, между прочим,— сказал Сергей. И она подумала: сейчас он скажет, что и Стах был тоже.— Давно ты была на гидроотвале? — сказал он.— Съезди посмотри. И Хабанец пусть посмотрит. Я туда заезжал вчера. Похоже, что мы теряем уголь.
— Хорошо,— сказала она.
Мая видела ее. Только раз. В автобусе. Мая возвращалась с фабрики. И сразу поняла, что это она. Не так по внешности или по одежде, как по говору. По тому, как она спросила кондуктора, сколько стоит билет до поселка. У нее был типичный московский говор, знакомый тем, кто когда-то жил в Москве.
Невидимые соперники кажутся неодолимыми. Мая обрадовалась, что Тамара оказалась такой «нестрашной». Она была даже слегка разочарована, так как ожидала увидеть женщину необычайную, прекрасную. Женщину, достойную стихов и песен...
Та, что вошла в автобус, была миловидна, моложава. Именно моложава, а не молода. У нее было грустное, чуть усталое лицо, с тонкими лучиками возле глаз, особенно заметными на загорелом лице. На ней была пестрая ситцевая юбка и белая кружевная блузка. Что-то беззащитно-юное было в линии ее подбородка и высокой смуглой шеи, оттененной белым кружевом.
Наверно, она тоже догадалась о чем-то, потому что стала смотреть на Маю. Сначала исподволь, потом все откровеннее. Они не обменялись ни словом. Просто смотрели друг на друга, молча, чуть с вызовом, как умеют смотреть только женщины...
Вечер был томителен и долог. И как все бесполезно прожитые вечера, казался еще прекрасней. Медленно гасла багровая полоса на западе. Тянуло откуда-то дымом, горелым кизяком. Над холмами, за балкой, зажглась первая голубая звезда. От всего — от темного силуэта холмов и голубой звезды над ними, от горьковатого запаха дыма — веяло небывалым покоем, какого давно не знало ее сердце. Может быть, потому, что этот летний вечер не принадлежал им, Тамаре и Стаху. Потому что они были разлучены и он дежурил сейчас и сидел один в своем кабинете с надписью «Дежурный по шахте».
Время близилось к десяти. Дважды Майна рука тянулась к телефонной трубке и отдергивалась, словно трубка была под током. «Что, если он ждет моего звонка,— думала она.— Ведь я всегда звонила ему прежде... Звонила, чтобы услышать его голос. Но теперь мне мало голоса. Я не видела его слишком долго. Я должна увидеть его лицо...»
Она собралась быстро. Так быстро, что сама удивилась. Ее пальцы словно только и ждали минуты, когда она начнет собираться. Она спешила, как спешат в театр, боясь, что опоздают к первому действию. Или на вокзал, с которого вот-вот отойдет поезд.
Только на улице ею вновь овладело чувство покоя. В окнах уже горел свет. У Бородиных горланил телевизор и слышались голоса. Наверно, были гости.
«Сегодня я счастливее тебя,— подумала она.— Я его увижу. А ты будешь есть пирог с орехами и рассказывать про Стендаля...»
Стендаль родился в Гренобле, в провинциальном городишке на севере Франции. Но своей родиной он считал Милан, итальянский город, где жила его любовь. И умирая он просил начертать на могильном камне: «Здесь покоится Анри Бейль, миланец».
Это Стах рассказал Мае. Он читал Стендаля, словно письма от нее. В тот раз он сказал: «А знаешь, пожалуй, это правильно. Считать своей родиной не тот город, где ты родился, а тот, где впервые полюбил».
«Значит, моя родина здесь,— подумала она.— В этой степи».
Никогда она еще не любила так. Даже того, первого, с которым столкнула ее судьба.
Она миновала поселок и шла по темной дороге туда, где среди темной степи сияли огни гидроблока. Ярко освещенный шахтный двор был пуст. Тихо было и в небольшом вестибюле, где днем всегда толокся народ и звенели стаканы и ложки в буфете. Сейчас буфет был закрыт. Все лишнее исчезло. Все самое важное, ради чего горели эти огни, было глубоко под землей и в тиши кабинета, где сидел дежурный по шахте — человек, отвечающий за эту ночь.
Он обрадовался ей. И она ужаснулась его спокойной радости. Так радуются случайному спутнику в трудной дороге.
— Присаживайся,— сказал он.— Куда собралась?
Он разглядывал ее, словно не понимая, зачем она здесь.
— К тебе,— сказала она.— Что-то соскучилась. Дайка папироску...— Он протянул ей пачку, но сам курить не стал.
— Соскучилась, значит,— сказал он и слегка смутился.
Она, прищурясь и пуская дым, вглядывалась в его лицо.
Он как будто еще сильней загорел, был чисто выбрит.
Но была в его лице какая-то измученность, как после тяжелой болезни.
— Расскажи что-нибудь,— сказал он. Его тяготило молчание.
— А ты... Не соскучился?
Об этом не надо было спрашивать. Но, сделав первый шаг — придя сюда, она знала, что уже не сможет остановиться в своем унижении. Просить о том, чего нельзя выпросить,— о любви.
Их глаза встретились.
— Я мало думал о тебе все эти дни,— сказал он. Это было жестоко, но он не умел врать. Или не хотел. И все же он пожалел ее, потому что, помолчав, добавил: — Но ты пришла, и я обрадовался тебе. Значит, я все же немножко скучал...
— Ты очень счастлив? — спросила она, продолжая унижаться и страдая от этого.
Он долго молчал.
— Не знаю, подходит ли сюда слово «счастье»,— сказал он.— Когда все время думаешь о том, что это кончится...
Он сказал это просто, как сказал бы товарищу, своему парню, с которым можно быть откровенным. Она и была для него таким товарищем. Своим парнем.
— Какой табак едкий,— сказала она.
Зазвонил телефон. Это был Сергей. Стах сообщил ему данные проходки.
Должно быть, он спросил, есть ли к нему вопросы, Стах ответил: «Вопросов нет». В конце разговора Сергей сказал что-то о Тамаре. Может быть, передал от нее привет. Мая поняла это по тому, каким нежным и синим сделался взгляд его серых глаз. Таких глаз она никогда не видела у него. «Подходит ли сюда слово счастье?»
Он взглянул на часы,— не пора ли уже идти в шахту.
— Расскажи что-нибудь,— сказал он опять.
Но вновь зазвонил телефон. На этот раз звонили из забоя. Это был Басюк, бригадир скоростников. Он жаловался на начальника вентиляции Рябинина. Стах напряженно вслушивался в глухой, отдаленный толщей земли голос Басюка. Должно быть, Басюк просил разрешения продолжать работу.
— Не могу, Витя,— сказал Стах.— Это его право — остановить забой, если есть нарушения по безопасности.
Ты бы лучше поставил шесть лесин, чем тратить время на разговоры. Леса нет?.. Пошли двоих из бригады, пусть доставят... Ладно. Я скоро спущусь. Там разберемся...
Он поднялся.
— Идешь? — спросила Мая.
— Придется идти. Ребята злятся. Рябинин для них не авторитет.
— Вы в этом сами виноваты,— сказала Мая.— Для вас всех он мальчишка. Думаешь, шахтеры не видят?..
— Возможно, ты права,— сказал Стах.— А пока что надо идти, выручать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46