Большинство введены в заблуждение и будут искренне верить в мои чудовищные наклонности, пока не откроется истина; но три сукина сына лгали совершенно сознательно: Юлиус Себастьян, Гарри Вароу и Мордехай Питере. Они организовали травлю. И если выяснится подоплека — никто не простит им обмана с Джонни Троем.
Рухнет вся империя Себастьяна.Я шагал по комнате, лихорадочно думая. Наконец остановился, плюхнулся в кресло и включил телевизор.
Хамбл все еще говорил. Теперь он призывал ко всеобщему братству. Фразы были округлыми, лишенными всякой конкретности, но доступными для любого ребенка. Если не задумываться над тем, как Хамбл намеревается осуществить все, что обещает, им можно было восхищаться. Демагог чистой воды.
Внезапно мне в голову пришла страшная мысль.Похоже, что Хамбл станет следующим президентом Соединенных Штатов, если только Калифорния шагнет под его знамена. Как будет ликовать Юлиус Себастьян! Никто, не считая, разумеется, самого Хорейши М. Хам-бла, не вложил столько труда и средств в его победу на выборах. Хамбл получил себастьяновскую обработку.
Совсем как Джонни Трои. Вот я и подумал: «Когда Хорейша М. Хамбл открывает рот, чей голос мы слышим?»
Нет, я не испугался и не растерялся. По всей вероятности, нечто подобное и прежде приходило мне в голову, только не было четко оформлено. Слушая речи Хамбла, я возмущался тем, что они переполнены стандартными штампами.
Фразы сами по себе ничего не значили, но хорошо звучали, а это было важно. Такие речи сочиняют практически без помарок. Преподнесенные красивым, хорошо поставленным голосом Хамбла, они приобретали значение.
Фрэнсис Бойл, неотразимый красавец, был прекрасным фасадом для голоса Чарли Байта.Хорейша М. Хамбл, неотразимый красавец с бархатным голосом, станет тоже прекрасным фасадом для кого-то другого.
Кто стоял за Троем, я знал. А за Хамблом, мог только гадать. Голосуя за Хамбла, одураченные люди будут голосовать за невидимку.
Я твердо знал, что хочу сделать: сообщить всему одураченному миру, что происходит. Однако мир не пожелает меня слушать. И с каждой проходящей минутой мое положение ухудшалось.
Хамбл заканчивал выступление; последняя фраза прозвучала так:
— Помните, дорогие соотечественники, завтра у избирательных урн: Хамбл может для вас сделать больше.
Он самоуверенно улыбнулся, не сомневаясь в своей неотразимости.
Затем последовала торговая реклама. Сначала речь шла о модернизированном холодильнике с какими-то дополнительными камерами, потом показали ту же девушку в ванне, заполненной мыльной пеной.
Речь Эмерсона должны были передавать по другому каналу, я потянулся к телевизору. Наверное, что-то меня предупредило, что это нужно сделать именно в это мгновение. Замешкайся я немного — и было бы поздно.
Я не слышал, как отворилась дверь. Я вообще ничего не слышал, разве что приглушенный звук выстрела. Но так как я резко наклонился вперед, чтобы дотянуться до ручки телевизора, пуля лишь слегка царапнула щеку и врезалась в стену.
На остальное ушла секунда. Я вообще ни о чем не подумал, реагируя автоматически: пригнулся и отпрыгнул вбок, рука выхватила «кольт».
Я не успел приземлиться, как он выстрелил вторично. Выстрела я не услышал, но почувствовал, как пуля задела ребро. Его я увидел в проеме двери и выстрелил на лету.
Он застыл, прислонившись спиной к двери. Пистолет с глушителем — в левой. А правую он прижимал к груди.
Тони Ангвиш!
Он издал приглушенный крик или кашель и согнулся. Зубы у него были стиснуты, губы раздвинуты, от страшной боли глаза почти закрылись.
Я поднялся, прыгнул и вышиб пистолет у него из рук. При этом он покачнулся и тяжело упал на колени.
Повернув ко мне голову, он сказал, не разжимая зубов:
— Ублюдок! Ублюдок! Ты убил меня. Это...
Его слова закончились стоном. Теперь сквозь пальцы у него сочилась кровь.
Я сунул свой «кольт» обратно в кобуру.
— Сейчас вызову скорую помощь. Ты, конечно, этого не заслуживаешь, сукин сын! Но я вызову. Только не воображай, что я останусь и буду с тобой нянчиться.
— Больно...
Он согнулся еще больше, обеими руками зажимая грудь. Смотрел не на меня, а куда-то мимо.
— Врачи уже не помогут. Я знаю...
Голос у него звучал достаточно сильно. Он просто не договорил половину фразы. Глаза у него блестели, казались какими-то особенно ясными, как у человека с высокой температурой. Я уже и раньше замечал такое — и задумывался, что же творится в душе человека, который знает наверняка, что умирает.
Лихорадочный блеск исчез. Глаза стали холодными. Его затрясло, голова немного повисла.
Потом он произнес спокойно, как будто у нас шел дружеский разговор:
— Джо послал нас вшестером. Двадцать пять тысяч долларов тому, кто доберется до тебя. Никогда не видел его в такой ярости. Тебя все ищут,
все копы в городе, добровольцы-сопляки тоже. Двадцать пять тысяч, подумать только, еще ни разу не был близок к такой сумме... ох! Лицо у него исказилось от сильной боли.
— О Господи!
— Я сейчас вызову...
— Прекрати!
Мне показалось, что он пытается улыбнуться, но уголки его рта не
поднимались кверху.
— Мне и жить-то осталось всего минуту... Хочу тебе сказать... Вот уж не предполагал... Мне повезло, я тебя нашел... Проклятие, как больно... Ну, хоть не обидно, ты не размазня...
Я положил руку ему на плечо.
— Джо? Джо Райс?
— Точно. Джо Райс. Мы упустили тебя в Бенедикт Каньоне, но тогда это было не так важно. А теперь важно. Ты не поверишь, насколько важно.
Я посмотрел на дверь. Наверное, я оставил ее открытой, когда мотался за газетами. Очевидно, никто не обратил внимания на выстрел. Во всяком случае, признаков тревоги пока не заметно. Но если Тони удалось добраться сюда, значит, скоро прибудут и другие.
— Как ты меня разыскал? — спросил я его.
— Был уверен, что ты залег на пару дней. Мы вшестером поделили телефонную книгу на равные части. Я взял себе первую.
Он обнаружил меня так же, как я накануне — Билли Бончака. Полиция тоже найдет. И очень скоро. В этом нет сомнения. Хорошо уже то, что пятеро остальных головорезов не станут искать меня в этом месте, если
только...
— Ты говорил кому-нибудь, что разыскал меня? — спросил я.
— Ну нет. Я хотел один получить всю сумму.
— Где сейчас Райс?
— Не знаю. Могу сказать, где он будет в четыре часа. Большое совещание, все шито-крыто. Наверху у Себастьяна, в его офисе. Джо сказал позвонить ему туда, если...
Внезапно голос у него ослабел, теперь он почти шептал:
— Любой из нас, кто выследит тебя или пришьет. Он сказал, что ему необходимо это сразу же знать. Очень важно знать, от этого многое зависит.
Мне становилось все яснее, почему это так важно.
— В агентстве Себастьяна, да? Кто там будет?
— Я знаю только про Джо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Рухнет вся империя Себастьяна.Я шагал по комнате, лихорадочно думая. Наконец остановился, плюхнулся в кресло и включил телевизор.
Хамбл все еще говорил. Теперь он призывал ко всеобщему братству. Фразы были округлыми, лишенными всякой конкретности, но доступными для любого ребенка. Если не задумываться над тем, как Хамбл намеревается осуществить все, что обещает, им можно было восхищаться. Демагог чистой воды.
Внезапно мне в голову пришла страшная мысль.Похоже, что Хамбл станет следующим президентом Соединенных Штатов, если только Калифорния шагнет под его знамена. Как будет ликовать Юлиус Себастьян! Никто, не считая, разумеется, самого Хорейши М. Хам-бла, не вложил столько труда и средств в его победу на выборах. Хамбл получил себастьяновскую обработку.
Совсем как Джонни Трои. Вот я и подумал: «Когда Хорейша М. Хамбл открывает рот, чей голос мы слышим?»
Нет, я не испугался и не растерялся. По всей вероятности, нечто подобное и прежде приходило мне в голову, только не было четко оформлено. Слушая речи Хамбла, я возмущался тем, что они переполнены стандартными штампами.
Фразы сами по себе ничего не значили, но хорошо звучали, а это было важно. Такие речи сочиняют практически без помарок. Преподнесенные красивым, хорошо поставленным голосом Хамбла, они приобретали значение.
Фрэнсис Бойл, неотразимый красавец, был прекрасным фасадом для голоса Чарли Байта.Хорейша М. Хамбл, неотразимый красавец с бархатным голосом, станет тоже прекрасным фасадом для кого-то другого.
Кто стоял за Троем, я знал. А за Хамблом, мог только гадать. Голосуя за Хамбла, одураченные люди будут голосовать за невидимку.
Я твердо знал, что хочу сделать: сообщить всему одураченному миру, что происходит. Однако мир не пожелает меня слушать. И с каждой проходящей минутой мое положение ухудшалось.
Хамбл заканчивал выступление; последняя фраза прозвучала так:
— Помните, дорогие соотечественники, завтра у избирательных урн: Хамбл может для вас сделать больше.
Он самоуверенно улыбнулся, не сомневаясь в своей неотразимости.
Затем последовала торговая реклама. Сначала речь шла о модернизированном холодильнике с какими-то дополнительными камерами, потом показали ту же девушку в ванне, заполненной мыльной пеной.
Речь Эмерсона должны были передавать по другому каналу, я потянулся к телевизору. Наверное, что-то меня предупредило, что это нужно сделать именно в это мгновение. Замешкайся я немного — и было бы поздно.
Я не слышал, как отворилась дверь. Я вообще ничего не слышал, разве что приглушенный звук выстрела. Но так как я резко наклонился вперед, чтобы дотянуться до ручки телевизора, пуля лишь слегка царапнула щеку и врезалась в стену.
На остальное ушла секунда. Я вообще ни о чем не подумал, реагируя автоматически: пригнулся и отпрыгнул вбок, рука выхватила «кольт».
Я не успел приземлиться, как он выстрелил вторично. Выстрела я не услышал, но почувствовал, как пуля задела ребро. Его я увидел в проеме двери и выстрелил на лету.
Он застыл, прислонившись спиной к двери. Пистолет с глушителем — в левой. А правую он прижимал к груди.
Тони Ангвиш!
Он издал приглушенный крик или кашель и согнулся. Зубы у него были стиснуты, губы раздвинуты, от страшной боли глаза почти закрылись.
Я поднялся, прыгнул и вышиб пистолет у него из рук. При этом он покачнулся и тяжело упал на колени.
Повернув ко мне голову, он сказал, не разжимая зубов:
— Ублюдок! Ублюдок! Ты убил меня. Это...
Его слова закончились стоном. Теперь сквозь пальцы у него сочилась кровь.
Я сунул свой «кольт» обратно в кобуру.
— Сейчас вызову скорую помощь. Ты, конечно, этого не заслуживаешь, сукин сын! Но я вызову. Только не воображай, что я останусь и буду с тобой нянчиться.
— Больно...
Он согнулся еще больше, обеими руками зажимая грудь. Смотрел не на меня, а куда-то мимо.
— Врачи уже не помогут. Я знаю...
Голос у него звучал достаточно сильно. Он просто не договорил половину фразы. Глаза у него блестели, казались какими-то особенно ясными, как у человека с высокой температурой. Я уже и раньше замечал такое — и задумывался, что же творится в душе человека, который знает наверняка, что умирает.
Лихорадочный блеск исчез. Глаза стали холодными. Его затрясло, голова немного повисла.
Потом он произнес спокойно, как будто у нас шел дружеский разговор:
— Джо послал нас вшестером. Двадцать пять тысяч долларов тому, кто доберется до тебя. Никогда не видел его в такой ярости. Тебя все ищут,
все копы в городе, добровольцы-сопляки тоже. Двадцать пять тысяч, подумать только, еще ни разу не был близок к такой сумме... ох! Лицо у него исказилось от сильной боли.
— О Господи!
— Я сейчас вызову...
— Прекрати!
Мне показалось, что он пытается улыбнуться, но уголки его рта не
поднимались кверху.
— Мне и жить-то осталось всего минуту... Хочу тебе сказать... Вот уж не предполагал... Мне повезло, я тебя нашел... Проклятие, как больно... Ну, хоть не обидно, ты не размазня...
Я положил руку ему на плечо.
— Джо? Джо Райс?
— Точно. Джо Райс. Мы упустили тебя в Бенедикт Каньоне, но тогда это было не так важно. А теперь важно. Ты не поверишь, насколько важно.
Я посмотрел на дверь. Наверное, я оставил ее открытой, когда мотался за газетами. Очевидно, никто не обратил внимания на выстрел. Во всяком случае, признаков тревоги пока не заметно. Но если Тони удалось добраться сюда, значит, скоро прибудут и другие.
— Как ты меня разыскал? — спросил я его.
— Был уверен, что ты залег на пару дней. Мы вшестером поделили телефонную книгу на равные части. Я взял себе первую.
Он обнаружил меня так же, как я накануне — Билли Бончака. Полиция тоже найдет. И очень скоро. В этом нет сомнения. Хорошо уже то, что пятеро остальных головорезов не станут искать меня в этом месте, если
только...
— Ты говорил кому-нибудь, что разыскал меня? — спросил я.
— Ну нет. Я хотел один получить всю сумму.
— Где сейчас Райс?
— Не знаю. Могу сказать, где он будет в четыре часа. Большое совещание, все шито-крыто. Наверху у Себастьяна, в его офисе. Джо сказал позвонить ему туда, если...
Внезапно голос у него ослабел, теперь он почти шептал:
— Любой из нас, кто выследит тебя или пришьет. Он сказал, что ему необходимо это сразу же знать. Очень важно знать, от этого многое зависит.
Мне становилось все яснее, почему это так важно.
— В агентстве Себастьяна, да? Кто там будет?
— Я знаю только про Джо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38