Донецкой.
Угаров думал беззлобно. Он жалел Рябинина. Может быть, потому, что тот был москвич и тоже скучал по Москве.
— Так что вот,— говорил Забазлаев.— У кого задолженность по метрам, пусть сегодня доберут. Слышишь, Величкин? Скажи на наряде. Пусть доберут до плана, а то лишатся премии.
Планерка близилась к концу. Звонили телефоны. Иногда оба одновременно. Входили люди, протягивали бумаги на подпись. Спрашивали Бородина. Забазлаев отвечал, что Бородин в Луганске, на совещании. Часть бумаг он подписывал сам, часть передавал на подпись Угарову. Он не любил, когда нарушали субординацию. Кабинет пустел, все спешили на свои участки. Величкин ушел проводить наряд. Угаров тоже поднялся.
— Задержись на пять минут,— сказал Павлик,— Ты мне нужен. А вы чего ждете? — повернулся он к Рябинину.— Да, совсем забыл. Слушай, Рябинйн, будь другом. Сходи на динамитный склад, проверь подписи на взрывчатку. Там одна неразборчивая, похожа на подделку. Разберись, друг, и со склада мне позвони...
Павлик доверительно улыбнулся.
— Сейчас будет номер,— сказал он, когда Рябинйн вышел. Он подмигнул Угарову и снял трубку.— Дайте динамитный склад. Склад? Кто дежурит? Ты, Гальсков? Почему пускаешь на склад без пропуска? Как «не бывало»? Меня вчера пропустил. Чтобы это больше не повторялось. Мало что знаешь в лицо. Кто бы ни пришел, без пропуска за первую дверь не пускай. Хоть сам Бородин, хоть начальство твое — Рябинйн. Понял, Гальсков? Ну, все.
— Играешься,— сказал Угаров.— Зачем тебе это надо?
— Надоел он мне, Утконос. Распустил дежурных, понимаешь. Не динамитный склад, а овощехранилище...
— Ты ему здесь мог сказать.
— Ничего. Молодой. Пусть пробежится. Поцелует пробой и придет домой...
— Играешься,— повторил Стах.— А парень авторитет теряет. На осмотрах его матерят... Папиросы протаскивают, в стволе курят. Это уже порохом пахнет, а не овощами.
— Ладно, черт с ним.— Забазлаев помолчал.— Я тебя не за тем оставил.— Он опять помолчал. Достал пачку «Беломора» и протянул Угарову.— Слушай, тебе не кажется, что Серегу пора прижать? — сказал он.
— В каком смысле?
— Пусть кончает экспериментировать на нас. Сколько можно? Пора работать. Над нашим рудником все смеются. Пока мы давали двести тонн — еще туда-сюда. Теперь мы даем пятьсот. Протектора меняли-меняли и остались без углесосов. Вон пять гробов стоят. Гонять породу и делать опыты можно на поверхности. А Сергею что ни предложи, он все берет. О нас уже слава такая. Даже прозвище есть. Не шахта, а магазин «Новинки».
— С Величкиным говорил?
—- У него одна забота. Чтобы стойку не выдавило. С ним говорить бесполезно.— Павлик пожал плечами.— У него на этот счет теория есть. Он, мол, главный инженер и мыслит перспективно, а я — начальник шахты и живу одним днем. А мне, если хочешь знать, в глаза людям стыдно смотреть. Как будто чужой хлеб ем... Нам бы сейчас рекорд дать, Я прикидывал. Вытянем! Не знаю, как тебе, а мне это вот как надо!..
Угаров поднялся, подошел к карте. Это был оперативный план. Два ствола — главный и вспомогательный — делили пласт на восток и запад. Восток был густо иссечен подэтажами, печами — ходовым и для спуска пульпы, просеками. Запад имел иной вид. Здесь все еще работали робко. Как будто боясь оступиться. И даже линии на плане, казалось, проведены чьей-то робкой, неуверенной рукой.
Подошел Забазлаев и тоже смотрел план.
— Рано, Павлик,— сказал Угаров.— Рано давать рекорд. Какой может быть рекорд, когда на западе у нас очистные работы наступают на пятки подготовительным. Для рекорда нужен фронт работ, а где он у нас?
— Восток один управится,— сказал Забазлаев.— Если все бросить на восток.
— Рано, Павлик. Вытянем запад и дадим рекорд. Но сначала вытянем запад.
— Все вы заодно,— сказал Забазлаев.— Одна шайка-лейка. Зря я с вами связался. А мне предлагали шахту. Взял бы и был сам хозяин. Так нет, соблазнился. Пошел к Бородину. Вами же, сволочи, соблазнился. Друзья молодости, будь вы все неладны!..
Вернулся Рябинин. Вид у него был растерянный.
— Ну, как подписи? Порядок? — деловито осведомился Павлик.
— Гальсков не пустил меня на склад,— сказал Рябинин. Пухлые губы его дрожали.— С ума он сошел, что ли? Требует пропуск.— Рябинин переводил взгляд с Забазлаева на Угарова, как бы взывая к сочувствию.— Я говорю: «Ты что, меня, что ль, не знаешь?» А он свое: «Приказ есть приказ. Без пропуска не пущу...»
— А ты б за грудки его,— сказал Забазлаев.— Ты ж это любишь, Рябинин. Как тогда, при осмотре на папиросы. Или винтовка тебя смутила?..
Глаза у Павлика стали злые, узкие.
— В общем, Рябинин, так. Это я дал приказ не пускать тебя. Все же там не картошка хранится, а взрывчатые материалы. Одних детонаторов девять тысяч штук. Не говоря про аммонит. А ты из него проходной двор сделал.
Говоря это, Забазлаев склонился к столу и, глянув мельком на часы, выписал пропуск. Протянул его Рябинину.
— Получай пока разовый, а там разберись. Твое хозяйство все-таки.— Слова «твое хозяйство» прозвучали как откровенная издевка.
Рябинин шагнул к дверям. Даже узкая прямая спина его выражала обиду.
— Значит, и ты против меня? — спросил Забазлаев, возвращаясь к разговору о рекорде.— Ладно. Давайте дальше ставить опыты. На морских свинках...
Они вышли из кабинета вместе.
— А вообще, скажу я тебе, Серега слабоват,— сказал Павлик.— Я даже не ожидал. Ему бы в проектной конторе сидеть, а не начальником рудника... Не тот характер, понимаешь? Не тот. Не видит он, на что надо жать. Момента не чувствует. Превратил шахту в лабораторию. Небось думает, похвалят его за это. Цацку дадут на ленточке! Как же! Дожидайся!..
— При чем тут похвалят или нет,— сказал Стах.— Хочется работать по-новому. Не просто добывать уголь и передавать в трест данные. Сейчас нам этого уже мало.
— Ах, им уже мало, что шахта дает уголь! Им надо, чтобы шахта давала рафинад...
— Послушай,— сказал Стах.— Как считается? Мы сейчас при исполнении служебных обязанностей?
— Да, вроде бы. А что?
— Сказал бы я тебе...
— Интересно. Что бы ты сказал...
— Я сказал бы, что ты сволочь.
— Ну, твое счастье. Что ты этого не сказал. И что этого не слышал.
Во дворе гидроблока было пусто. Ярко, в полный накал, светило солнце. Терпеливо ждала хозяина голубая «Волга».
— Вчера чуть не гробанулся,— сказал Павлик.— Обгонял какой-то грузовой тихоход, а там встречный шел. Еле успел в кювет съехать. Думал — всё. Но ничего, поцарапался только.
— Один ехал?
— Если бы! С дочкой управляющего трестом.
— Саввы Григорьевича?
— Именно.
— Все торопишься, Забазлаев... Не эта ли дочка от тебя рекорда требует?
— Не так дочка, как папа. С дочкой у нас о другом разговор... Эх и шикарно погуляли вчера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Угаров думал беззлобно. Он жалел Рябинина. Может быть, потому, что тот был москвич и тоже скучал по Москве.
— Так что вот,— говорил Забазлаев.— У кого задолженность по метрам, пусть сегодня доберут. Слышишь, Величкин? Скажи на наряде. Пусть доберут до плана, а то лишатся премии.
Планерка близилась к концу. Звонили телефоны. Иногда оба одновременно. Входили люди, протягивали бумаги на подпись. Спрашивали Бородина. Забазлаев отвечал, что Бородин в Луганске, на совещании. Часть бумаг он подписывал сам, часть передавал на подпись Угарову. Он не любил, когда нарушали субординацию. Кабинет пустел, все спешили на свои участки. Величкин ушел проводить наряд. Угаров тоже поднялся.
— Задержись на пять минут,— сказал Павлик,— Ты мне нужен. А вы чего ждете? — повернулся он к Рябинину.— Да, совсем забыл. Слушай, Рябинйн, будь другом. Сходи на динамитный склад, проверь подписи на взрывчатку. Там одна неразборчивая, похожа на подделку. Разберись, друг, и со склада мне позвони...
Павлик доверительно улыбнулся.
— Сейчас будет номер,— сказал он, когда Рябинйн вышел. Он подмигнул Угарову и снял трубку.— Дайте динамитный склад. Склад? Кто дежурит? Ты, Гальсков? Почему пускаешь на склад без пропуска? Как «не бывало»? Меня вчера пропустил. Чтобы это больше не повторялось. Мало что знаешь в лицо. Кто бы ни пришел, без пропуска за первую дверь не пускай. Хоть сам Бородин, хоть начальство твое — Рябинйн. Понял, Гальсков? Ну, все.
— Играешься,— сказал Угаров.— Зачем тебе это надо?
— Надоел он мне, Утконос. Распустил дежурных, понимаешь. Не динамитный склад, а овощехранилище...
— Ты ему здесь мог сказать.
— Ничего. Молодой. Пусть пробежится. Поцелует пробой и придет домой...
— Играешься,— повторил Стах.— А парень авторитет теряет. На осмотрах его матерят... Папиросы протаскивают, в стволе курят. Это уже порохом пахнет, а не овощами.
— Ладно, черт с ним.— Забазлаев помолчал.— Я тебя не за тем оставил.— Он опять помолчал. Достал пачку «Беломора» и протянул Угарову.— Слушай, тебе не кажется, что Серегу пора прижать? — сказал он.
— В каком смысле?
— Пусть кончает экспериментировать на нас. Сколько можно? Пора работать. Над нашим рудником все смеются. Пока мы давали двести тонн — еще туда-сюда. Теперь мы даем пятьсот. Протектора меняли-меняли и остались без углесосов. Вон пять гробов стоят. Гонять породу и делать опыты можно на поверхности. А Сергею что ни предложи, он все берет. О нас уже слава такая. Даже прозвище есть. Не шахта, а магазин «Новинки».
— С Величкиным говорил?
—- У него одна забота. Чтобы стойку не выдавило. С ним говорить бесполезно.— Павлик пожал плечами.— У него на этот счет теория есть. Он, мол, главный инженер и мыслит перспективно, а я — начальник шахты и живу одним днем. А мне, если хочешь знать, в глаза людям стыдно смотреть. Как будто чужой хлеб ем... Нам бы сейчас рекорд дать, Я прикидывал. Вытянем! Не знаю, как тебе, а мне это вот как надо!..
Угаров поднялся, подошел к карте. Это был оперативный план. Два ствола — главный и вспомогательный — делили пласт на восток и запад. Восток был густо иссечен подэтажами, печами — ходовым и для спуска пульпы, просеками. Запад имел иной вид. Здесь все еще работали робко. Как будто боясь оступиться. И даже линии на плане, казалось, проведены чьей-то робкой, неуверенной рукой.
Подошел Забазлаев и тоже смотрел план.
— Рано, Павлик,— сказал Угаров.— Рано давать рекорд. Какой может быть рекорд, когда на западе у нас очистные работы наступают на пятки подготовительным. Для рекорда нужен фронт работ, а где он у нас?
— Восток один управится,— сказал Забазлаев.— Если все бросить на восток.
— Рано, Павлик. Вытянем запад и дадим рекорд. Но сначала вытянем запад.
— Все вы заодно,— сказал Забазлаев.— Одна шайка-лейка. Зря я с вами связался. А мне предлагали шахту. Взял бы и был сам хозяин. Так нет, соблазнился. Пошел к Бородину. Вами же, сволочи, соблазнился. Друзья молодости, будь вы все неладны!..
Вернулся Рябинин. Вид у него был растерянный.
— Ну, как подписи? Порядок? — деловито осведомился Павлик.
— Гальсков не пустил меня на склад,— сказал Рябинин. Пухлые губы его дрожали.— С ума он сошел, что ли? Требует пропуск.— Рябинин переводил взгляд с Забазлаева на Угарова, как бы взывая к сочувствию.— Я говорю: «Ты что, меня, что ль, не знаешь?» А он свое: «Приказ есть приказ. Без пропуска не пущу...»
— А ты б за грудки его,— сказал Забазлаев.— Ты ж это любишь, Рябинин. Как тогда, при осмотре на папиросы. Или винтовка тебя смутила?..
Глаза у Павлика стали злые, узкие.
— В общем, Рябинин, так. Это я дал приказ не пускать тебя. Все же там не картошка хранится, а взрывчатые материалы. Одних детонаторов девять тысяч штук. Не говоря про аммонит. А ты из него проходной двор сделал.
Говоря это, Забазлаев склонился к столу и, глянув мельком на часы, выписал пропуск. Протянул его Рябинину.
— Получай пока разовый, а там разберись. Твое хозяйство все-таки.— Слова «твое хозяйство» прозвучали как откровенная издевка.
Рябинин шагнул к дверям. Даже узкая прямая спина его выражала обиду.
— Значит, и ты против меня? — спросил Забазлаев, возвращаясь к разговору о рекорде.— Ладно. Давайте дальше ставить опыты. На морских свинках...
Они вышли из кабинета вместе.
— А вообще, скажу я тебе, Серега слабоват,— сказал Павлик.— Я даже не ожидал. Ему бы в проектной конторе сидеть, а не начальником рудника... Не тот характер, понимаешь? Не тот. Не видит он, на что надо жать. Момента не чувствует. Превратил шахту в лабораторию. Небось думает, похвалят его за это. Цацку дадут на ленточке! Как же! Дожидайся!..
— При чем тут похвалят или нет,— сказал Стах.— Хочется работать по-новому. Не просто добывать уголь и передавать в трест данные. Сейчас нам этого уже мало.
— Ах, им уже мало, что шахта дает уголь! Им надо, чтобы шахта давала рафинад...
— Послушай,— сказал Стах.— Как считается? Мы сейчас при исполнении служебных обязанностей?
— Да, вроде бы. А что?
— Сказал бы я тебе...
— Интересно. Что бы ты сказал...
— Я сказал бы, что ты сволочь.
— Ну, твое счастье. Что ты этого не сказал. И что этого не слышал.
Во дворе гидроблока было пусто. Ярко, в полный накал, светило солнце. Терпеливо ждала хозяина голубая «Волга».
— Вчера чуть не гробанулся,— сказал Павлик.— Обгонял какой-то грузовой тихоход, а там встречный шел. Еле успел в кювет съехать. Думал — всё. Но ничего, поцарапался только.
— Один ехал?
— Если бы! С дочкой управляющего трестом.
— Саввы Григорьевича?
— Именно.
— Все торопишься, Забазлаев... Не эта ли дочка от тебя рекорда требует?
— Не так дочка, как папа. С дочкой у нас о другом разговор... Эх и шикарно погуляли вчера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46