— Встань сюда и покажись. Пусть узрят то, за чем пришли, — велел Бертран, показывая на ступеньку в крепостной стене. — Только не бери с собой ребенка. Это опасно.
Магдалена сама не поняла, как отдала Зои Филиппу, который ловко выхватил девочку, прежде чем она успела сообразить, что делает. Но Магдалена слишком спешила перегнуться через стену, чтобы лучше увидеть мужчин. Чья-то рука поддержала ее под локоть, и она очутилась на ступеньке, возвышаясь над валом.
Гай увидел ее, и, несмотря на расстояние, между ними пролетела какая-то искра, объединив на минуту в единое целое. Волосы Магдалены, ничем не скрепленные, были прихвачены на лбу деревянным венчиком, и ветер трепал по плечам густую каштановую гриву, облепляя шелком платья роскошные изгибы ее тела.
— Магдалена!
Эдмунд, менее сдержанный, чем Гай, не мог противиться порыву окликнуть жену, но ветер унес его крик.
— Она невредима? — с отчаянной тревогой спросил он своего спутника.
— Кажется, да, — тихо ответил Гай. В этот миг единения он почувствовал, что она здорова, хотя ощутил кое-что еще и не мог справиться со смятением, пока Магдалена стояла на крепостной стене. Она сумела передать ему свой страх.
— Теперь можешь спуститься, — объявил Бертран, и она ступила вниз, на каменную ступень. Но когда повернулась, чтобы взять Зои, Филипп отскочил.
— Дай ее мне, — потребовала она, пытаясь справиться с паникой, обдавшей ее горячей волной.
— Нет. Сначала сделаешь то, что прикажут, — ответил Бертран, — и только тогда тебе вернут девчонку.
— О чем вы?
Теперь она поняла, что ужас, куда более жуткий, чем ночь в темнице, ждет ее, и тихо застонала, умоляюще протягивая руки.
— Шарль объяснит.
Она повернулась к д'Ориаку, улыбавшемуся своей тонкогубой улыбкой.
— Пойдешь к мужу и любовнику и пригласишь обоих в крепость на переговоры. Как только они пройдут в ворота, тебе вернут ребенка. Если же ты… — Он небрежно коснулся щеки Зои длинным пальцем. — Если ты откажешься или потерпишь неудачу, она умрет. Удар пикой, и можешь вылавливать ее тело изо рва.
— Нет! Вы не… — Но она знала: они способны на все. Ее рука метнулась к горлу. — Пожалуйста…
— Замани их в крепость, — перебил Шарль.
— Чтобы вы их убили?
— Их или ребенка. Выбирай.
Перед ней разверзлась бездна. Магдалена все ближе подходила к краю этой бездны, но каждый раз, думая, что уже достигла ее, ошибалась. Только теперь бездонный провал разверзся у ее ног.
— Но как?
Она едва ворочала языком. Горло пересохло, как песок в пустыне, а воздух, казалось, не проходил в легкие.
Шарль пожал плечами.
— Решай сама, дорогая кузина. Тебе лучше знать, как завлечь мужчин. Ты близко знакома с обоими, — оскорбительно усмехнулся он. — А теперь спустимся вниз.
Они вышли во внутренний двор, где все еще стояла сестра Тереза. Монахиня без всякого удивления взяла ребенка.
— Унеси ее и не выпускай из виду, — скомандовал Бертран. — Ее мамаша очень занята.
Магдалена, охваченная черным отчаянием, смотрела, как монахиня несет Зои обратно в донжон. Ах, если бы ее собственная смерть могла спасти остальных, она, не задумываясь, пошла бы на любую казнь! Но ей даже этой милости не позволили. Она должна увлечь Гая и Эдмунда, стать причиной их гибели. Прийти к ним с любовью в глазах, распростертыми объятиями и словами обещания и призыва на губах. Воззвать к любви, которую они оба к ней питают, и оба последуют за ней прямо в ловушку. Она предаст их обетами любви точно так же, как мать когда-то погубила многих врагов де Борегаров. Она дочь своей матери. Та передала ей свою силу.
Магдалена, ни словом не обмолвившись, направилась к внешнему двору и арочным воротам крепости.
— У тебя всего час, кузина, — мягко предупредил Шарль, словно вонзая кинжал ей в спину.
Ей дали пройти и опустили мост. Она медленно побрела по нему, ощущая пристальные взгляды лучников, стоявших на крепостном валу, взгляды родичей ее матери, провожавших глазами каждый ее шаг.
Гай и Эдмунд доскакали до конца моста и спешились, но не попытались ступить на мост, руководствуясь правилами рыцарской чести, гласившими, что во время переговоров нельзя пользоваться доверием врага, ослабившего бдительность.
Она спустилась с моста на прохладную зеленую траву, росшую вдоль рва. Мужчины продолжали стоять неподвижно. О, как она нуждалась в объятиях Гая! Как жаждала ощутить жар его тела, обжигающий страстью и любовью! И как она чувствовала безумное желание Эдмунда вернуть ее, вернуть хотя бы дружбу. Как хотела ответить на это желание!
И поэтому не подошла ни к тому, ни к другому. Только, словно заклиная пощадить, протянула руки. Подняла мертвенно-бледное лицо, посмотрела на них застывшими от ужаса глазами.
— Что? — ахнул Гай. — Что они с тобой сделали?
— Я должна привести вас обоих в замок, иначе они убьют Зои, — ответила она, вдруг осознав, что и не могла сказать им ничего, кроме правды.
Гай мельком глянул на усеявших стены крепости наблюдателей и тут же отвернулся.
— Пойдем со мной, — коротко приказал он, умело скрывая бушующую ярость, грозящую лишить рассудка и способности соображать здраво. — И ты тоже, Эдмунд.
Они ушли с солнцепека на тенистую городскую улицу. Там Гай остановился, повернулся к ним и, оценивающе оглядев, решил, что сейчас Эдмунд ничего не сможет сделать для Магдалены. Гай открыл ей объятия.
— Иди сюда, крошка.
Она с бессвязным рыданием упала ему на грудь, и он стал гладить ее волосы, утешая, ободряя. Совсем как в детстве, когда она так часто прибегала к нему со своими горестями. И Магдалена на миг забыла об ужасе и сложила оружие, впервые с того дня, как они расстались в церкви Брессе и он уехал от нее.
Эдмунд из глубин собственного ужаса, рожденного откровениями Магдалены, смотрел на них без всякой ревности, понимая, что не может дать ей то, что она получит от другого. Это печалило его, но не вызывало ощущения измены.
— Довольно, — велел наконец Гай, когда душераздирающие рыдания сменились прерывистыми всхлипами. — Плантагенеты не сдаются и не продают друзей. Вспомни, кто ты есть, Магдалена Ланкастер.
Магдалена подняла залитое слезами лицо. На щеке слабо краснел отпечаток кольчуги: видимо, она слишком крепко прижималась к нему.
— Я дочь шлюхи, призванная сыграть роль шлюхи.
Эдмунд негодующе вскрикнул, а Гай потемнел от гнева, но ни словом не возразил. Да и что тут было возражать?
— Сколько времени тебе дали?
Ее не обидело отсутствие уверений в обратном. Она просто констатировала правду, и боль была только ее собственной.
— Один час.
Ее слезы вдруг высохли, а душа освободилась от всяких эмоций. Даже от страха. Осталась только холодная темная пустота.
— Слишком мало, — заметил Гай, поворачиваясь к Кортни Дюрану, стоявшему в тени и, очевидно, что-то сообразившему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107