— Я чувствовал себя таким негодяем… Но вы ведь верите мне, правда?.. Если бы вы были женаты… словом, я бы ни за что не разлучил мужа с женой.
— Вы, кажется, не сомневаетесь, что можете нас разлучить, — сказал я. Впервые я понял, как он меня раздражает.
— Фаулер, — сказал он, — я не знаю, как ваше имя…
— Томас. А что?
— Можно мне звать вас Томом, ладно? У меня такое чувство, что все это нас как-то сблизило. Мы любим одну и ту же женщину.
— Что вы собираетесь делать дальше?
Он облокотился на ящик.
— Теперь, когда вы знаете, все пойдет по-другому, — воскликнул он. — Том, я попрошу ее выйти за меня замуж.
— Уж лучше зовите меня Томас.
— Ей придется сделать между нами выбор, Томас. Это будет только справедливо.
Справедливо? В первый раз я похолодел от предчувствия одиночества. Все это так нелепо, а все же… Может, он и никудышный любовник, зато я — нищий. Он обладает несметным богатством: он может предложить ей солидное положение в обществе.
Пайл стал раздеваться, а я думал: «К тому же у него есть еще и молодость». Как горько было завидовать Пайлу.
— Я не могу на ней жениться, — признался я. — У меня дома жена. Она никогда не даст мне развода. Она очень набожна.
— Мне вас так жаль, Томас. Кстати, если хотите знать, меня зовут Олден…
— Нет, я все-таки буду звать вас Пайлом. Для меня вы только Пайл.
Он залез в свой спальный мешок и протянул руку к свече.
— Ух, — сказал он, — и рад же я, что все теперь позади. Я так ужасно переживал. — Было совершенно ясно, что он больше не переживает.
Свеча погасла, но я различал очертания его коротко остриженной головы в отсветах пожара.
— Доброй ночи, Томас. Спите спокойно.
И сразу же, как ответная реплика в плохой комедии, завыли минометы; мины зашипели, завизжали, стали рваться.
— Господи боже мой, — сказал Пайл, — это что, атака?
— Они стараются сорвать атаку противника.
— Что ж, теперь нам, пожалуй, спать не придется?
— Наверняка.
— Томас, я хочу вам сказать, что я думаю о вас и о том, как вы все это восприняли. Вы восприняли это шикарно… шикарно, другого слова и не подберешь.
— Благодарю вас.
— Вы ведь пожили на свете куда больше моего. Знаете, в каком-то смысле жизнь в Бостоне сужает ваши горизонты. Даже если вы не принадлежите к самым знатным семьям, вроде Лоуэллов или Кэботов. Дайте мне совет, Томас.
— Насчет чего?
— Насчет Фуонг.
— На вашем месте я бы не доверял моим советам. Все-таки я лицо заинтересованное. Я хочу, чтобы она осталась со мной.
— Ах, что вы, разве я не знаю, какой вы порядочный человек! Ведь для нас обоих ее интересы выше всего.
И вдруг его ребячество меня взбесило.
— Да наплевать мне на ее интересы! — взорвался я. — Возьмите их себе на здоровье. А мне нужна она сама. Я хочу, чтобы она жила со мной. Пусть ей будет плохо, но пусть она живет со мной… Плевать мне на ее интересы.
— Ах, что вы… — протянул он в темноте слабым голосом.
— Если вас заботят только ее интересы, — продолжал я, — оставьте Фуонг, ради бога, в покое. Как и всякая женщина, она предпочитает… — Грохот миномета уберег бостонские уши от крепкого англосаксонского выражения.
Но в Пайле было что-то несокрушимое. Он решил, что я веду себя шикарно, значит, я и должен был вести себя шикарно.
— Я ведь понимаю, Томас, как вы страдаете.
— А я и не думаю страдать.
— Не скрывайте, вы страдаете. Я-то знаю, как бы я страдал, если бы мне пришлось отказаться от Фуонг.
— А я и не думаю от нее отказываться.
— Ведь я тоже мужчина, Томас, но готов отказаться от всего на свете, только бы Фуонг была счастлива.
— Да она и так счастлива.
— Она не может быть счастлива… в ее положении. Ей нужны дети.
— Неужели вы верите во всю эту чушь, которую ее сестра…
— Сестре иногда виднее…
— Она думает, что у вас больше денег, Пайл, потому и старается втереть вам очки. Ей это удалось, честное слово.
— Я располагаю только своим жалованьем.
— Но вы получаете это жалованье долларами, а их можно выгодно обменять.
— Не стоит хандрить, Томас. В жизни всякое бывает. Я бы, кажется, все отдал, чтобы такая история случилась с кем-нибудь другим, а не с вами. Это наши минометы?
— Да, «наши». Вы говорите так, словно она от меня уже уходит.
— Конечно, — сказал он без всякой уверенности, — она может решить остаться с вами.
— И что вы тогда будете делать?
— Попрошу перевода в другое место.
— Взяли бы да уехали, Пайл, не причиняя никому неприятностей.
— Это было бы несправедливо по отношению к ней, Томас, — сказал он совершенно серьезно. Я никогда не встречал человека, который мог бы лучше обосновать, почему он причиняет другим неприятности. Он добавил: — Мне кажется, вы не совсем понимаете Фуонг.
И, проснувшись много месяцев спустя, в это утро, рядом с Фуонг, я подумал: «А ты ее понимал? Разве ты предвидел то, что случится? Вот она спит рядом со мной, а ты уже мертв». Время порою мстит, но месть эта бывает запоздалой. И зачем только мы стараемся понять друг друга? Не лучше ли признаться, что это невозможно; нельзя до конца одному человеку понять другого: жене — мужа, любовнику — любовницу, а родителям — ребенка. Может быть, потому люди и выдумали бога — существо, способное понять все на свете. Может, если бы я хотел, чтобы меня понимали и чтобы я понимал, я бы тоже дал околпачить себя и поверил в бога, но я репортер, а бог существует только для авторов передовиц.
— А вы уверены, что в Фуонг есть, что понимать? — спросил я Пайла. — Ради бога, давайте пить виски. Здесь слишком шумно, чтобы спорить.
— Не рановато ли для выпивки? — сказал Пайл.
— А по-моему, слишком поздно.
Я налил два стакана; Пайл поднял свой и стал глядеть сквозь него на пламя свечи. Рука его вздрагивала всякий раз, когда рвалась мина, но как-никак он совершил свое бессмысленное путешествие из Нам-Диня.
— Странно, что ни я, ни вы не можем сказать друг другу: «За вашу удачу!» — произнес Пайл.
Так мы и выпили без тоста.
5
Я думал, что меня не будет в Сайгоне всего неделю, но прошло почти три, прежде чем я вернулся. Выбраться из района Фат-Дьема оказалось еще труднее, чем туда попасть. Дорога между Нам-Динем и Ханоем была перерезана, авиации же было не до репортера, которому к тому же вовсе и не следовало ездить в Фат-Дьем. Потом я добрался до Ханоя, туда как раз привезли корреспондентов для того, чтобы объяснить им, какая была одержана победа, и когда та увозили обратно, для меня не нашлось места в самолете. Пайл исчез из Фат-Дьема в то же утро, что приехал: он выполнил свою миссию
— поговорил со мной о Фуонг, — и ничто его там больше не удерживало. В пять тридцать, когда прекратился минометный огонь, он еще спал и я пошел в офицерскую столовую выпить чашку кофе с бисквитами. Вернувшись, я его уже не застал. Я решил, что он пошел прогуляться, — после того как он проделал весь путь по реке от Нам-Диня, снайперы были ему нипочем;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Вы, кажется, не сомневаетесь, что можете нас разлучить, — сказал я. Впервые я понял, как он меня раздражает.
— Фаулер, — сказал он, — я не знаю, как ваше имя…
— Томас. А что?
— Можно мне звать вас Томом, ладно? У меня такое чувство, что все это нас как-то сблизило. Мы любим одну и ту же женщину.
— Что вы собираетесь делать дальше?
Он облокотился на ящик.
— Теперь, когда вы знаете, все пойдет по-другому, — воскликнул он. — Том, я попрошу ее выйти за меня замуж.
— Уж лучше зовите меня Томас.
— Ей придется сделать между нами выбор, Томас. Это будет только справедливо.
Справедливо? В первый раз я похолодел от предчувствия одиночества. Все это так нелепо, а все же… Может, он и никудышный любовник, зато я — нищий. Он обладает несметным богатством: он может предложить ей солидное положение в обществе.
Пайл стал раздеваться, а я думал: «К тому же у него есть еще и молодость». Как горько было завидовать Пайлу.
— Я не могу на ней жениться, — признался я. — У меня дома жена. Она никогда не даст мне развода. Она очень набожна.
— Мне вас так жаль, Томас. Кстати, если хотите знать, меня зовут Олден…
— Нет, я все-таки буду звать вас Пайлом. Для меня вы только Пайл.
Он залез в свой спальный мешок и протянул руку к свече.
— Ух, — сказал он, — и рад же я, что все теперь позади. Я так ужасно переживал. — Было совершенно ясно, что он больше не переживает.
Свеча погасла, но я различал очертания его коротко остриженной головы в отсветах пожара.
— Доброй ночи, Томас. Спите спокойно.
И сразу же, как ответная реплика в плохой комедии, завыли минометы; мины зашипели, завизжали, стали рваться.
— Господи боже мой, — сказал Пайл, — это что, атака?
— Они стараются сорвать атаку противника.
— Что ж, теперь нам, пожалуй, спать не придется?
— Наверняка.
— Томас, я хочу вам сказать, что я думаю о вас и о том, как вы все это восприняли. Вы восприняли это шикарно… шикарно, другого слова и не подберешь.
— Благодарю вас.
— Вы ведь пожили на свете куда больше моего. Знаете, в каком-то смысле жизнь в Бостоне сужает ваши горизонты. Даже если вы не принадлежите к самым знатным семьям, вроде Лоуэллов или Кэботов. Дайте мне совет, Томас.
— Насчет чего?
— Насчет Фуонг.
— На вашем месте я бы не доверял моим советам. Все-таки я лицо заинтересованное. Я хочу, чтобы она осталась со мной.
— Ах, что вы, разве я не знаю, какой вы порядочный человек! Ведь для нас обоих ее интересы выше всего.
И вдруг его ребячество меня взбесило.
— Да наплевать мне на ее интересы! — взорвался я. — Возьмите их себе на здоровье. А мне нужна она сама. Я хочу, чтобы она жила со мной. Пусть ей будет плохо, но пусть она живет со мной… Плевать мне на ее интересы.
— Ах, что вы… — протянул он в темноте слабым голосом.
— Если вас заботят только ее интересы, — продолжал я, — оставьте Фуонг, ради бога, в покое. Как и всякая женщина, она предпочитает… — Грохот миномета уберег бостонские уши от крепкого англосаксонского выражения.
Но в Пайле было что-то несокрушимое. Он решил, что я веду себя шикарно, значит, я и должен был вести себя шикарно.
— Я ведь понимаю, Томас, как вы страдаете.
— А я и не думаю страдать.
— Не скрывайте, вы страдаете. Я-то знаю, как бы я страдал, если бы мне пришлось отказаться от Фуонг.
— А я и не думаю от нее отказываться.
— Ведь я тоже мужчина, Томас, но готов отказаться от всего на свете, только бы Фуонг была счастлива.
— Да она и так счастлива.
— Она не может быть счастлива… в ее положении. Ей нужны дети.
— Неужели вы верите во всю эту чушь, которую ее сестра…
— Сестре иногда виднее…
— Она думает, что у вас больше денег, Пайл, потому и старается втереть вам очки. Ей это удалось, честное слово.
— Я располагаю только своим жалованьем.
— Но вы получаете это жалованье долларами, а их можно выгодно обменять.
— Не стоит хандрить, Томас. В жизни всякое бывает. Я бы, кажется, все отдал, чтобы такая история случилась с кем-нибудь другим, а не с вами. Это наши минометы?
— Да, «наши». Вы говорите так, словно она от меня уже уходит.
— Конечно, — сказал он без всякой уверенности, — она может решить остаться с вами.
— И что вы тогда будете делать?
— Попрошу перевода в другое место.
— Взяли бы да уехали, Пайл, не причиняя никому неприятностей.
— Это было бы несправедливо по отношению к ней, Томас, — сказал он совершенно серьезно. Я никогда не встречал человека, который мог бы лучше обосновать, почему он причиняет другим неприятности. Он добавил: — Мне кажется, вы не совсем понимаете Фуонг.
И, проснувшись много месяцев спустя, в это утро, рядом с Фуонг, я подумал: «А ты ее понимал? Разве ты предвидел то, что случится? Вот она спит рядом со мной, а ты уже мертв». Время порою мстит, но месть эта бывает запоздалой. И зачем только мы стараемся понять друг друга? Не лучше ли признаться, что это невозможно; нельзя до конца одному человеку понять другого: жене — мужа, любовнику — любовницу, а родителям — ребенка. Может быть, потому люди и выдумали бога — существо, способное понять все на свете. Может, если бы я хотел, чтобы меня понимали и чтобы я понимал, я бы тоже дал околпачить себя и поверил в бога, но я репортер, а бог существует только для авторов передовиц.
— А вы уверены, что в Фуонг есть, что понимать? — спросил я Пайла. — Ради бога, давайте пить виски. Здесь слишком шумно, чтобы спорить.
— Не рановато ли для выпивки? — сказал Пайл.
— А по-моему, слишком поздно.
Я налил два стакана; Пайл поднял свой и стал глядеть сквозь него на пламя свечи. Рука его вздрагивала всякий раз, когда рвалась мина, но как-никак он совершил свое бессмысленное путешествие из Нам-Диня.
— Странно, что ни я, ни вы не можем сказать друг другу: «За вашу удачу!» — произнес Пайл.
Так мы и выпили без тоста.
5
Я думал, что меня не будет в Сайгоне всего неделю, но прошло почти три, прежде чем я вернулся. Выбраться из района Фат-Дьема оказалось еще труднее, чем туда попасть. Дорога между Нам-Динем и Ханоем была перерезана, авиации же было не до репортера, которому к тому же вовсе и не следовало ездить в Фат-Дьем. Потом я добрался до Ханоя, туда как раз привезли корреспондентов для того, чтобы объяснить им, какая была одержана победа, и когда та увозили обратно, для меня не нашлось места в самолете. Пайл исчез из Фат-Дьема в то же утро, что приехал: он выполнил свою миссию
— поговорил со мной о Фуонг, — и ничто его там больше не удерживало. В пять тридцать, когда прекратился минометный огонь, он еще спал и я пошел в офицерскую столовую выпить чашку кофе с бисквитами. Вернувшись, я его уже не застал. Я решил, что он пошел прогуляться, — после того как он проделал весь путь по реке от Нам-Диня, снайперы были ему нипочем;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50