О Шарле д'Ориаке, имевшем вид человека, одержимого некоей жизненно важной целью, и о Бертране де Борегаре, патриархе, чьи цели разительно отличались от той, которую преследовал племянник. Произошла какая-то ссора, и племянник был вынужден склониться перед авторитетом старшего, но Оливье не сумел обнаружить причину несогласия и проведал только, что она имеет какое-то отношение к случившемуся в Кале. По его словам выходило, что на общем сборе клана сыновья Бертрана должны уладить спор.
Торопясь сообщить эти сведения господину, он покинул провинцию Руссильон до знаменательного события и поспешил в Пикардию. Свидетельствами спешки достаточно ясно служили запыленная одежда и усталое, осунувшееся лицо.
— Ты все сделал правильно, — кивнул Гай, вынимая железную шкатулку из окованного железом кедрового сундука. На свет появился тяжелый кошель. Гай швырнул его Оливье, и тот ловко подхватил мешочек. Несмотря на озабоченность, Гай невольно улыбнулся. — Ты верный и преданный слуга, Оливье. Иди отдыхай.
Оливье быстро, неслышно вышел, а Гай долго еще хмурился, глядя из окна на юг, откуда грозила беда…
А тем временем Магдалена, решив отложить неприятное расследование, гуляла в саду. Жара стояла невыносимая. Осы деловито жужжали, ползая по усыпавшим траву падалицам. Сад располагался почти у самых внешних укреплений и был окружен высокой стеной, что способствовало уединению, которое трудно было найти в бурлившем деятельностью замке, скорее напоминавшем довольно большой город по своей структуре и многочисленным и различным функциям.
Магдалена, все еще полная воспоминаниями о пережитом блаженстве, никуда не спешила, лениво размышляя о чуде любви, которая так внезапно пленила ее. Она знала, что муж не погиб. Просто не хотела говорить на эту тему с Гаем, потому что это расстраивало его и бросало темную тень на ту радость, которую они находили друг в друге.
Она также не сказала ему о растущей уверенности в том, что снова ждет ребенка. Это стало для нее источником тайного счастья, которое она пока ни с кем не хотела делить. Только Эрин и Марджери знали о том, что произошло на борту корабля, а эти двое будут молчать. Новое дитя, дитя Гая, займет место потерянного в глазах всего мира, а предательская разница во времени легко будет скрыта в этих стенах и вдали от Англии. Внук Джона Гонта станет наследником владений де Брессе, а дитя Гая де Жерве накрепко привяжет его к своей матери. Всякие соображения чести и рыцарства, еще теплившиеся в Гае, быстро растают под лучами отцовской любви и потеряют силу.
Она инстинктивно понимала, что все зависит от нее, что сейчас Гай связан по рукам и ногам магическими чарами, что пока он лишился рассудка и готов плыть по воле волн, но как только обстоятельства изменятся и реальность вторгнется в волшебный мир, он очнется и колдовство рассеется. И если она не найдет способа успокоить его совесть, развеять сомнения, подкрепить страстное увлечение чем-то более надежным, связать его по рукам и ногам, то потеряет любовь, о которой мечтала с детства. Которая была ей дороже жизни. Безумная Дженнет говорила о любви и крови. Большой любви. Любви мужчины. Если такова судьба, Магдалена с радостью ее приветствует.
Как ни странно, все эти беспокойные мысли нисколько не повлияли на приятную истому, ощущаемую каждой клеточкой тела. Магдалена медленно обходила скрюченные фруктовые деревья, с удовольствием грызя грушу. Дочь Джона Гонта и Изольды де Борегар не сомневалась в своей способности добиться желаемого. И она добьется… если не хочет, чтобы жизни ее и Гая де Жерве были разрушены.
В потайной комнате без окон, увешанной шпалерами, собралось пять человек. В очаге не горел огонь: свет и тепло струились от факелов, воткнутых в стенные кольца. Один из присутствующих сбросил короткий плащ, надетый поверх пестрой туники, и потянулся к кувшину с медовой брагой посреди стола. Налив темный сладкий напиток в оловянную кружку, он стал жадно пить.
— Шарль не убедил меня, что мы больше выиграем от ее похищения, чем от смерти.
Он был старше остальных. Волосы и борода поседели, но серые глаза и черты лица обличали в нем истинного Борегара.
— Она дочь Изольды, — спокойно возразил Шарль д'Ориак.
— Мы это знаем, — нетерпеливо бросил Марк, третий из присутствующих.
— Я имел в виду, что она — истинная дочь Изольды, — не повышая голоса, пояснил Шарль. В душной комнате воцарилось недолгое молчание.
— Ты намекаешь, что она… — Говоривший осекся, стараясь найти нужные слова. — Что девчонку можно использовать, как ее мать?
— Изольда никогда не позволяла себя использовать, Марк, — резко возразил старик. — Она делала только то, что желала, и в большинстве случаев сама выбирала себе любовников.
— Но с Ланкастером…
— В истории с Ланкастером она стала жертвой предательства, — перебил Бертран де Борегар, брат Изольды, свято убежденный в том, что говорит чистейшую правду. — Мы отомстим ему и одновременно окажем услугу королю. Я считаю, что она должна умереть.
Шарль лихорадочно искал самые веские доводы в пользу своего плана. Правила вежливости и почтения к старшим требовали, чтобы он смирился и отказался от дальнейших возражений. Однажды он так и поступил, согласившись вынести спор на суд остальных родичей, но сейчас не мог сдаться без дальнейших попыток объяснить им свою точку зрения. С той самой минуты, как он увидел Магдалену у гостиницы в Кале, ее образ занимал его думы в дневные часы и тревожил по ночам. Он устроил покушение на ее жизнь, и если бы оно оказалось успешным, возможно, больше не думал бы об этих губах, глазах, бессознательной грации и высокомерии, тонкой фигурке, надменном голосе, том редчайшем и почти незаметном обаянии, исходившем от нее, женственном, чувственном очаровании, терзавшем воображение мужчин сценами бурной раскаленной похоти. Но она сумела уцелеть, и теперь он не мог вынести мысли о том, что это совершенное тело будет гнить в земле, забытое и никому не нужное, а его сладострастные мечты окончатся ничем, хотя его замысел позволит добиться многого и принесет немало пользы Борегарам.
— Дядюшка, — начал он, — считайте, что Изольда возродилась в своей дочери. Ее муж мертв. Она должна знать об этом, хотя пока что не в интересах ее отца открыто признать вдовой свою дочь. Как только мы вырвем ее из-под влияния Ланкастера, она перестанет быть тем звеном, которое связывает поместья де Брессе с Англией. Не знаю более сладостной мести, чем восстановить дочь Ланкастера против него же, возродив в ее образе живое подобие убитой им женщины.
— Значит, ты продолжаешь настаивать… — Бертран откинулся на спинку стула, задумчиво гладя бороду. В глазах блеснула расчетливая искорка, несколько ободрившая Шарля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Торопясь сообщить эти сведения господину, он покинул провинцию Руссильон до знаменательного события и поспешил в Пикардию. Свидетельствами спешки достаточно ясно служили запыленная одежда и усталое, осунувшееся лицо.
— Ты все сделал правильно, — кивнул Гай, вынимая железную шкатулку из окованного железом кедрового сундука. На свет появился тяжелый кошель. Гай швырнул его Оливье, и тот ловко подхватил мешочек. Несмотря на озабоченность, Гай невольно улыбнулся. — Ты верный и преданный слуга, Оливье. Иди отдыхай.
Оливье быстро, неслышно вышел, а Гай долго еще хмурился, глядя из окна на юг, откуда грозила беда…
А тем временем Магдалена, решив отложить неприятное расследование, гуляла в саду. Жара стояла невыносимая. Осы деловито жужжали, ползая по усыпавшим траву падалицам. Сад располагался почти у самых внешних укреплений и был окружен высокой стеной, что способствовало уединению, которое трудно было найти в бурлившем деятельностью замке, скорее напоминавшем довольно большой город по своей структуре и многочисленным и различным функциям.
Магдалена, все еще полная воспоминаниями о пережитом блаженстве, никуда не спешила, лениво размышляя о чуде любви, которая так внезапно пленила ее. Она знала, что муж не погиб. Просто не хотела говорить на эту тему с Гаем, потому что это расстраивало его и бросало темную тень на ту радость, которую они находили друг в друге.
Она также не сказала ему о растущей уверенности в том, что снова ждет ребенка. Это стало для нее источником тайного счастья, которое она пока ни с кем не хотела делить. Только Эрин и Марджери знали о том, что произошло на борту корабля, а эти двое будут молчать. Новое дитя, дитя Гая, займет место потерянного в глазах всего мира, а предательская разница во времени легко будет скрыта в этих стенах и вдали от Англии. Внук Джона Гонта станет наследником владений де Брессе, а дитя Гая де Жерве накрепко привяжет его к своей матери. Всякие соображения чести и рыцарства, еще теплившиеся в Гае, быстро растают под лучами отцовской любви и потеряют силу.
Она инстинктивно понимала, что все зависит от нее, что сейчас Гай связан по рукам и ногам магическими чарами, что пока он лишился рассудка и готов плыть по воле волн, но как только обстоятельства изменятся и реальность вторгнется в волшебный мир, он очнется и колдовство рассеется. И если она не найдет способа успокоить его совесть, развеять сомнения, подкрепить страстное увлечение чем-то более надежным, связать его по рукам и ногам, то потеряет любовь, о которой мечтала с детства. Которая была ей дороже жизни. Безумная Дженнет говорила о любви и крови. Большой любви. Любви мужчины. Если такова судьба, Магдалена с радостью ее приветствует.
Как ни странно, все эти беспокойные мысли нисколько не повлияли на приятную истому, ощущаемую каждой клеточкой тела. Магдалена медленно обходила скрюченные фруктовые деревья, с удовольствием грызя грушу. Дочь Джона Гонта и Изольды де Борегар не сомневалась в своей способности добиться желаемого. И она добьется… если не хочет, чтобы жизни ее и Гая де Жерве были разрушены.
В потайной комнате без окон, увешанной шпалерами, собралось пять человек. В очаге не горел огонь: свет и тепло струились от факелов, воткнутых в стенные кольца. Один из присутствующих сбросил короткий плащ, надетый поверх пестрой туники, и потянулся к кувшину с медовой брагой посреди стола. Налив темный сладкий напиток в оловянную кружку, он стал жадно пить.
— Шарль не убедил меня, что мы больше выиграем от ее похищения, чем от смерти.
Он был старше остальных. Волосы и борода поседели, но серые глаза и черты лица обличали в нем истинного Борегара.
— Она дочь Изольды, — спокойно возразил Шарль д'Ориак.
— Мы это знаем, — нетерпеливо бросил Марк, третий из присутствующих.
— Я имел в виду, что она — истинная дочь Изольды, — не повышая голоса, пояснил Шарль. В душной комнате воцарилось недолгое молчание.
— Ты намекаешь, что она… — Говоривший осекся, стараясь найти нужные слова. — Что девчонку можно использовать, как ее мать?
— Изольда никогда не позволяла себя использовать, Марк, — резко возразил старик. — Она делала только то, что желала, и в большинстве случаев сама выбирала себе любовников.
— Но с Ланкастером…
— В истории с Ланкастером она стала жертвой предательства, — перебил Бертран де Борегар, брат Изольды, свято убежденный в том, что говорит чистейшую правду. — Мы отомстим ему и одновременно окажем услугу королю. Я считаю, что она должна умереть.
Шарль лихорадочно искал самые веские доводы в пользу своего плана. Правила вежливости и почтения к старшим требовали, чтобы он смирился и отказался от дальнейших возражений. Однажды он так и поступил, согласившись вынести спор на суд остальных родичей, но сейчас не мог сдаться без дальнейших попыток объяснить им свою точку зрения. С той самой минуты, как он увидел Магдалену у гостиницы в Кале, ее образ занимал его думы в дневные часы и тревожил по ночам. Он устроил покушение на ее жизнь, и если бы оно оказалось успешным, возможно, больше не думал бы об этих губах, глазах, бессознательной грации и высокомерии, тонкой фигурке, надменном голосе, том редчайшем и почти незаметном обаянии, исходившем от нее, женственном, чувственном очаровании, терзавшем воображение мужчин сценами бурной раскаленной похоти. Но она сумела уцелеть, и теперь он не мог вынести мысли о том, что это совершенное тело будет гнить в земле, забытое и никому не нужное, а его сладострастные мечты окончатся ничем, хотя его замысел позволит добиться многого и принесет немало пользы Борегарам.
— Дядюшка, — начал он, — считайте, что Изольда возродилась в своей дочери. Ее муж мертв. Она должна знать об этом, хотя пока что не в интересах ее отца открыто признать вдовой свою дочь. Как только мы вырвем ее из-под влияния Ланкастера, она перестанет быть тем звеном, которое связывает поместья де Брессе с Англией. Не знаю более сладостной мести, чем восстановить дочь Ланкастера против него же, возродив в ее образе живое подобие убитой им женщины.
— Значит, ты продолжаешь настаивать… — Бертран откинулся на спинку стула, задумчиво гладя бороду. В глазах блеснула расчетливая искорка, несколько ободрившая Шарля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107