Но в конце 1873
года Национальное собрание объявило, что общественное благо
требует возвести церковь на вершине Монмартрского холма. А
несколько месяцев спустя жене бувильского мэра было видение: ее
покровительница, Святая Цецилия, осыпала ее упреками. Допустимо
ли, чтобы люди избранного общества каждое воскресенье шлепали
по грязи в Сен-Ре или Сен-Клодьен, чтобы слушать мессу вместе с
лавочниками? Разве Национальное собрание не подало пример?
Милостью Божьей Бувиль достиг экономического процветания. Так
разве не следует возблагодарить Создателя, построив в Бувиле
храм?
К видению отнеслись благосклонно: муниципальный совет
собрался на историческое заседание, и епископ согласился
возглавить сбор пожертвований. Оставалось выбрать место.
Почтенные семьи коммерсантов и судовладельцев считали, что
церковь следует возвести на вершине Зеленого Холма, где они
жили, чтобы "Святая Цецилия хранила Бувиль, вознесясь над ним,
как храм Христа Сакре-Кер над Парижем". Но новоявленные господа
с Морского Бульвара, в ту пору еще немногочисленные, но весьма
богатые, уперлись: они-де готовы дать сколько нужно, но только
в том случае, если церковь воздвигнут на площади Мариньян: коли
платить за церковь, так уж чтоб можно было ею пользоваться --
они были не прочь показать свою силу спесивой буржуазии,
которая видела в них выскочек. Епископ предложил компромисс:
церковь была построена на полпути между Зеленым Холмом и
Морским Бульваром, на площади Рыбного Рынка, который окрестили
площадью Цецилии Морской. На уродливую громаду, законченную в
1887 году, ухлопали не меньше четырнадцати миллионов.
Улицу Турнебрид, широкую, но грязную и пользовавшуюся
дурной славой, пришлось полностью реконструировать; ее
обитатели были решительно оттеснены на задворки площади Святой
Цецилии, а Маленькая Прадо сделалась, в особенности утром по
воскресеньям, местом встречи щеголей и именитых горожан. На
пути, по которому прогуливалась элита, один за другим стали
открываться роскошные магазины. Они не закрываются ни в
понедельник на Святой неделе, ни в рождественскую ночь, ни по
воскресеньям до полудня. Рядом с колбасником Жюльеном,
славящимся своими горячими пирожками, выставил свои фирменные
пирожные -- очаровательные конусообразные птифуры, украшенные
сиреневым кремом и сахарной фиалкой кондитер Фулон. В витрине
книготорговца Дюпати можно увидеть новинки издательства "Плон",
кое-какие книги по технике -- вроде "Теории кораблестроения"
или "Трактата о парусах", громадную иллюстрированную историю
Бувиля и со вкусом расставленные роскошные издания:
"Кенигсмарк" в синем кожаном переплете и "Книгу моих сыновей"
Поля Думера в переплете из светло-коричневой кожи с
вытесненными на ней пурпурными цветами. "Ателье мод, парижские
модели" Гислена отделяет цветочный магазин Пьежуа от
антикварной лавки Пакена. Парикмахер Гюстав, у которого служат
четыре маникюрши, занимает второй этаж новенького, выкрашенного
желтой краской дома.
Еще два года назад на углу тупика Мулен-Жемо и улицы
Турнебрид бесстыдная девчонка рекламировала дезинсекционную
жидкость -- "Тю-пю-не". Лавчонка процветала в те годы, когда на
площади Святой Цецилии торговали треской, было ей сто лет.
Витрину ее редко мыли -- не без некоторого усилия сквозь пыль и
запотевшие стекла можно было различить целую толпу крошечных
восковых фигурок, которые изображали крыс и мышей в огненного
цвета камзолах. Зверьки, опираясь на тросточки, сходили с
палубы корабля на сушу -- но стоило им ступить на землю,
крестьяночка в кокетливом платье, хотя мертвенно-бледная и
черная от грязи, обращала их в бегство, опрыскивая "Тю-пю-не".
Мне очень нравилась эта лавчонка, вид у нее был циничный и
упрямый, в двух шагах от самой дорогостоящей французской церкви
она нахально напоминала о правах паразитов и грязи.
Старая торговка фармацевтическим зельем умерла в прошлом
году, а ее племянник продал дом. Стоило снести несколько
стенных перегородок -- и вот вам маленький лекционный зал
"Бонбоньерка". В прошлом году Анри Бордо провел в нем беседу об
альпинизме.
По улице Турнебрид не следует торопиться -- почтенные
семейства вышагивают медленным шагом. Иногда удается нырнуть в
тот ряд, что идет впереди, -- это значит, какое-то семейство в
полном составе зашло к Фулону или к Пьежуа. Зато в другие
минуты ты вынужден топтаться на месте -- два семейных клана,
идущие в двух встречных потоках, увидели друг друга и теперь
долго трясут друг другу руки. Я переступаю мелкими шажками. Я
на целую голову выше обоих потоков, и мне видны шляпы, море
шляп. Большая часть шляп -- черные, жесткие. Время от времени
одна из них взлетает на длину руки, открывая нежное свечение
лысины потом через несколько мгновений медленно опускается на
место. Над фасадом номера шестнадцать по улице Турнебрид хозяин
шляпного ателье, специалист по фуражкам Юрбен в качестве
символа вывесил огромную красную архиепископскую шляпу, она
парит в воздухе, и ее золотые кисти свисают в двух метрах над
землей.
Остановка: как раз под кистями образовалась группа. Мой
сосед терпеливо ждет, опустив руки. Этот бледный и хрупкий,
словно фарфоровая фигурка, старичок -- по-моему, Кофье,
председатель Торговой палаты. Сдается мне, перед ним все робеют
только потому, что он всегда безмолвствует. Живет он на вершине
Зеленого Холма в большом кирпичном доме, окна которого всегда
распахнуты настежь. Но вот и кончено, группа распалась, шествие
продолжается. Образовалась другая группа, но эта занимает не
так много места -- не успев составиться, она отодвинулась к
витрине Гислена. Колонна даже не остановилась -- разве что чуть
подалась в сторону; мы проходим мимо шести человек, которые
пожимают друг другу руки. "Добрый день, мсье, добрый день,
дорогой мсье, как поживаете, да наденьте же шляпу, мсье, вы
простудитесь; благодарю вас, мадам, сегодня и в самом деле
прохладно. Дорогая, позволь представить тебе доктора Лефрансуа;
ах, доктор, я так рада с вами познакомиться -- муж только и
говорит что о докторе Лефрансуа, который его так прекрасно
лечил, но накройте же голову, доктор, атакой холод вы
захвораете; ничего, доктор быстро себя вылечит. Увы, мадам,
врачей лечат хуже других; доктор -- отличный музыкант. Боже
мой, доктор, а я и не знала! Вы играете на скрипке? Доктор --
на редкость талантливый человек".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
года Национальное собрание объявило, что общественное благо
требует возвести церковь на вершине Монмартрского холма. А
несколько месяцев спустя жене бувильского мэра было видение: ее
покровительница, Святая Цецилия, осыпала ее упреками. Допустимо
ли, чтобы люди избранного общества каждое воскресенье шлепали
по грязи в Сен-Ре или Сен-Клодьен, чтобы слушать мессу вместе с
лавочниками? Разве Национальное собрание не подало пример?
Милостью Божьей Бувиль достиг экономического процветания. Так
разве не следует возблагодарить Создателя, построив в Бувиле
храм?
К видению отнеслись благосклонно: муниципальный совет
собрался на историческое заседание, и епископ согласился
возглавить сбор пожертвований. Оставалось выбрать место.
Почтенные семьи коммерсантов и судовладельцев считали, что
церковь следует возвести на вершине Зеленого Холма, где они
жили, чтобы "Святая Цецилия хранила Бувиль, вознесясь над ним,
как храм Христа Сакре-Кер над Парижем". Но новоявленные господа
с Морского Бульвара, в ту пору еще немногочисленные, но весьма
богатые, уперлись: они-де готовы дать сколько нужно, но только
в том случае, если церковь воздвигнут на площади Мариньян: коли
платить за церковь, так уж чтоб можно было ею пользоваться --
они были не прочь показать свою силу спесивой буржуазии,
которая видела в них выскочек. Епископ предложил компромисс:
церковь была построена на полпути между Зеленым Холмом и
Морским Бульваром, на площади Рыбного Рынка, который окрестили
площадью Цецилии Морской. На уродливую громаду, законченную в
1887 году, ухлопали не меньше четырнадцати миллионов.
Улицу Турнебрид, широкую, но грязную и пользовавшуюся
дурной славой, пришлось полностью реконструировать; ее
обитатели были решительно оттеснены на задворки площади Святой
Цецилии, а Маленькая Прадо сделалась, в особенности утром по
воскресеньям, местом встречи щеголей и именитых горожан. На
пути, по которому прогуливалась элита, один за другим стали
открываться роскошные магазины. Они не закрываются ни в
понедельник на Святой неделе, ни в рождественскую ночь, ни по
воскресеньям до полудня. Рядом с колбасником Жюльеном,
славящимся своими горячими пирожками, выставил свои фирменные
пирожные -- очаровательные конусообразные птифуры, украшенные
сиреневым кремом и сахарной фиалкой кондитер Фулон. В витрине
книготорговца Дюпати можно увидеть новинки издательства "Плон",
кое-какие книги по технике -- вроде "Теории кораблестроения"
или "Трактата о парусах", громадную иллюстрированную историю
Бувиля и со вкусом расставленные роскошные издания:
"Кенигсмарк" в синем кожаном переплете и "Книгу моих сыновей"
Поля Думера в переплете из светло-коричневой кожи с
вытесненными на ней пурпурными цветами. "Ателье мод, парижские
модели" Гислена отделяет цветочный магазин Пьежуа от
антикварной лавки Пакена. Парикмахер Гюстав, у которого служат
четыре маникюрши, занимает второй этаж новенького, выкрашенного
желтой краской дома.
Еще два года назад на углу тупика Мулен-Жемо и улицы
Турнебрид бесстыдная девчонка рекламировала дезинсекционную
жидкость -- "Тю-пю-не". Лавчонка процветала в те годы, когда на
площади Святой Цецилии торговали треской, было ей сто лет.
Витрину ее редко мыли -- не без некоторого усилия сквозь пыль и
запотевшие стекла можно было различить целую толпу крошечных
восковых фигурок, которые изображали крыс и мышей в огненного
цвета камзолах. Зверьки, опираясь на тросточки, сходили с
палубы корабля на сушу -- но стоило им ступить на землю,
крестьяночка в кокетливом платье, хотя мертвенно-бледная и
черная от грязи, обращала их в бегство, опрыскивая "Тю-пю-не".
Мне очень нравилась эта лавчонка, вид у нее был циничный и
упрямый, в двух шагах от самой дорогостоящей французской церкви
она нахально напоминала о правах паразитов и грязи.
Старая торговка фармацевтическим зельем умерла в прошлом
году, а ее племянник продал дом. Стоило снести несколько
стенных перегородок -- и вот вам маленький лекционный зал
"Бонбоньерка". В прошлом году Анри Бордо провел в нем беседу об
альпинизме.
По улице Турнебрид не следует торопиться -- почтенные
семейства вышагивают медленным шагом. Иногда удается нырнуть в
тот ряд, что идет впереди, -- это значит, какое-то семейство в
полном составе зашло к Фулону или к Пьежуа. Зато в другие
минуты ты вынужден топтаться на месте -- два семейных клана,
идущие в двух встречных потоках, увидели друг друга и теперь
долго трясут друг другу руки. Я переступаю мелкими шажками. Я
на целую голову выше обоих потоков, и мне видны шляпы, море
шляп. Большая часть шляп -- черные, жесткие. Время от времени
одна из них взлетает на длину руки, открывая нежное свечение
лысины потом через несколько мгновений медленно опускается на
место. Над фасадом номера шестнадцать по улице Турнебрид хозяин
шляпного ателье, специалист по фуражкам Юрбен в качестве
символа вывесил огромную красную архиепископскую шляпу, она
парит в воздухе, и ее золотые кисти свисают в двух метрах над
землей.
Остановка: как раз под кистями образовалась группа. Мой
сосед терпеливо ждет, опустив руки. Этот бледный и хрупкий,
словно фарфоровая фигурка, старичок -- по-моему, Кофье,
председатель Торговой палаты. Сдается мне, перед ним все робеют
только потому, что он всегда безмолвствует. Живет он на вершине
Зеленого Холма в большом кирпичном доме, окна которого всегда
распахнуты настежь. Но вот и кончено, группа распалась, шествие
продолжается. Образовалась другая группа, но эта занимает не
так много места -- не успев составиться, она отодвинулась к
витрине Гислена. Колонна даже не остановилась -- разве что чуть
подалась в сторону; мы проходим мимо шести человек, которые
пожимают друг другу руки. "Добрый день, мсье, добрый день,
дорогой мсье, как поживаете, да наденьте же шляпу, мсье, вы
простудитесь; благодарю вас, мадам, сегодня и в самом деле
прохладно. Дорогая, позволь представить тебе доктора Лефрансуа;
ах, доктор, я так рада с вами познакомиться -- муж только и
говорит что о докторе Лефрансуа, который его так прекрасно
лечил, но накройте же голову, доктор, атакой холод вы
захвораете; ничего, доктор быстро себя вылечит. Увы, мадам,
врачей лечат хуже других; доктор -- отличный музыкант. Боже
мой, доктор, а я и не знала! Вы играете на скрипке? Доктор --
на редкость талантливый человек".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66