«Отваливайте!» Но Мустик, не ведавший сомнений, продолжал свой обход. Его звонкий голос достиг самых потаенных углов темницы:
— Ладно, старина! Что случилось? Разве нельзя немного побродить, чтобы посмотреть и удовлетворить свое любопытство путешественника?
Солдат вскинул ружье и пригрозил:
— Убирайся! Еще один шаг, и я стреляю! Мальчик отскочил назад в тот самый миг, когда другой часовой крикнул Мадьяне:
— Уходите!
Мустик схватил девушку за руку и огорченно прошептал:
— Делать нечего, мадемуазель! Мы пришли, чтобы дорогой хозяин смог услышать наши голоса… дать ему понять: друзья здесь и готовы его вызволить отсюда. Удалось ли нам это? Боюсь, что нет.
— Дорогой малыш! Ты прав. Это единственный способ сообщить Полю о присутствии тех, кто его любит, укрепить в нем надежду…
И тут в голове девушки возникла мысль, может быть, несколько экстравагантная , но единственно правильная в эту минуту. Она сказала:
— О! Меня Поль услышит!
Удерживая слезы и душившие ее рыдания, Мадьяна начала петь:
Я люблю его, как безумная! Я люблю его, как никогда не любила. Я только что сказала это по-французски И повторю это по-креольски.
При звуках чудесного голоса завороженные солдаты морской пехоты остолбенели. Приказ запрещал людям приближаться к тюрьме, но не запрещал петь.
Мадьяна продолжала, уверенная, что эта наивная, незамысловатая песня долетит до самой дальней темницы.
Я люблю тебя!
Я никогда тебя не покину.
Ты — свеча.
А я — птица
Я птица, птица… о!
Жалостный стон вырвался у нее из груди и прервал пленительные наивные признания, полет звуков, звеневших, как металл, и нежных, как хрусталь.
Собрав всю свою волю, Мадьяна сжала кулаки, напряглась, чтобы не упасть, и продолжала, теряя силы:
Я обожгла крыло.
Нежная моя любовь,
Ах, как я люблю тебя, мой коко..
Мой дорогой, дорогой мой!..
Девушка набрала полную грудь воздуха и победно пропела последнюю строку.
Тотчас же ее стали душить рыдания, долго сдерживаемые слезы потекли из глаз. Изумленные и очарованные часовые глядели на прекрасную плачущую певунью. Их души смягчились при виде ее мук. Но приказ! Неумолимый приказ.
Один из солдат приблизился к несчастной, склонился к ее уху и тихо произнес:
— Мадемуазель, прошу вас, уходите. Это приказ. Не настаивайте… иначе нас посадят в тюрьму.
Мадьяна отрешенно проронила:
— Да… спасибо! Я ухожу.
Она бросила взгляд, полный отчаяния, на мрачные здания, и по ее телу пробежала дрожь.
Все окна в стенах были прикрыты сверху деревянными навесами.
И все же именно оттуда донеслось:
— Ма… дья… на!
Девушка, которая еле передвигала ноги и шла, опираясь на руки юных друзей, прошептала:
— Это Поль! Будь благословен Господь… Он меня услышал.
Мустик, внезапно просветлевший, воскликнул:
— Железная Рука! Да, это Железная Рука! Мадемуазель, мужайтесь! Мы перевернем небо и землю, но спасем его!
— Да, дорогой малыш! Мы вырвем Поля из этого ада и докажем его невиновность. Но теперь надо быстрее вернуться… мне что-то нехорошо.
Когда Мадьяна пришла домой, у нее зуб на зуб не попадал, голова раскалывалась от нестерпимой боли.
Обеспокоенный Мустик предупредил настоятельницу. Славная женщина поспешила прийти, осмотрела девушку и уложила ее в постель. Затем она позвала мальчика, который сгорал от нетерпения, беспокоясь о здоровье девушки.
— Не тревожьтесь, дитя мое, — сказала ему монахиня. — Мадьяна все опасности. Она просто устала с дороги, а эмоциональное напряжение вызвало сильный приступ лихорадки. Отдых, хинин, уход и особенно покой быстро поставят ее на ноги.
— Да, мадам, надеюсь… Она сильная и мужественная. Мы будем о ней заботиться, но кто ей даст душевный покой?
Настоятельница посмотрела в светлые глаза мальчика, сверкавшие умом и решительностью, и после долгого молчания проговорила:
— Дитя мое, я знаю, вы любите Мадьяну и ее жениха…
— Я им предан до самой смерти!
— Вы показали пример смелости и находчивости, очень редкий в таком возрасте…
Смущенный похвалой, Мустик покраснел, смешался и прошептал:
— Я не заслуживаю этой похвалы, мадам… Но я готов сделать все, что могу, там, где жизнь так жестока и опасна.
— Чудесно! Надо попытаться сделать для друзей еще больше и лучше, если это возможно. Я доверяю вам, несмотря на вашу молодость, одну очень важную вещь. О ней до нового приказа нельзя говорить никому ни единого слова.
— Мадам, я буду достоин вашего доверия. Вы увидите…
— Слушайте меня. Будьте внимательны и не прерывайте. Я только что узнала, что два иностранных путешественника прибыли вчера утром с голландским кораблем. Один инженер, другой, тот, что его сопровождает, что-то вроде фактотума. Человек, который мне об этом сообщил, достойный доверия, находит, что ведут они себя как-то странно.
— Интересно! — невольно вырвалось у Мустика. — Ведь наш хозяин Железная Рука — тоже инженер, а таких специалистов в нашем краю не так уж много. Но простите, мадам, я перебил вас.
— Меня это так же поразило, как и вас. Я не знаю имени приезжего. Возможно, он вполне заслуживает уважения. Впрочем, комендант оказывает ему особые знаки внимания. Однако приезд в один и тот же день двух людей одинаковой профессии показался мне, как и вам, странным.
Мустик подумал, покачал головой, и его разбуженное воображение стало выстраивать одну гипотезу за другой, а монахиня продолжала:
— Вместо того чтобы воспользоваться гостеприимством, которое всегда предлагает почтенным гостям комендант, оба путешественника устроились у Пьера Лефранка, старого ссыльного, абсолютно порочного: в его дом вхожи разные подозрительные личности. Так вот, дорогое дитя, что вам надлежит сделать… Надо узнать имена этих двух людей, не выдавая себя ничем и не подвергаясь никакому риску.
— Мадам, это можно сделать. Вот увидите.
— Оставляю на ваше усмотрение выбор средств, но с обязательным соблюдением мер предосторожности.
— Хорошо.
— Повторяю, сохраняйте крайнюю осторожность. И когда что-нибудь узнаете, приходите ко мне. До свидания, мое дитя, и да поможет вам Бог.
— Спасибо, мадам. Положитесь на меня и примите заверения в искреннем к вам уважении.
Сказав это, Мустик вышел, присоединился к терпеливо ждавшему его Фишало и предложил ему вернуться домой.
Обычно очень разговорчивый, мальчик на этот раз был молчалив и о чем-то напряженно думал, покачивая головой. Войдя в комнату, которую он делил со своим товарищем, Мустик разжал наконец губы и сказал:
— Оставайся здесь, старина. Ничего не предпринимай и жди меня, а пока — поспи.
— Куда ты идешь?
— Выполнять одну секретную миссию.
Затем мальчуган достал револьвер, тщательно перезарядил его, положил в карман и добавил:
— Иду работать на патрона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Ладно, старина! Что случилось? Разве нельзя немного побродить, чтобы посмотреть и удовлетворить свое любопытство путешественника?
Солдат вскинул ружье и пригрозил:
— Убирайся! Еще один шаг, и я стреляю! Мальчик отскочил назад в тот самый миг, когда другой часовой крикнул Мадьяне:
— Уходите!
Мустик схватил девушку за руку и огорченно прошептал:
— Делать нечего, мадемуазель! Мы пришли, чтобы дорогой хозяин смог услышать наши голоса… дать ему понять: друзья здесь и готовы его вызволить отсюда. Удалось ли нам это? Боюсь, что нет.
— Дорогой малыш! Ты прав. Это единственный способ сообщить Полю о присутствии тех, кто его любит, укрепить в нем надежду…
И тут в голове девушки возникла мысль, может быть, несколько экстравагантная , но единственно правильная в эту минуту. Она сказала:
— О! Меня Поль услышит!
Удерживая слезы и душившие ее рыдания, Мадьяна начала петь:
Я люблю его, как безумная! Я люблю его, как никогда не любила. Я только что сказала это по-французски И повторю это по-креольски.
При звуках чудесного голоса завороженные солдаты морской пехоты остолбенели. Приказ запрещал людям приближаться к тюрьме, но не запрещал петь.
Мадьяна продолжала, уверенная, что эта наивная, незамысловатая песня долетит до самой дальней темницы.
Я люблю тебя!
Я никогда тебя не покину.
Ты — свеча.
А я — птица
Я птица, птица… о!
Жалостный стон вырвался у нее из груди и прервал пленительные наивные признания, полет звуков, звеневших, как металл, и нежных, как хрусталь.
Собрав всю свою волю, Мадьяна сжала кулаки, напряглась, чтобы не упасть, и продолжала, теряя силы:
Я обожгла крыло.
Нежная моя любовь,
Ах, как я люблю тебя, мой коко..
Мой дорогой, дорогой мой!..
Девушка набрала полную грудь воздуха и победно пропела последнюю строку.
Тотчас же ее стали душить рыдания, долго сдерживаемые слезы потекли из глаз. Изумленные и очарованные часовые глядели на прекрасную плачущую певунью. Их души смягчились при виде ее мук. Но приказ! Неумолимый приказ.
Один из солдат приблизился к несчастной, склонился к ее уху и тихо произнес:
— Мадемуазель, прошу вас, уходите. Это приказ. Не настаивайте… иначе нас посадят в тюрьму.
Мадьяна отрешенно проронила:
— Да… спасибо! Я ухожу.
Она бросила взгляд, полный отчаяния, на мрачные здания, и по ее телу пробежала дрожь.
Все окна в стенах были прикрыты сверху деревянными навесами.
И все же именно оттуда донеслось:
— Ма… дья… на!
Девушка, которая еле передвигала ноги и шла, опираясь на руки юных друзей, прошептала:
— Это Поль! Будь благословен Господь… Он меня услышал.
Мустик, внезапно просветлевший, воскликнул:
— Железная Рука! Да, это Железная Рука! Мадемуазель, мужайтесь! Мы перевернем небо и землю, но спасем его!
— Да, дорогой малыш! Мы вырвем Поля из этого ада и докажем его невиновность. Но теперь надо быстрее вернуться… мне что-то нехорошо.
Когда Мадьяна пришла домой, у нее зуб на зуб не попадал, голова раскалывалась от нестерпимой боли.
Обеспокоенный Мустик предупредил настоятельницу. Славная женщина поспешила прийти, осмотрела девушку и уложила ее в постель. Затем она позвала мальчика, который сгорал от нетерпения, беспокоясь о здоровье девушки.
— Не тревожьтесь, дитя мое, — сказала ему монахиня. — Мадьяна все опасности. Она просто устала с дороги, а эмоциональное напряжение вызвало сильный приступ лихорадки. Отдых, хинин, уход и особенно покой быстро поставят ее на ноги.
— Да, мадам, надеюсь… Она сильная и мужественная. Мы будем о ней заботиться, но кто ей даст душевный покой?
Настоятельница посмотрела в светлые глаза мальчика, сверкавшие умом и решительностью, и после долгого молчания проговорила:
— Дитя мое, я знаю, вы любите Мадьяну и ее жениха…
— Я им предан до самой смерти!
— Вы показали пример смелости и находчивости, очень редкий в таком возрасте…
Смущенный похвалой, Мустик покраснел, смешался и прошептал:
— Я не заслуживаю этой похвалы, мадам… Но я готов сделать все, что могу, там, где жизнь так жестока и опасна.
— Чудесно! Надо попытаться сделать для друзей еще больше и лучше, если это возможно. Я доверяю вам, несмотря на вашу молодость, одну очень важную вещь. О ней до нового приказа нельзя говорить никому ни единого слова.
— Мадам, я буду достоин вашего доверия. Вы увидите…
— Слушайте меня. Будьте внимательны и не прерывайте. Я только что узнала, что два иностранных путешественника прибыли вчера утром с голландским кораблем. Один инженер, другой, тот, что его сопровождает, что-то вроде фактотума. Человек, который мне об этом сообщил, достойный доверия, находит, что ведут они себя как-то странно.
— Интересно! — невольно вырвалось у Мустика. — Ведь наш хозяин Железная Рука — тоже инженер, а таких специалистов в нашем краю не так уж много. Но простите, мадам, я перебил вас.
— Меня это так же поразило, как и вас. Я не знаю имени приезжего. Возможно, он вполне заслуживает уважения. Впрочем, комендант оказывает ему особые знаки внимания. Однако приезд в один и тот же день двух людей одинаковой профессии показался мне, как и вам, странным.
Мустик подумал, покачал головой, и его разбуженное воображение стало выстраивать одну гипотезу за другой, а монахиня продолжала:
— Вместо того чтобы воспользоваться гостеприимством, которое всегда предлагает почтенным гостям комендант, оба путешественника устроились у Пьера Лефранка, старого ссыльного, абсолютно порочного: в его дом вхожи разные подозрительные личности. Так вот, дорогое дитя, что вам надлежит сделать… Надо узнать имена этих двух людей, не выдавая себя ничем и не подвергаясь никакому риску.
— Мадам, это можно сделать. Вот увидите.
— Оставляю на ваше усмотрение выбор средств, но с обязательным соблюдением мер предосторожности.
— Хорошо.
— Повторяю, сохраняйте крайнюю осторожность. И когда что-нибудь узнаете, приходите ко мне. До свидания, мое дитя, и да поможет вам Бог.
— Спасибо, мадам. Положитесь на меня и примите заверения в искреннем к вам уважении.
Сказав это, Мустик вышел, присоединился к терпеливо ждавшему его Фишало и предложил ему вернуться домой.
Обычно очень разговорчивый, мальчик на этот раз был молчалив и о чем-то напряженно думал, покачивая головой. Войдя в комнату, которую он делил со своим товарищем, Мустик разжал наконец губы и сказал:
— Оставайся здесь, старина. Ничего не предпринимай и жди меня, а пока — поспи.
— Куда ты идешь?
— Выполнять одну секретную миссию.
Затем мальчуган достал револьвер, тщательно перезарядил его, положил в карман и добавил:
— Иду работать на патрона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60