Духи несколько заглушили сладкий запах падали, но он все же пробивался сквозь платок, и к тому времени, когда дон Росендо добрался до очередного поворота, вонь так густо пропитала влажный болотистый воздух, что молодой человек едва удерживал спазмы, тугими волнами поднимающиеся от желудка к самому кадыку.
И все же дон Росендо последним усилием плотно прижал платок к лицу, свободной рукой отвел в сторону пучок бледно-лиловых орхидей и невольно отшатнулся, увидев перед собой морду ягуара, беззвучно оскалившую на него кривые бурые клыки. Зверь был мертв; он висел над тропой, свесив объеденные койотами лапы и пяля в пространство пустые дырки на месте выеденных муравьями глаз. Странно было то, что смерть как будто настигла ягуара в прыжке и остановила его полет так, что он упал и повис на лианах, раскинув по сторонам окоченевшие лапы и последним яростным усилием ощерив пасть на своего коварного убийцу. Впрочем, в том, что убийца был коварен, дон Росендо убедился лишь после того, как заметил короткую, густо оперенную стрелу, торчавшую из свалявшейся, просевшей до самых лопаток холки мертвого ягуара. Тут уже любопытство заставило молодого человека преодолеть отвращение, и когда он приблизился к трупу почти вплотную, то заметил, что обглоданная передняя нога зверя выше стопы перехвачена тонким, едва заметным сухожилием. Теперь картина гибели ягуара предстала перед доном Росендо так ясно, словно он видел ее собственными глазами: зверь прыгнул за какой-то добычей, зацепил лапой сторожевую струну самострела и повис на лианах, мгновенно парализованный ядом из вонзившегося в его холку наконечника.
Пока мысленный взор дона Росендо машинально воссоздавал подробности этой ночной трагедии — суматошные крики обезьян, тоскливый вой койотов, бесшумное пике летучей лисицы на коченеющую спину мертвого хищника, — из-за поворота тропы показались падре и Касильда, прикрывшие надушенными носовыми платками не только свои лица, но и морды чрезвычайно встревоженных скакунов. При виде открывшейся картины падре не стал задавать лишних вопросов; он спешился, бросил Касильде повод своего невозмутимого Микеле и, густо оросив платок из темного флакона, кинулся помогать дону Росендо освобождать тропу.
— Мне неясно одно, — вздохнул дон Росендо, когда падре перерубил лианы и полуистлевший труп ягуара с глухим звуком рухнул на землю, — почему охотник, настроивший этот чертов самострел, даже не явился, чтобы содрать шкуру с этого бедняги?
— По всей видимости, его интересовала вовсе не эта шкура, — меланхолически пробормотал падре, набрасывая на заднюю лапу ягуара свитую из лианы петлю. — К тому же заметьте: струна была натянута на уровне конской морды, и если бы ягуар или, скажем, кабан просто шел по тропе, им бы ничего не угрожало…
— Выходит, зверь получил стрелу, предназначенную для всадника? — воскликнул дон Росендо, помогая падре столкнуть труп с тропы.
— Другого объяснения я не вижу, — кивнул тот.
— Бедняга, — вздохнул дон Росендо.
Освободив тропу, путники двинулись дальше и вскоре заметили вдали некоторый просвет. Кроны, густо переплетенные лианами, поредели, среди листьев стали мелькать ярко-голубые клочки неба, а тропа пошла на возвышение и сделалась суше.
— Мы почти на месте, — негромко сказал падре, останавливая своего ослика и оборачиваясь к дону Росендо и Касильде.
— Тогда вперед, чего вы встали! — воскликнул дон Росендо, давая шпоры жеребцу и в три скачка догоняя священника.
— Не спешите, сеньор! — коротко приказал тот, резким движением выставляя мачете перед лошадиной грудью. — Сдается мне, что нас там кое-кто ждет, и прежде чем являться к этому кое-кому, я бы предпочел выяснить, кто он таков и каковы его намерения. Вы со мной согласны?..
— О да, разумеется! — с досадой вздохнул дон Росендо, натягивая повод.
— Тогда следуйте за мной! — сказал падре, вбрасывая мачете в ножны и соскакивая на землю.
Дон Росендо последовал его примеру, и вскоре они оба уже пешком двигались по тропе в направлении просветов. По мере приближения к капищу древесные кроны и переплетения лиан становились все реже, солнечные пятна уже вовсю пестрили лесную подстилку, а когда между стволами открылось пустое пространство, ноздри дона Росендо явственно различили в воздухе горьковатый запашок дыма.
— Если встречающие хотели преподнести нам сюрприз, то им это явно не удалось, — сказал он, вопросительно оглядываясь на падре Иларио.
— Вы хотите сказать, что они не думают скрывать свое присутствие? — усмехнулся тот. — Но я могу предположить и такой вариант, что они вообще не рассчитывали на то, что кто-то из нас доберется до цели нашего путешествия… Что вы на это скажете?
Но дон Росендо как будто не расслышал его вопроса. Он стоял уже на самом краю поляны и, почти не скрываясь от чужих глаз, зачарованно вглядывался в ближайшего истукана, слегка накренившегося в направлении заходящего солнца. Крен этот образовался, по-видимому, от того, что кто-то сперва выкопал у основания каменного идола довольно глубокую яму, но, не обнаружив ничего любопытного или ценного, кое-как забросал ее рыхлой землей, перемешанной с прелыми листьями и ветками. Впрочем, это обстоятельство почти не обратило на себя внимания дона Росендо; его, скорее, вогнал в некое подобие столбняка вид самого истукана, представлявшего собой довольно высокий, почти в три человеческих роста, каменный столб, сплошь покрытый глубокой резьбой, издали выглядевшей как грубый причудливый орнамент. Точнее, чудовищный, нежели просто причудливый, ибо ум и память дона Росендо при всем своем усилии отказывались сопоставить рельефные изображения с чем-либо виденным ранее. Каменные змеи, хвосты которых исчезали в челюстях диких свиней, сами пожирали птиц, рыб и прочую мелкую живность, водяные удавы тугими кольцами обвивали изломанные туловища обезьян и ягуаров, мертвой хваткой вцепившихся в глотки и глаза друг друга, а над всем этим пиром разъяренной плоти возвышалась оскаленная морда, сжимавшая в зубах отрубленную человеческую голову. При этом неизвестные каменотесы оставили кое-где между телами ромбовидные каменные площадки, заполнив их кружками, точками и насечками, составлявшими некое подобие надписей на незнакомом дону Росендо языке.
Однако последнее обстоятельство ничуть не охладило природную любознательность молодого человека; напротив, он настолько увлекся поиском закономерностей в расположении черточек и кружков, что, казалось, совершенно не слышал предостерегающего шепота падре и вздрогнул лишь тогда, когда за его спиной прозвучал негромкий, но весьма знакомый голос.
— Какая встреча! — насмешливо воскликнул дон Диего, внезапно, как из воздуха, возникший рядом с доном Росендо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
И все же дон Росендо последним усилием плотно прижал платок к лицу, свободной рукой отвел в сторону пучок бледно-лиловых орхидей и невольно отшатнулся, увидев перед собой морду ягуара, беззвучно оскалившую на него кривые бурые клыки. Зверь был мертв; он висел над тропой, свесив объеденные койотами лапы и пяля в пространство пустые дырки на месте выеденных муравьями глаз. Странно было то, что смерть как будто настигла ягуара в прыжке и остановила его полет так, что он упал и повис на лианах, раскинув по сторонам окоченевшие лапы и последним яростным усилием ощерив пасть на своего коварного убийцу. Впрочем, в том, что убийца был коварен, дон Росендо убедился лишь после того, как заметил короткую, густо оперенную стрелу, торчавшую из свалявшейся, просевшей до самых лопаток холки мертвого ягуара. Тут уже любопытство заставило молодого человека преодолеть отвращение, и когда он приблизился к трупу почти вплотную, то заметил, что обглоданная передняя нога зверя выше стопы перехвачена тонким, едва заметным сухожилием. Теперь картина гибели ягуара предстала перед доном Росендо так ясно, словно он видел ее собственными глазами: зверь прыгнул за какой-то добычей, зацепил лапой сторожевую струну самострела и повис на лианах, мгновенно парализованный ядом из вонзившегося в его холку наконечника.
Пока мысленный взор дона Росендо машинально воссоздавал подробности этой ночной трагедии — суматошные крики обезьян, тоскливый вой койотов, бесшумное пике летучей лисицы на коченеющую спину мертвого хищника, — из-за поворота тропы показались падре и Касильда, прикрывшие надушенными носовыми платками не только свои лица, но и морды чрезвычайно встревоженных скакунов. При виде открывшейся картины падре не стал задавать лишних вопросов; он спешился, бросил Касильде повод своего невозмутимого Микеле и, густо оросив платок из темного флакона, кинулся помогать дону Росендо освобождать тропу.
— Мне неясно одно, — вздохнул дон Росендо, когда падре перерубил лианы и полуистлевший труп ягуара с глухим звуком рухнул на землю, — почему охотник, настроивший этот чертов самострел, даже не явился, чтобы содрать шкуру с этого бедняги?
— По всей видимости, его интересовала вовсе не эта шкура, — меланхолически пробормотал падре, набрасывая на заднюю лапу ягуара свитую из лианы петлю. — К тому же заметьте: струна была натянута на уровне конской морды, и если бы ягуар или, скажем, кабан просто шел по тропе, им бы ничего не угрожало…
— Выходит, зверь получил стрелу, предназначенную для всадника? — воскликнул дон Росендо, помогая падре столкнуть труп с тропы.
— Другого объяснения я не вижу, — кивнул тот.
— Бедняга, — вздохнул дон Росендо.
Освободив тропу, путники двинулись дальше и вскоре заметили вдали некоторый просвет. Кроны, густо переплетенные лианами, поредели, среди листьев стали мелькать ярко-голубые клочки неба, а тропа пошла на возвышение и сделалась суше.
— Мы почти на месте, — негромко сказал падре, останавливая своего ослика и оборачиваясь к дону Росендо и Касильде.
— Тогда вперед, чего вы встали! — воскликнул дон Росендо, давая шпоры жеребцу и в три скачка догоняя священника.
— Не спешите, сеньор! — коротко приказал тот, резким движением выставляя мачете перед лошадиной грудью. — Сдается мне, что нас там кое-кто ждет, и прежде чем являться к этому кое-кому, я бы предпочел выяснить, кто он таков и каковы его намерения. Вы со мной согласны?..
— О да, разумеется! — с досадой вздохнул дон Росендо, натягивая повод.
— Тогда следуйте за мной! — сказал падре, вбрасывая мачете в ножны и соскакивая на землю.
Дон Росендо последовал его примеру, и вскоре они оба уже пешком двигались по тропе в направлении просветов. По мере приближения к капищу древесные кроны и переплетения лиан становились все реже, солнечные пятна уже вовсю пестрили лесную подстилку, а когда между стволами открылось пустое пространство, ноздри дона Росендо явственно различили в воздухе горьковатый запашок дыма.
— Если встречающие хотели преподнести нам сюрприз, то им это явно не удалось, — сказал он, вопросительно оглядываясь на падре Иларио.
— Вы хотите сказать, что они не думают скрывать свое присутствие? — усмехнулся тот. — Но я могу предположить и такой вариант, что они вообще не рассчитывали на то, что кто-то из нас доберется до цели нашего путешествия… Что вы на это скажете?
Но дон Росендо как будто не расслышал его вопроса. Он стоял уже на самом краю поляны и, почти не скрываясь от чужих глаз, зачарованно вглядывался в ближайшего истукана, слегка накренившегося в направлении заходящего солнца. Крен этот образовался, по-видимому, от того, что кто-то сперва выкопал у основания каменного идола довольно глубокую яму, но, не обнаружив ничего любопытного или ценного, кое-как забросал ее рыхлой землей, перемешанной с прелыми листьями и ветками. Впрочем, это обстоятельство почти не обратило на себя внимания дона Росендо; его, скорее, вогнал в некое подобие столбняка вид самого истукана, представлявшего собой довольно высокий, почти в три человеческих роста, каменный столб, сплошь покрытый глубокой резьбой, издали выглядевшей как грубый причудливый орнамент. Точнее, чудовищный, нежели просто причудливый, ибо ум и память дона Росендо при всем своем усилии отказывались сопоставить рельефные изображения с чем-либо виденным ранее. Каменные змеи, хвосты которых исчезали в челюстях диких свиней, сами пожирали птиц, рыб и прочую мелкую живность, водяные удавы тугими кольцами обвивали изломанные туловища обезьян и ягуаров, мертвой хваткой вцепившихся в глотки и глаза друг друга, а над всем этим пиром разъяренной плоти возвышалась оскаленная морда, сжимавшая в зубах отрубленную человеческую голову. При этом неизвестные каменотесы оставили кое-где между телами ромбовидные каменные площадки, заполнив их кружками, точками и насечками, составлявшими некое подобие надписей на незнакомом дону Росендо языке.
Однако последнее обстоятельство ничуть не охладило природную любознательность молодого человека; напротив, он настолько увлекся поиском закономерностей в расположении черточек и кружков, что, казалось, совершенно не слышал предостерегающего шепота падре и вздрогнул лишь тогда, когда за его спиной прозвучал негромкий, но весьма знакомый голос.
— Какая встреча! — насмешливо воскликнул дон Диего, внезапно, как из воздуха, возникший рядом с доном Росендо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89