Я даже знала, кто лишит жизни Георга. Вон тот неприметный человечек, что стоит в сторонке без дела. Не лыцар, как остальные. И даже не царов рында. Просто голутвенный. Из тех, что знаются с волхвами. Было б время и силы - занялась бы я этим человечком. Все у него вызнала. Потому что именно на таких вот, как он, людишек и опирается грозная, вовсе не людская воля, стоящая за даровыми решениями и указами.
Но сил не было. А времени - тем более.
Меня уже вязали по рукам и ногам. Потом перекинули через спину лошади - я охнула, но почти неслышно. Стараясь не доставлять Кавустову лишней радости.
Повезли, неимоверно тряся, в сторону от дороги - к пу-стохляби.
Рядом шли своими ногами перепуганные до беспамятства Варька с Сонькой. Тоже связанные, но не так крепко. И еще брели, спотыкаясь и падая время от времени, несколько моих дружинников, захваченных ранеными.
Упавших пинали безжалостно, заставляя встать. Но они и сами хотели встать. Потому что впереди ехала их княгиня. И они не могли покинуть ее - даже в столь безотрадном положении.
Неожиданно среди пленных я увидела Никодима.
Все сжалось во мне - неужто не ушли, не спасли княжича Олега Михайловича?! Тут уж я застонала, даже не думая о Кавустове.
Все до единого пленники вскинули на меня глаза, в том числе и Никодим. И улыбнулся мне - не разбитым в бурое месиво ртом, а одними глазами. И кивнул: мол, все выполнено, княгиня.
Я присмотрелась. В его мозгу была действительно вполне утешительная картинка: Бокша, не оглядываясь, спешит через лес. А сквозь голые ветви уже виднеется четкий силуэт Кир-шагского кремля. И Бокшу с княжичем на руках сопровождает охрана из пяти самых крепких дружинников - я даже со спины узнала Клима, Богдана, Кулеша…
А вот сам Никодим, значит, вернулся. Демонстративно не выполнил приказ княгини.
Вот все вы, голутвенные, таковы! Нет чтоб, как анты, для которых господская воля - превыше всего на свете! А вы, хоть и крест целуете, хоть и клятву даете, а все одно - хотите доказать, что вы умнее господ! Ну и где ты теперь со своим \ самовольством? Кинулся, называется, на защиту! Защитничек…
Я мысленно кляла и костерила раненого, еле бредущего Никодима, пытаясь за этой руганью скрыть главное - свой собственный, медленно, но неотвратимо наползающий ужас перед неизбежным финалом От которого не уйти.
- Стой! - скомандовал Георг, натягивая поводья у довольно крутого обрыва над алмазно-бел ой, искрящейся под солнцем гладью Киршаговой пустохляби.
Соскочил, заглянул осторожно за обрыв. Отпрянул. Раздвинул губы в ядовитой ухмылке: - Тут и будет свершена казнь над царовыми преступниками!
Махнул, чтоб меня снимали.
- А теперь, - сообщил он, наклонившись над моим лицом, когда я уже лежала на каменистой киршагской земле, - ты узнаешь, как это приятно - быть утопленной в песке.
Поднял голову, оглядел пленных и проговорил, все так же гадко усмехаясь: - Объясним княгине, как это бывает? Кто из бывших моих верных слуг покажет своей новой госпоже, что ее ждет? Ну, Сонька, давай с тебя начнем.
- Бедная Сонька-то тут при чем? - рассердилась я. - Ты же меня пришел топить? Ну так и топи!
- Не спеши, княгиня, - захохотал Георг. - Экая прыткая. Сначала полюбуйся - тут есть чему любоваться! Вяжите Соньку посредине длинными веревками, чтоб потом вытащить можно было. Надо ж княгине узнать, какой она сама смотреться будет после купания-то!
Меня знобило. То ли от холода, то ли от напряжения. Ну Соньку-то зачем?.. Она ж из антов, может, потом перековалась бы под нового хозяина? Не так уж она была ко мне близка, чтоб умирать со мной, небось обошлось бы без навьей истомы…
- Раз, два!
Связанную Соньку раскачали за руки, за ноги и швырнули с обрыва в безмятежное сияние Киршаговой пустохляби.
- Княги… - только и успела выкрикнуть она напоследок. Невесомо-легкие песчаные волны, шаловливо расступившись, тут же сомкнулись без всплеска над ее запрокинутым, белым от страха лицом.
Я в ней ошиблась Моей смерти ей было не пережить Она все равно бы умерла почти сразу после меня Сама. Так или иначе. Но, может, все-таки лучше иначе, чем так - захлебнувшись в песке?
- Ну, уже можно вынимать? - весело спросил у меня Георг.
Я прекрасно знала из его фантазий, какое зрелище меня ждет. Но одно дело - через чье-то восприятие, а другое - увидеть самой.
Обвисшую Соньку, как чудовищную дохлую рыбину, выволокли на берег, Рот ее все еще был распахнут, но вместо слов из него сыпались только белые чистые песчинки.
- Вот так и ты будешь лежать! - похохатывая, объявил мне Георг, - А внутри у тебя будет…
Он коротким резким движением рассек ножом грудь мертвой служанки - через ребра, до легких. И оттуда, вместе с горячей еще, алой кровью, потекли струйки все того же песка. Они весело искрились на солнце, их было много, очень много - легкие бедной девушки были битком набиты киршагским песком.
- Гляди, княгиня, гляди! - иезуитски поворачивал мою голову к мертвой Соньке Георг, заставляя смотреть, - Будешь, как она, задыхаться, будешь ртом воздух хватать! А воздуха-то того и не будет, один только песок. Ужо надышишься им!…
Кавустовское подлое торжество было столь мерзким, что даже некоторые из лыцаров его сотни не выдержали, отвернулись. И один из отвернувшихся увидел.
- Георг! - закричал он - Всадники! От Киршагского кремля скачут!
- И что? - презрительно спросил Георг, с неудовольствием прерывая сцену своего торжества.
- Надо бы отступить к лесу, - неуверенно предложил все тот же лыцар. - Неудобно здесь оборону держать…
- Ладно, - согласился Георг, - Только сперва утопим княгиню. Вяжи ее!
Всадники и правда быстро приближались. Я уже видела даже жидкий пыльный шлейф, остающийся после конских копыт в хрустально-чистом воздухе - Быстрее давай! - заторопился Георг, - Посередке обязательно! За эту веревку и будем вытаскивать! Я непременно должен увидеть, что она сдохла! Что точно сдохла, что навсегда!
Меня грубо, больно ухватили чьи-то железные пальцы, далекий четкий горизонт вдруг ушел вниз. Потом вверх. Снова вниз. Меня раскачивали
И вот никто уже не сжимает мои лодыжки, не стискивает плечи. И я лечу - легко, свободно! И думаю только об одном: не дышать! Ни в коем случае! Не доставить Георгу счастья видеть мой труп, накачанной песком!
С чего вдруг такое упрямство? Но я выдерживаю. Не дышу. И улетаю в темную, совершенно мне не сопротивляющуюся глубину.
Солнечный, разноцветный мир исчезает. Прекращает свое существование. За моими закрытыми веками - там, снаружи, наступает непроглядная, бесконечная чернота. В которой нет печали, нет тоски, нет горя - нет жизни.
Последнее, что я могу еще ощутить, - покалывание мелких киршагских песчинок, щекотно обволакивающих мое лицо.
Но потом и это временное неудобство растворяется в черном небытии…
Часть 2
НИЧЕГО НЕ СКЛЕИВАЕТСЯ
Случается, что люди умирают, и на том все кончается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154