что ж Шпындро решил отделаться
единственно старухой без поддержки дачного строительства патрона? На
понижение... играть не годится. Филин, конечно, ничего не скажет, не
проявит нездоровый, так сказать с отблеском алчности, интерес, полагая,
что Шпындро и сам догадается: расположение расположением, а жизнь
диктует... От напора дурманящего дыма плыло перед глазами и дочери
привиделись обе, взбредет же в голову такая странность: арена цирковая,
Филин на четвереньках в жабо, будто собачка или обезьянка скачет по кругу,
а дочери в откровенных костюмах, заголив все, что можно, а пожалуй и
нельзя, расхаживают по бортику арены, щелкают кнутами здоровенными, будто
перед ними не согбенный папаша на склоне лет, а выездка горячих коней.
Филин отложил папиросу, успокоился, постепенно вывел разговор на
Кругова: хотел проверить, станет ли Шпындро топить соперника. Не
удержался, шельма, от шпилек, но топил по всем правилам чиновной магии: ни
единого дурного слова, все кругами, экивоками, недомолвками, закатыванием
глаз и упиранием взора в пол, мол, против товарища не хочу, но... Филин
любовался: до чего ж отшлифовали людей, как же так, вроде лучший друг
Кругову, ни одной откровенно злокачественной оценки и все же замордовал по
всем статьям.
Филин для себя уж решил сделать ставку на Шпындро - проходим он,
никаких зацепок против, ведь посылают не за достоинства, а по случаю
оглупляющего проверяльщиков отсутствия недостатков, по гладкости анкетной,
по незапятнанности послужного списка Шпындро многих превосходил. Блюл себя
строго в стенах учреждения, все правила, даже из тех, что и осторожные
перестали соблюдать, все предписания душных лет, болотных и мглистых
исполнял истово, а ведь молодой, поражался Филин, мне и то нет-нет шибанет
в голову и хочется взбрыкнуть, а как же этот довел себя до такой
покорности, удручающей даже на вид. Конечно, управляемый человек ценен
руководству, однако, если б полная подчиненность нижестоящего, его
вековечное "не моги возразить" было наиценнейшим товаром в иерархиях,
тогда б рабовладельческий строй не знал равных по производительности, ан
нет, не вышло. Филин прикурил четвертую папиросу. Куда меня занесло?
Рабовладение! Хватил, братец!
Всерьез его занимала только дача - достроить бы! - последняя ставка
всей жизни.
Поговорили задушевно о семьях, о болезнях, о жизни, умещающейся
целиком в стенах присутствия, помечтали об отпускной поре, обмолвились о
рыбалках, кострах, палатках, лодочных моторах, и автомобильных прицепах,
перебрасывались словами долго и охотно, как бы заключив основополагающее в
их сложно сплетенных отношениях. Шпындро размяк под добрым взглядом Филина
и... не удержался.
- Затеял дела домашние, ну вроде полуремонт, полуприведение в порядок
антресольного хозяйства и мест общего пользования, дело хлопотное, может и
не затевать, если... - он, будто стряхнул многолетнюю напуганность, то
набегающую на лицо, то исчезающую вовсе, как разные цвета скачущие по
диковинной тропической рыбе, - когда ехать-то?
Главное сказано и Шпындро благостно откинулся назад.
- Х-м! - Высверк пламени на спичке, дымное облако. - Х-м! Сразу уж и
ехать. Шустрые вы. Х-м! - Снова туча дымная поплыла из края в край
кабинета: кто ж дачу мне продвинет, мил человек, кто ж раздобудет эти
чертовы пробойники или как их там, чтоб толковый фундамент подвести, а
вагонку для кухни где умыкнуть, уж и деньги на нее отложены. - Слушай, -
Филин встрепенулся, сейчас он обращался на ты, а случалось и на вы, и эта
чересполосица, на диво удобная, как бы сигнализировала об отношениях, о
котировке слушателя в миг беседы. Сейчас Шпындро котировался высоко. -
Слушай, у тебя нет ходов, чтоб вагонку достать?
Шпындро помрачнел: думал обойтись бабкой да женским гардеробом для
совок из завальников-запасников жены, а всплыла вагонка: теперь размышляй
и тут образ скупо улыбающегося Мордасова подоспел на помощь. Колодец все
мог достать и не раз доказывал это; и еще почему-то Шпындро рассудил, раз
станция под боком у Мордасова, разгрузки-перегрузки, должна водиться
вагонка, это же не задник гастронома на центральной улице, где кроме
батона колбасы да закатанного в баночную жесть дефицита ни чем не
разживешься. Станция пахла вагонкой или Шпындро ничего не смыслил в жизни.
Вагонка! Ишь какой поворот. Игорь Иванович прижался к стене, передние
ножки стула задрались, чиновник размышлял явно и натужно: пусть знает,
боров, не так просто даже в дебрях мысленных нащупать путь к вагонке, а не
то что отгрузить ее, смолисто попахивающую в прелести свежеструганного
дерева.
Молчали. Филин позвонил, похмыкал в трубку. Скорее всего жене, вроде
тактично дает Шпындро соредоточиться, поскрести по донышку памяти, авось и
проклюнется вагонка; а Игорь Иванович, выйдя мысленно на Мордасова, сразу
понял: он! через него вагонка и приплывает, и сейчас прикидывал, что
сегодняшние переговоры отзвенят ему немалой благодарностью купца,
изобретательного на подношения и не скупого.
Начальник потянулся к пятой папиросе, глянул на часы и Шпындро понял:
поря отвечать, время вышло, вагонку не обойдешь, не зря Филин напрямую
увязал деревяшки с отъездом, утешало только, что сама по себе штука это не
слишком дорогая, главное разжиться вагонкой и даже, если платить выпадет
Шпындро, что ж оно и кстати: гардероб для совок плюс оплаченная вагонка,
как раз и погасят выданные Филиным предъпоездочные векселя.
- Вагонка будет, - просто пояснил Шпындро и отчего-то вспомнил: "Я
знаю город будет, я знаю саду цвесть, когда такие люди на белом или на
этом - не припомнишь - свете есть". Какие люди!
- Лады! - Филин привстал. - Готовься! - И прощально махнул ладошкой.
Шпындро вышел, посмотрел сквозь секретаря и досада изжелтила его лицо: к
чему готовься? к вылазке в субботу? к доставанию вагонки? к долго желанной
поездке туда? или ко всему вместе готовься, потому что командировка за
границу не есть нечто изолированное от потока жизни, а как раз и
проявляется суммой самых разных деяний, совершенных в прошлом, творящихся
в настоящем и призывно подмигивающих из будущего, когда с заморскими
дарами возвращаешься к любезному очагу.
Утром в субботу Наташа Аркадьева кормила мужа завтраком, оба дулись;
из-за этой субботней затеи не удалось поспать всласть. Шпындро прикидывал
как одеться: обычно по-рабочему или позволить себе некоторую выходную
вольность, скажем пренебречь галстуком, а то и курткой воспользоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
единственно старухой без поддержки дачного строительства патрона? На
понижение... играть не годится. Филин, конечно, ничего не скажет, не
проявит нездоровый, так сказать с отблеском алчности, интерес, полагая,
что Шпындро и сам догадается: расположение расположением, а жизнь
диктует... От напора дурманящего дыма плыло перед глазами и дочери
привиделись обе, взбредет же в голову такая странность: арена цирковая,
Филин на четвереньках в жабо, будто собачка или обезьянка скачет по кругу,
а дочери в откровенных костюмах, заголив все, что можно, а пожалуй и
нельзя, расхаживают по бортику арены, щелкают кнутами здоровенными, будто
перед ними не согбенный папаша на склоне лет, а выездка горячих коней.
Филин отложил папиросу, успокоился, постепенно вывел разговор на
Кругова: хотел проверить, станет ли Шпындро топить соперника. Не
удержался, шельма, от шпилек, но топил по всем правилам чиновной магии: ни
единого дурного слова, все кругами, экивоками, недомолвками, закатыванием
глаз и упиранием взора в пол, мол, против товарища не хочу, но... Филин
любовался: до чего ж отшлифовали людей, как же так, вроде лучший друг
Кругову, ни одной откровенно злокачественной оценки и все же замордовал по
всем статьям.
Филин для себя уж решил сделать ставку на Шпындро - проходим он,
никаких зацепок против, ведь посылают не за достоинства, а по случаю
оглупляющего проверяльщиков отсутствия недостатков, по гладкости анкетной,
по незапятнанности послужного списка Шпындро многих превосходил. Блюл себя
строго в стенах учреждения, все правила, даже из тех, что и осторожные
перестали соблюдать, все предписания душных лет, болотных и мглистых
исполнял истово, а ведь молодой, поражался Филин, мне и то нет-нет шибанет
в голову и хочется взбрыкнуть, а как же этот довел себя до такой
покорности, удручающей даже на вид. Конечно, управляемый человек ценен
руководству, однако, если б полная подчиненность нижестоящего, его
вековечное "не моги возразить" было наиценнейшим товаром в иерархиях,
тогда б рабовладельческий строй не знал равных по производительности, ан
нет, не вышло. Филин прикурил четвертую папиросу. Куда меня занесло?
Рабовладение! Хватил, братец!
Всерьез его занимала только дача - достроить бы! - последняя ставка
всей жизни.
Поговорили задушевно о семьях, о болезнях, о жизни, умещающейся
целиком в стенах присутствия, помечтали об отпускной поре, обмолвились о
рыбалках, кострах, палатках, лодочных моторах, и автомобильных прицепах,
перебрасывались словами долго и охотно, как бы заключив основополагающее в
их сложно сплетенных отношениях. Шпындро размяк под добрым взглядом Филина
и... не удержался.
- Затеял дела домашние, ну вроде полуремонт, полуприведение в порядок
антресольного хозяйства и мест общего пользования, дело хлопотное, может и
не затевать, если... - он, будто стряхнул многолетнюю напуганность, то
набегающую на лицо, то исчезающую вовсе, как разные цвета скачущие по
диковинной тропической рыбе, - когда ехать-то?
Главное сказано и Шпындро благостно откинулся назад.
- Х-м! - Высверк пламени на спичке, дымное облако. - Х-м! Сразу уж и
ехать. Шустрые вы. Х-м! - Снова туча дымная поплыла из края в край
кабинета: кто ж дачу мне продвинет, мил человек, кто ж раздобудет эти
чертовы пробойники или как их там, чтоб толковый фундамент подвести, а
вагонку для кухни где умыкнуть, уж и деньги на нее отложены. - Слушай, -
Филин встрепенулся, сейчас он обращался на ты, а случалось и на вы, и эта
чересполосица, на диво удобная, как бы сигнализировала об отношениях, о
котировке слушателя в миг беседы. Сейчас Шпындро котировался высоко. -
Слушай, у тебя нет ходов, чтоб вагонку достать?
Шпындро помрачнел: думал обойтись бабкой да женским гардеробом для
совок из завальников-запасников жены, а всплыла вагонка: теперь размышляй
и тут образ скупо улыбающегося Мордасова подоспел на помощь. Колодец все
мог достать и не раз доказывал это; и еще почему-то Шпындро рассудил, раз
станция под боком у Мордасова, разгрузки-перегрузки, должна водиться
вагонка, это же не задник гастронома на центральной улице, где кроме
батона колбасы да закатанного в баночную жесть дефицита ни чем не
разживешься. Станция пахла вагонкой или Шпындро ничего не смыслил в жизни.
Вагонка! Ишь какой поворот. Игорь Иванович прижался к стене, передние
ножки стула задрались, чиновник размышлял явно и натужно: пусть знает,
боров, не так просто даже в дебрях мысленных нащупать путь к вагонке, а не
то что отгрузить ее, смолисто попахивающую в прелести свежеструганного
дерева.
Молчали. Филин позвонил, похмыкал в трубку. Скорее всего жене, вроде
тактично дает Шпындро соредоточиться, поскрести по донышку памяти, авось и
проклюнется вагонка; а Игорь Иванович, выйдя мысленно на Мордасова, сразу
понял: он! через него вагонка и приплывает, и сейчас прикидывал, что
сегодняшние переговоры отзвенят ему немалой благодарностью купца,
изобретательного на подношения и не скупого.
Начальник потянулся к пятой папиросе, глянул на часы и Шпындро понял:
поря отвечать, время вышло, вагонку не обойдешь, не зря Филин напрямую
увязал деревяшки с отъездом, утешало только, что сама по себе штука это не
слишком дорогая, главное разжиться вагонкой и даже, если платить выпадет
Шпындро, что ж оно и кстати: гардероб для совок плюс оплаченная вагонка,
как раз и погасят выданные Филиным предъпоездочные векселя.
- Вагонка будет, - просто пояснил Шпындро и отчего-то вспомнил: "Я
знаю город будет, я знаю саду цвесть, когда такие люди на белом или на
этом - не припомнишь - свете есть". Какие люди!
- Лады! - Филин привстал. - Готовься! - И прощально махнул ладошкой.
Шпындро вышел, посмотрел сквозь секретаря и досада изжелтила его лицо: к
чему готовься? к вылазке в субботу? к доставанию вагонки? к долго желанной
поездке туда? или ко всему вместе готовься, потому что командировка за
границу не есть нечто изолированное от потока жизни, а как раз и
проявляется суммой самых разных деяний, совершенных в прошлом, творящихся
в настоящем и призывно подмигивающих из будущего, когда с заморскими
дарами возвращаешься к любезному очагу.
Утром в субботу Наташа Аркадьева кормила мужа завтраком, оба дулись;
из-за этой субботней затеи не удалось поспать всласть. Шпындро прикидывал
как одеться: обычно по-рабочему или позволить себе некоторую выходную
вольность, скажем пренебречь галстуком, а то и курткой воспользоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78