ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Шпындро полез за ключами, звякнул гроздью разнокалиберных, с
затейливыми бородками да раздумал, пока-то пооткрываешь все запоры, а их
пять на щеколдах, не считая цепочки вывезенной из предпоследней поездки и
стальной рамы на штырях, утопленных в стену, в которой держалась дверь.
Взять квартиру Шпындро все равно, что пытаться пробить крепостную кладку в
метр толщиной кулаком и это еще не считая сигнализации. Конечно, если
Наталья дома, дверь всего на двух задвижках, но ковырять лень и Шпындро
тронул кнопку звонка. Никаких переливчатых трелей, зачем наводку давать;
как намекнул один из дружков, дверь должна иметь самый непритязательный
вид, никаких ручек с выкрутасами, ни стеганых обивок, ни симфонических
звонков, зачем внушать лихим людям дурные мысли? Снаружи дверь квартиры 66
смотрелась скромнее прочих в доме, только медная табличка с двумя
шестерками нарушала план маскировки, да и ту прибили по настоянию Натальи,
возразившей, что чрезмерный аскетизм тоже подозрителен, супруг согласился,
внял... Царство его начиналось сразу за дверью, как подытожил однажды
Кругов, когда они еще теплее относились друг к другу, и Шпындро зазывал
сослуживца к себе: "Граница между двумя системами пролегает, Иваныч, как
раз по порогу твоей квартиры, на площадке еще мы, а только шагнул в
коридор - уже они". Так оно и было, и что ж, думал Шпындро, заслужил, не
ворованное...
В коридоре ни звука, еще раз нажал кнопку, прислушался, показалось, в
квартире посторонние шорохи, обдало жаром, как недавно в кабинете Филина.
Приложил ухо к замочной скважине. Сверху с тонкомордой афганкой вышагивал
величавый мужчина лет шестидесяти, Игорь Иванович с ним всегда
предупредительно раскланивался, не решаясь игнорировать наставления
Натальи: важный, мол, тип, говорят что... тут сыпались предположения одно
невероятней другого и лишь месяц назад выяснилось, что афганку выгуливает
начальник райпищеторга. На приветствие важный человек не ответил, впился
подозрительно, потянул поводок на себя, собака глухо зарычала.
- Что вам, товарищ? - Начальник райпищеторга прижался к перилам и
беспомощно шарил глазами.
- Да я... да вы не узнали меня, - пролепетал Шпындро, ругая себя за
маскарад, устроенный по случаю поездки за город, пришлось заехать в
раздевалку бассейна в центре, там переодеться, там и машину оставить благо
рядом с домом, а уж на обратном пути решил двинуть прямиком к ночлегу.
Немудрено, что вальяжный колбасно-консервный полководец не признал соседа
по дому, тем более насторожило, как тот склонился к замочной скважине,
небось глаза, стертые об накладные, уж потеряли остроту, не различают, что
перед ним тот самый вежливый средних лет мужчина с женой-красоткой,
впрочем таких в этом доме немало, их будто по парам разбили давным-давно,
научили одинаково говорить, одинаково одеваться, одинаково жить, одинаково
думать, но одинаковость эта была по их мнению самой высокой пробы,
одинаковостью избранных.
Наконец начальник райпищеторга прозрел - опознал лжевзломщика,
расплылся с облегчением, Шпындро злорадно подумал, что также меняется
выражение лица этого человека во время якобы случайных ревизий, о которых
тот оповещен заранее; когда даже намек на опасность оказывается позади,
тогда и снисходит благостное расслабление и лицо расцветает с весенней
яростью.
- Это вы! - Голос густой, раскатистый, мягко обволакивающий, взгляд
шелковый, ласкающий, наверное, именно с таким взглядом подписывает бумаги
на дефицит, а может как раз наоборот, с зверским пламенем в очах
расщедривается на росчерк: мол, учти, имярек, не забудь, магазинщик, за
тобой должок, не то посажу на соль и спички, покрутишься. Хорошо таких не
посылают за границу, мелькнуло у Шпындро, слишком алчен, нельзя, чтоб
такие нас представляли, возникнет неверное впечатление; все ж разница
велика меж мной и такими - что Колодец, что этот - эти ворюги, очевидный
факт, а я... тут заворочалось сомнение, а вдруг этот именно человек ни
разу не взял, вдруг ни пятнышка на нем, а Шпындро так его грязью заляпал;
лучше не лезть в чужие дела, попадется - значит выездной прав, а нет -
значит честнейший человек, хотя точит сомнение: откуда все? Ну, это от
зависти! И про Шпындро недоброжелатель может поинтересоваться: откуда все?
Это ж не значит, что он вор. Не зевает - это верно, но и не вор, этакое
промежуточное состояние, не совсем честный, но и не бесчестный, Наталья в
оценках резче. Ее цинизм подкупал, не оставлял пути к отступлению:
"Запомни, нельзя быть немножечко беременной. Или - или!" Муж не
соглашался, не нравился ему этот экстремизм, к чему он? зачем забывать о
полутонах?.. Взять хотя бы умственные способности: бывают дураки, бывают
не умные (но уже не дураки), бывают не глупые и, наконец, умные; так
отчего же делить мир только на честных и воров, и Шпындро ввел собственную
шкалу, щадящую: бесчестный (это вроде - дурак), не чист на руку, не совсем
честный, почти честный и, наконец, честный. Себя Шпындро причислял к почти
честным безо всякого изъяна. Вероятнее всего обо всем этом Шпын не думал,
не то чтоб был не в состоянии, отчего же? голова у него работала, да и
зачем все это, уводит от жизни, портит настроение; а о тебе все равно
судят не по тонкостям души, а по толщине бумажника, хотя все делают вид,
что поступают как раз наоборот.
Начальник райпищеторга проплыл вниз, обдав дорогим одеколоном, таким
же, что и Колодец час назад: людей, от которых дурно пахнет становится
меньше - это в прямом смысле, в переносном сложнее... Шпындро похвалил
себя за невольный каламбур, подумал, что завтра перескажет Кругову, тот
оценит.
Наконец открылась дверь. Наталья в ручной росписи кимоно, с
полотенцем, чалмой намотанной на волосах, не поинтересовалась будет ли
ужинать, устал ли, где пропадал... и так все ясно - по маскарадному
костюму - с промысла, Наталья пропустила мужа к вешалке, строго уточнила:
- Сколько?
Шпындро назвал цифру, выкроив себе четвертной.
- Отлично... диван на кухне сменим на угловой. Жеребцов звонил,
привезли финские, отпад, цвет как раз наш, под старое дерево...
Шпындро стянул ботинки, оглядел стены коридора: картины, фарфор на
резных тумбах, ни пылинки, Наталья чистюля.
- Есть будешь?
Кивнул, поправил эмалевый медальон на стене, взял курс к ванной.
- Отоварилась рыбным заказом. Балык открыть?
Шпындро дернул подбородком вниз, будто норовил кольнуть пол: опять
балык, захотелось жареной картошки с луком, а еще черного хлеба,
пропитанного подсолнечным маслом и посыпанного солью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78