Она была самой волнующей, самой чувственной, и он рвался к ней. Умирал от желания завладеть этим непредсказуемым созданием. И еще ему отчаянно хотелось облегчить бремя семейных обязанностей, которые она добровольно взвалила на свои плечи, и хоть отчасти вернуть беззаботность девичества, которой она была лишена. Ему хотелось подарить ей радость, облегчить ее жизненный путь, любить ее и быть любимым ею.
Повозившись немного с застежкой платья, Эванджелина повернулась и прижалась к нему. Грудь ее затвердела под сорочкой, и темные круги вокруг сосков соблазняли, дразнили его. Приподнявшись на локте, он втянул губами сквозь ткань сначала одни сосок, потом другой. Она тихонько всхлипнула. Он уже знал, что этот стон означает наслаждение и страстное желание продолжения.
Эллиот не желал торопиться, он хотел заставить ее потерять голову от желания. Нетерпеливые руки Эванджелины, теперь ставшие совсем теплыми, торопливо стянули с него рубашку, потом она на ощупь расстегнула пояс его брюк и, запустив руку внутрь, погладила живот, а затем опустилась ниже, туда, где все его естество напряглось от желания. Почувствовав, как пульсирует набухшая плоть, он застонал, скатился с кровати и принялся медленно раздеваться. Ему не нужно было прикасаться к своей жене, чтобы проверить, готова ли она принять его. Эванджелина всегда с радостью принимала его. И это вселяло в него надежду. Он взглянул на нее. Она лежала обнаженная, и ее блестящие белокурые волосы лучами раскинулись по подушке.
— Ах, Эванджелина, что мне делать? — услышал Эллиот собственный хриплый голос. — Я хотел тебя целый день. С того самого момента, как ушел от тебя на рассвете, и до этой минуты. И каждую минуту между ними. Кажется, я люблю тебя до умопомрачения.
Губы ее дрогнули в загадочной женской улыбке. Эванджелина провела рукой по своему телу явно приглашающим жестом и протянула к нему другую руку. Крепко зажмурив глаза, Эллиот, охваченный радостным предвкушением, представил себе, как вторгается в ее плоть, сеет свое семя и зачинает ребенка. Эванджелина не сводила горящего нетерпением взгляда с его давно готового к бою орудия. Эллиот занес на кровать колено, намереваясь присоединиться к ней, но Эванджелина, издав негромкий возглас, приподнялась, взяла в руки его пульсирующий от нетерпения символ мужественности и обласкала его губами и языком.
— Какой красивый! — услышал Эллиот ее восхищенный шепот. Он замер в мучительном восторге, потом, утратив самообладание, толкнул ее спиной на подушки и, опустившись на нее, потребовал:
— Скажи, что любишь меня, Эви. Она — молча смотрела на него.
— Скажи это, Эви, прошу тебя, — хрипло умолял он, погружаясь в ее плоть.
Она вздохнула и выгнулась ему навстречу, приоткрыв губы от наслаждения и с готовностью подчиняясь заданному им ритму.
— Скажи это, Эванджелина, — снова попросил он. — Я должен услышать эти слова. — Он перестал двигаться, хотя с трудом сдерживал себя.
— Да, — выдохнула она наконец. — Я люблю тебя, Эллиот, да поможет мне Господь.
Безумно обрадованный ее ответом, он перестал сдерживаться, все глубже и глубже вторгаясь в ее плоть. Они одновременно достигли наивысшей точки наслаждения, и она выкрикнула его имя, едва ослепительное удовольствие взорвалось в ней бушующим смерчем. Хватая ртом воздух, Эллиот перекатился на бок, ожидая, пока восстановится дыхание.
Потом, лежа в постели жены, он размышлял о том, что только что наделал. В течение двух недель он второй раз совершил поступок, приводивший его самого в полное замешательство. Во-первых, он всеми правдами и неправдами заставил Эванджелину выйти за него замуж. А теперь он с помощью уговоров, умасливания и даже легкого эмоционального шантажа вынудил ее сказать то, что ей не хотелось говорить. Все это было неправильно. Однако в данный момент его это не беспокоило.
В комнате стояла умиротворяющая тишина. За окном ворковали голуби, вдалеке слышались взрывы веселого детского смеха. Звуки эти были непривычными, однако, безусловно, успокаивающими. Интересно, почему он никогда не слышал их раньше? Может быть, это объясняется тем, что до того, как Эванджелина вошла в его мерзкую жизнь, нечего было слышать?
Господи, как хорошо просто лежать рядом с ней: смотреть, как луч солнца, упавший на белокурые волосы, украсил лицо золотистым блеском; вдыхать восхитительный сладкий аромат ее тела; слушать спокойное легкое дыхание. Он придвинулся к ней поближе, и оба они погрузились в приятную дремоту.
Глава 15
Когда Эллиот проснулся, солнце уже покинуло комнату, наполнив ее мягкими тенями. Свежий ветерок, напоенный ароматами летнего вечера, проникал сквозь открытые окна. Эванджелина, приподнявшись на локте, смотрела ему в лицо.
— Пора вставать, дорогой, — сказала она. — Мы должны одеться и спуститься вниз.
Он повернулся к ней и взял ее руки в свои.
— Я люблю тебя, Эви. Я уже говорил тебе об этом?
— Говорил. — Ее глаза в вечернем освещении казались чуть влажными. — Я тоже люблю тебя. Наверное, нет необходимости притворяться, будто это не так.
Эллиот почувствовал нотку сожаления в ее голосе и резко прижал ее к себе.
— Эти три слова, произнесенные тобой, в корне изменили мою жизнь. Повторяй их почаще, Эви.
Положив голову ему на грудь, она надолго притихла.
— Эллиот! — вдруг сказала она. — Я хотела задать тебе один вопрос.
— Милая, — нежно произнес он, погладив тыльной стороной ладони ее щечку. — Можешь спрашивать о чем угодно.
Она долго молчала. Но это было не то умиротворенное молчание, в которое погружаются удовлетворившие страсть любовники. Сейчас молчание порождалось неуверенностью.
— Эллиот, ты намерен быть мне верным мужем? — решившись наконец, спросила она.
Он резко приподнялся и повернул ее к себе лицом.
— Что за вопрос, Эви? Разумеется, я намерен хранить верность. Зачем еще, по-твоему, я умолял тебя выйти за меня замуж?
Она взглянула на его сведенные на переносице брови, на глубокую морщину, появившуюся на лбу. Интимной задушевности, которая возникла было между ними, как не бывало, она сама все испортила.
— Я… я не знаю, Эллиот, — запинаясь, проговорила она. — Но женам, наверное, позволительно задавать такой вопрос.
— Моей жене нет необходимости спрашивать об этом, — с искренним возмущением заявил он. — Неужели ты думаешь, Эви, что я, женившись, буду продолжать вести холостяцкий образ жизни?
Эви почувствовала, что краснеет.
— Я не думала… — пролепетала она, но по выражению ее лица было видно, что именно эта мысль не давала ей покоя.
Эллиот откинулся на подушки и прикрыл глаза рукой. Полежав так некоторое время, он тяжело вздохнул:
— Черт возьми, Эви! Мы не женаты и двух недель, мы каждую ночь занимаемся любовью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Повозившись немного с застежкой платья, Эванджелина повернулась и прижалась к нему. Грудь ее затвердела под сорочкой, и темные круги вокруг сосков соблазняли, дразнили его. Приподнявшись на локте, он втянул губами сквозь ткань сначала одни сосок, потом другой. Она тихонько всхлипнула. Он уже знал, что этот стон означает наслаждение и страстное желание продолжения.
Эллиот не желал торопиться, он хотел заставить ее потерять голову от желания. Нетерпеливые руки Эванджелины, теперь ставшие совсем теплыми, торопливо стянули с него рубашку, потом она на ощупь расстегнула пояс его брюк и, запустив руку внутрь, погладила живот, а затем опустилась ниже, туда, где все его естество напряглось от желания. Почувствовав, как пульсирует набухшая плоть, он застонал, скатился с кровати и принялся медленно раздеваться. Ему не нужно было прикасаться к своей жене, чтобы проверить, готова ли она принять его. Эванджелина всегда с радостью принимала его. И это вселяло в него надежду. Он взглянул на нее. Она лежала обнаженная, и ее блестящие белокурые волосы лучами раскинулись по подушке.
— Ах, Эванджелина, что мне делать? — услышал Эллиот собственный хриплый голос. — Я хотел тебя целый день. С того самого момента, как ушел от тебя на рассвете, и до этой минуты. И каждую минуту между ними. Кажется, я люблю тебя до умопомрачения.
Губы ее дрогнули в загадочной женской улыбке. Эванджелина провела рукой по своему телу явно приглашающим жестом и протянула к нему другую руку. Крепко зажмурив глаза, Эллиот, охваченный радостным предвкушением, представил себе, как вторгается в ее плоть, сеет свое семя и зачинает ребенка. Эванджелина не сводила горящего нетерпением взгляда с его давно готового к бою орудия. Эллиот занес на кровать колено, намереваясь присоединиться к ней, но Эванджелина, издав негромкий возглас, приподнялась, взяла в руки его пульсирующий от нетерпения символ мужественности и обласкала его губами и языком.
— Какой красивый! — услышал Эллиот ее восхищенный шепот. Он замер в мучительном восторге, потом, утратив самообладание, толкнул ее спиной на подушки и, опустившись на нее, потребовал:
— Скажи, что любишь меня, Эви. Она — молча смотрела на него.
— Скажи это, Эви, прошу тебя, — хрипло умолял он, погружаясь в ее плоть.
Она вздохнула и выгнулась ему навстречу, приоткрыв губы от наслаждения и с готовностью подчиняясь заданному им ритму.
— Скажи это, Эванджелина, — снова попросил он. — Я должен услышать эти слова. — Он перестал двигаться, хотя с трудом сдерживал себя.
— Да, — выдохнула она наконец. — Я люблю тебя, Эллиот, да поможет мне Господь.
Безумно обрадованный ее ответом, он перестал сдерживаться, все глубже и глубже вторгаясь в ее плоть. Они одновременно достигли наивысшей точки наслаждения, и она выкрикнула его имя, едва ослепительное удовольствие взорвалось в ней бушующим смерчем. Хватая ртом воздух, Эллиот перекатился на бок, ожидая, пока восстановится дыхание.
Потом, лежа в постели жены, он размышлял о том, что только что наделал. В течение двух недель он второй раз совершил поступок, приводивший его самого в полное замешательство. Во-первых, он всеми правдами и неправдами заставил Эванджелину выйти за него замуж. А теперь он с помощью уговоров, умасливания и даже легкого эмоционального шантажа вынудил ее сказать то, что ей не хотелось говорить. Все это было неправильно. Однако в данный момент его это не беспокоило.
В комнате стояла умиротворяющая тишина. За окном ворковали голуби, вдалеке слышались взрывы веселого детского смеха. Звуки эти были непривычными, однако, безусловно, успокаивающими. Интересно, почему он никогда не слышал их раньше? Может быть, это объясняется тем, что до того, как Эванджелина вошла в его мерзкую жизнь, нечего было слышать?
Господи, как хорошо просто лежать рядом с ней: смотреть, как луч солнца, упавший на белокурые волосы, украсил лицо золотистым блеском; вдыхать восхитительный сладкий аромат ее тела; слушать спокойное легкое дыхание. Он придвинулся к ней поближе, и оба они погрузились в приятную дремоту.
Глава 15
Когда Эллиот проснулся, солнце уже покинуло комнату, наполнив ее мягкими тенями. Свежий ветерок, напоенный ароматами летнего вечера, проникал сквозь открытые окна. Эванджелина, приподнявшись на локте, смотрела ему в лицо.
— Пора вставать, дорогой, — сказала она. — Мы должны одеться и спуститься вниз.
Он повернулся к ней и взял ее руки в свои.
— Я люблю тебя, Эви. Я уже говорил тебе об этом?
— Говорил. — Ее глаза в вечернем освещении казались чуть влажными. — Я тоже люблю тебя. Наверное, нет необходимости притворяться, будто это не так.
Эллиот почувствовал нотку сожаления в ее голосе и резко прижал ее к себе.
— Эти три слова, произнесенные тобой, в корне изменили мою жизнь. Повторяй их почаще, Эви.
Положив голову ему на грудь, она надолго притихла.
— Эллиот! — вдруг сказала она. — Я хотела задать тебе один вопрос.
— Милая, — нежно произнес он, погладив тыльной стороной ладони ее щечку. — Можешь спрашивать о чем угодно.
Она долго молчала. Но это было не то умиротворенное молчание, в которое погружаются удовлетворившие страсть любовники. Сейчас молчание порождалось неуверенностью.
— Эллиот, ты намерен быть мне верным мужем? — решившись наконец, спросила она.
Он резко приподнялся и повернул ее к себе лицом.
— Что за вопрос, Эви? Разумеется, я намерен хранить верность. Зачем еще, по-твоему, я умолял тебя выйти за меня замуж?
Она взглянула на его сведенные на переносице брови, на глубокую морщину, появившуюся на лбу. Интимной задушевности, которая возникла было между ними, как не бывало, она сама все испортила.
— Я… я не знаю, Эллиот, — запинаясь, проговорила она. — Но женам, наверное, позволительно задавать такой вопрос.
— Моей жене нет необходимости спрашивать об этом, — с искренним возмущением заявил он. — Неужели ты думаешь, Эви, что я, женившись, буду продолжать вести холостяцкий образ жизни?
Эви почувствовала, что краснеет.
— Я не думала… — пролепетала она, но по выражению ее лица было видно, что именно эта мысль не давала ей покоя.
Эллиот откинулся на подушки и прикрыл глаза рукой. Полежав так некоторое время, он тяжело вздохнул:
— Черт возьми, Эви! Мы не женаты и двух недель, мы каждую ночь занимаемся любовью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89