— А-а… исторический фильм. Понятно.
— Все равно, он очень грустный.
— Стоит ли огорчаться? Ведь это история.
— Ее возлюбленный вернулся к себе на чердак в ужасном горе и написал песню, — понимаешь, он был поэт. И скоро те, кто отрубил его девушке голову, стали распевать его песню. Это была Марсельеза.
— Что-то не очень похоже на историю.
— Он стоял в толпе, когда они пели, и у него было такое печальное лицо, а когда он улыбался, оно становилось еще грустнее: он думал о ней. Я плакала, и моя сестра тоже.
— Твоя сестра? Вот не поверю!
— Она очень впечатлительная. Там был этот противный Гренджер. Совсем пьяный, — он все время смеялся. Не понимаю, над чем: в картине не было ничего смешного. Наоборот, нам было очень грустно.
— Я его не виню. У него есть чему радоваться. Мне рассказывали сегодня в «Континентале», что его сын вне опасности. Я ведь тоже люблю счастливые концы. — Выкурив две трубки, я откинулся назад, подперев голову кожаной подушечкой, и положил руку Фуонг на колени. — Ты счастлива?
— Конечно, — сказала она небрежно. Я не заслуживал более вдумчивого ответа.
— У нас все совсем как прежде, — солгал я. — Как год назад.
— Да.
— Ты еще не купила ни одного нового шарфа. Сходи завтра в магазин.
— Завтра праздник.
— Ах да, совсем забыл.
— Распечатай свою телеграмму, — сказала Фуонг.
— Я и о ней забыл. Мне сегодня не хочется думать о газете. Все равно уже слишком поздно посылать материал. Расскажи лучше про фильм.
— Возлюбленный хотел спасти ее из тюрьмы. Он тайком принес туда одежду мальчика и мужскую шапку, такую, как у тюремщика, но когда она выходила из ворот, у нее рассыпались волосы, и все закричали: «Аристократка! Аристократка!» Мне кажется, что тут в фильме неправильно. Надо было ей убежать. Тогда бы они оба заработали много денег на его песне и уехали за границу, в Америку или… Англию, — добавила она, как ей казалось, очень хитро.
— Пожалуй, я все-таки прочту телеграмму, — сказал я. — Дай бог, чтобы мне завтра не пришлось ехать на Север. Мне хочется спокойно побыть с тобой.
Она вытащила конверт из-за банок с кремом. Я распечатал телеграмму и прочел:
«Снова думала над твоим письмом точка Поступлю неразумно как ты и надеялся точка Просила адвоката начать дело о разводе мотивируя тем что ты меня бросил точка Да хранит тебя бог любящая Элен».
— Тебе надо будет ехать?
— Нет, — сказал я. — Мне не надо будет ехать. Прочти. Вот тебе и счастливый конец.
Она спрыгнула с кровати.
— Но это замечательно! Я сейчас же пойду к сестре. Она будет так рада. Знаешь, что я скажу: «Смотри — кто я, по-твоему, такая? Я — вторая миссис Фулэр».
Напротив, на книжной полке, словно портрет молодого человека с короткой стрижкой и черной собакой у ног, стояла «Миссия Запада». Теперь уж Пайл никому не причинит вреда. Я спросил Фуонг:
— Ты очень по нем скучаешь?
— По ком?
— По Пайлу. — Странно, что даже теперь, даже ей я не мог назвать его по имени.
— Мне можно уйти?. Ну, пожалуйста. Сестра будет так рада.
— Как-то раз ты произнесла его имя во сне.
— Я никогда не помню снов.
— Вы так много могли с ним успеть. Он был молод.
— Ты тоже не стар.
— А небоскребы? А Эмпайр стэйт билдинг?
Она сказала, чуточку поколебавшись:
— Я хочу поглядеть на Чеддерское ущелье.
— Это тебе не Большой каньон. — Я притянул ее к себе на кровать. — Прости меня, Фуонг.
— За что?. Такая замечательная телеграмма. Сестра…
— Ладно, ступай к сестре. Но сначала поцелуй меня. — Ее рот скользнул по моему лицу, и она исчезла.
Я думал о том первом дне, когда Пайл сидел подле меня в «Континентале», с тоской поглядывая на аппарат для содовой воды в кафе-молочной напротив. После его смерти все пошло у меня гладко. Но как бы я хотел, чтобы существовал тот, кому я мог бы выразить всю свою горечь.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50