ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

..
Дождь утих, и небо за окном посветлело. Серая пелена сползала к западу, словно невидимая рука стягивала ее, ухватив за один край, и освобождалось голубое небо. Была радость в этом освобождении, в переходе от серого к голубому. Но это была чья-то радость и чье-то освобождение. Небо Май осталось серым,— Стах дежурил по шахте. Не надо было искать его глазами среди тех, кто шагал сейчас по дороге к поселку. Не надо было вечером ждать с замирающим сердпем, когда раздадутся под окном, на тихой улице, его звонкие легкие шаги...
— Женю я вас,— сказала Лариса.— Видит бог, женю. И пошла в чулках в переднюю, обуваться. Она сама
была хозяйка и умела ценить чужие чистые полы.
— Приходи завтра,— сказала она.— Я в Уклоново за книгами поеду. Что-нибудь новое привезу.
По дороге от шахты к поселку валил народ, задержанный дождем. Небо совсем очистилось, и опять хорошо была видна цепь холмов за балкой и четыре отдельно растущих дерева, четкие на голубом.
В балке сейчас прохлада и тишина. Тяжелые капли скатываются с листьев орешника. Журчит между оголенных корней речка Полыновка. Дно ее устлано многолетней опавшей тополиной листвой, а вода черная, подкрашенная угольком. Надо проверить, не прорвало ли снова отстойники.
Через речку Полыновку перекинуты поваленные деревья с натянутым вдоль стальным тросом, за который можно держаться. А там, где речка разливается,— висячий мостик, прогибающийся при каждом шаге.
В балке всегда что-нибудь цветет. То синие пролески То фиалки. То дикая яблоня. То шиповник.
В балке свистят синицы, а по ночам заливаются со-' ловьи. Идет человек бережком. Похлестывает веточкой по сапогу. Лягушки пугаются и прыгают в воду, будто их кто дергает за веревочку.
Это у него привычка такая — похлестывать веточкой по сапогу.
Хорошо в балке. Кажется, она нарочно для любви создана в этом открытом взору степном просторе.
Глаза у него серые, а пальцы смуглые, тонкие. А губы теплые, горькие...
Сегодня суббота. Пройдет несколько часов, и по тропке, ведущей в балку, потянутся компании и парочки. Будет низко висеть красное, без лучей солнце. Потом над балкой встанет туман. Вернутся те, что ходили гулять компанией. А те, что ушли вдвоем, сольются с тишиной, растворятся в ночном соловьином сумраке.
Балка, балка! Много повидала ты на своем веку!..
С улицы, залитой косым вечерним солнцем, доносились детские голоса. Ей тошно было одной. Почему Стах не пришел вчера? Конечно, ветер задул свечу. Очень хочется думать так.
Она переоделась. Надела белое в синюю клетку платье. Белые босоножки. После сапог они почти не чувствовались на ноге. Глянула в зеркало. Глаза как подведенные,— въелась угольная пыль. Грустные глаза.
Перед тем как уйти из дома, она позвонила на фабрику диспетчеру. Узнать, работает ли центрифуга и сколько отгрузили угольной мелочи.
— Включайте фабрику и качайте прямо на погрузку,— сказала она. Потом снова сняла трубку и, услышав голос телефонистки Верочки, торопливо нажала рычаг. Не сейчас. Сейчас он занят,— уходит в шахту третья смена.
На улице было людно. Вечером, усеянное людьми, каждое крыльцо превращалось в маленькую трибунку. Она знала здесь всех. Взрослых и детей. В детях повторялись фамилии и знакомые черты отцов. Вот проехал на трехколесном велосипеде румяный карапуз Попутный. Едет, жмет на педали и не знает, что он — главная причина, почему его папеньку, лентяя и растяпу, до сих пор не прогнали с шахты.
Прошла навстречу школьница Люба Колядная в венке из ромашек. Вежливая девочка. Сколько раз ни встретишь ее за день, обязательно скажет: «Здравствуйте».
Почтальонов Васька, белоголовый, лет пяти, Майн любимец, кричал вслед кому-то: «Как дам стране угля, будешь знать!»
У Бородиных было шумно и, как всегда, полно народу. Ольга затеяла пельмени, и все помогали ей лепить. Мелькал телевизор. Мая ссорилась с Павликом из-за дежурной машины,— опять угнали машину в Уклоново, и тем, кто сегодня работает в ночную, придется идти на фабрику пешком.
Когда пили чай, она под шумок вышла в коридор. Сняла трубку, сказала негромко:
— Дайте дежурного по шахте... Станислав Тимофеевич? Как вам дежурится? Спокойной ночи!
— Спасибо.
Ей нравится его голос. Как он звучит по телефону. Спокойной ночи! Спокойной ночи всем, кто не сомкнет глаз до утра!..
Виктор Басюк не любил выходить во вторую смену. Народ с работы идет, зной спадает. Наступает пора отдыха и веселья. Вечером возле агитпункта соберется молодежь, заиграет духовой оркестр, закружатся пары в красном отблеске заходящего солнца. В молодости больше всего дорожишь вечерами, этими праздниками на закате дня, полными музыки и недомолвок, веселья и озорства. Даже после знакомства с Зиной, которая жила в Луганске и ради встречи с которой Виктор решил, не откладывая, купить мотоцикл,— даже после этого вечера возле агитпункта не утратили для Виктора своей прелести. Он знал, что нравится девушкам, что каждая из этих принаряженных девчат, усевшихся на длинных лавках, как воробьи на проводе, только и ждет, чтобы он, Виктор Басюк, пригласил ее на танец. И он выбирал самую скромную и незаметную, которая меньше всего надеялась, и танцевал с ней иногда целый вечер и на зависть полыновским красавицам.
А в последние дни он придумал новое: стал ухаживать за женой начальника вентиляции Рябинина. Звали ее Люба. Она первый год жила в поселке. Жила сама по себе, ни с кем не сдружилась. В балке гуляла одна и приносила оттуда охапки цветов. На цветы у нее была какая-то жадность. Конечно, в Москве у них за такой букет рублевке отвалишь, а то и все два. А тут рви сколько душе угодно. Все твое!
А может, и не от жадности обрывала она цветы в балке, а от скуки. Как-то Виктор встретил ее на дороге, поздоровался, попросил цветок. Она сказала: «Хоть все заберите. Мне их все равно ставить некуда!» И такое у нее было усталое, злое лицо, что Виктору стало ее жаль. Он подумал, что зла она на Рябинина, и это расположило к ней Виктора, вызвало сочувствие. Рябинин ему не нравился. Если бы у Басюка спросили, что ему не нравится в начальнике вентиляции, он бы затруднился ответить. Не нравились ему глаза Рябинина — голубые, молочные, как у теленка. И пухлые губы бантиком. Не нравилось, как он одевается,— ботинки, на каблуках. А главное, не нравилась ему профессия Рябинина, как будто нарочно придуманная для того, чтобы мешать людям работать.
Басюк не любил, когда ему мешали. Может быть, поэтому он всем сменам предпочитал ночную. Ночью никто не отвлекает. Ночью начальства меньше, а толку больше. Ночью Рябинин не рыщет по штрекам и подэтажам, а спит со своей молодой женой.
В эту ночь бригада работала как-то особенно слаженно. И наверху был порядок. Потому что дежурил по шахте Угаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46