Вы не должны слишком серьезно воспринимать сегодняшний разговор. Шеф любит выпускать в воздух идеи, а потом смотреть, куда они упадут. Он любит шокировать. Вы же знаете про случай каннибализма. Насколько мне известно, преступник — если он действительно преступник — будет по старинке передан в руки полиции. Так что у вас нет оснований не спать. Просто попытайтесь понять картину Николсона. Особенно вглядитесь в желтый квадрат. Если вы сможете увидеть картину моими глазами, вы хорошо будете сегодня спать.
Часть вторая
1
Молодой, преждевременно состарившийся человек с волосами до плеч и потусторонним взором аббата восемнадцатого века подметал пол в дискотеке, что на углу Литтл-Комптон-стрит, когда Кэсл проходил мимо.
Кэсл приехал более ранним поездом, чем обычно, и до появления на службе у него было еще три четверти часа. Сохо в эту пору казался таким же невинным и романтическим, как в дни его юности. Вот здесь, на углу, он впервые услышал иностранную речь, а в маленьком дешевом ресторанчике рядом выпил свой первый бокал вина; перейти на другую сторону Олд-Комптон-стрит было для него в те дни все равно что пересечь Ла-Манш. Сейчас, в девять утра, все стриптизы были еще закрыты — открыты были только продуктовые магазинчики, которые сохранились в его памяти с тех времен. Лишь имена возле звонков — Лулу, Мими и подобные — указывали на то, какая жизнь шла на Олд-Комптон-стрит во второй половине дня и по вечерам. По тротуарам в люки стекала чистая вода, и хозяйки спешили мимо под бледным, подернутым дымкой небом, таща с победоносно веселым видом матерчатые сумки, из которых торчали салями и ливерная колбаса. Сейчас не было видно ни единого полисмена, хотя после наступления темноты они будут прогуливаться тут парами. Кэсл пересек мирную улицу и вошел в книжный магазин, куда вот уже несколько лет повадился заглядывать.
Магазин был необычно респектабельный для этого района Сохо, совсем непохожий на тот, что находился через улицу под вывеской, на которой ярко-красными буквами стояло просто «Книги». В витрине того магазина лежали журналы с голыми девицами, которые никто никогда не покупал, — они были как знак из давно всем известного кода, обозначавший, чем можно тут поживиться и на что потратить деньги. А в витрине магазина «Холлидей-энд-Сан» — напротив ярко-красной вывески — стояли книги, выпущенные издательствами «Пенгвин» и «Эверимен», а также подержанные экземпляры мировой классики. Сына в магазине никогда не было видно, — там сидел лишь старший Холлидей, седой и сгорбленный, и с любезным видом, таким же неизменным, как и старый костюм, в котором он, наверное, хотел бы и в гробу лежать, встречал покупателей. Всю свою деловую переписку он вел от руки, и сейчас как раз писал одно из писем.
— Отличное осеннее утро, мистер Кэсл, — заметил мистер Холлидей, с великим тщанием выводя: «Ваш покорный слуга».
— За городом утром был легкий морозец.
— Что-то рановато, — заметил мистер Холлидей.
— Скажите, нет ли у вас «Войны и мира»? Я никогда не читал этой книги. Похоже, пора за нее взяться.
— Вы уже закончили «Клариссу», сэр?
— Нет, но боюсь, застрял. При одной мысли, что надо прочесть еще столько томов… Словом, нужно переключаться на что-то другое.
— Издание «Макмиллана» уже разошлось, но, по-моему, у меня есть хоть и подержанный, однако довольно чистый экземпляр из серии «Мировая классика» — все в одном томе. Перевод Эйлмера Мода. А лучше Эйлмера Мода никто не переводил Толстого. Он ведь был не просто переводчиком, но и другом автора. — Мистер Холлидей положил перо и огорченно посмотрел на «Ваш покорный слуга». Ему явно не нравилось, как он вывел эти слова.
— Вот этот перевод я и хочу иметь. Два экземпляра, пожалуйста.
— Могу ли осведомиться, сэр, как ваши дела?
— Сын у меня болен. Корь. О, ничего опасного. Пока никаких осложнений.
— Рад это слышать, мистер Кэсл. Корь в наши дни может вызвать немало тревог. На службе, надеюсь, тоже все в порядке? Никаких кризисов на международном горизонте?
— Мне, во всяком случае, об этом не известно. Все очень тихо. Так что я всерьез подумываю уйти на покой.
— Мне очень жаль это слышать, сэр. Джентльмены, много поездившие по свету, нужны нам в нашей внешней политике. Вам, я уверен, дадут хорошую пенсию?
— Сомневаюсь. А как у вас идут дела?
— Тихо, сэр, очень тихо. Вкусы меняются. Помню, в сороковые годы люди стояли в очереди за новым томом «Мировой классики». А нынче на великих писателей очень маленький спрос. Старики стареют, а молодежь… похоже, слишком долго они остаются молодыми, и вкусы у них не такие, как у нас… Вот у моего сына дела идут куда лучше — в той лавке через дорогу.
— Среди его покупателей, наверно, есть люди со странностями.
— Я предпочитаю не обсуждать этого, мистер Кэсл. Наши магазины никак между собой не связаны. Я этого правила твердо держусь. Ни один полисмен не явится сюда за… между нами говоря, «взяткой». Собственно, никакого реального вреда то, чем торгует мой сын, принести не может. Я бы сказал, это все равно что пытаться обратить в свою веру тех, кто уже обращен. Нельзя испортить испорченных, сэр.
— Надо мне будет как-нибудь познакомиться с вашим сыном.
— Он приходит сюда по вечерам помочь мне с бухгалтерией. Голова у него куда лучше работает с цифрами, чем у меня. Он часто спрашивая про вас, сэр. Интересуется, что вы покупаете. По-моему, он иногда завидует, что у меня такие клиенты, хоть их и немного. К нему-то приходят крадучись, сэр. Там о книгах не говорят, как мы с вами.
— Не могли бы вы сказать сыну, что у меня есть «Мосье НиколА» [имеется в виду «Господин Никола, или Разоблаченное человеческое сердце» — шестнадцатитомный автобиографический роман французского писателя Ретифа де Ла Бретонна (1734-1806), в котором изображаются нравы Франции XVIII в. и с беспощадной откровенностью анализируются психологические мотивы человеческого поведения], — я бы охотно продал эту книгу. Думаю, для вас она не совсем подходит.
— Я не уверен, сэр, что это и его товар. Согласитесь, это же своего рода классика — название для покупателей сына ничего не говорит, а книга дорогая. В каталоге она попадет в рубрику «Эротика», а не «Курьезы». Может, конечно, кто-нибудь и захочет взять ее на время. Понимаете, большую часть книг сын дает под залог. Сегодня человек берет книгу, а завтра обменивает ее на другую. Его книг люди не держат, как, к примеру, прижизненное собрание сочинений сэра Вальтера Скотта.
— Так вы не забудете сказать сыну? «Мосье Никола».
— Нет, что вы, сэр. Ретиф де Ла Бретонн. Ограниченный тираж. Выпущено «Родкером». Память у меня по части старых книг энциклопедическая. А «Войну и мир» вы с собой возьмете? Тогда разрешите мне пять минут порыться в подвале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Часть вторая
1
Молодой, преждевременно состарившийся человек с волосами до плеч и потусторонним взором аббата восемнадцатого века подметал пол в дискотеке, что на углу Литтл-Комптон-стрит, когда Кэсл проходил мимо.
Кэсл приехал более ранним поездом, чем обычно, и до появления на службе у него было еще три четверти часа. Сохо в эту пору казался таким же невинным и романтическим, как в дни его юности. Вот здесь, на углу, он впервые услышал иностранную речь, а в маленьком дешевом ресторанчике рядом выпил свой первый бокал вина; перейти на другую сторону Олд-Комптон-стрит было для него в те дни все равно что пересечь Ла-Манш. Сейчас, в девять утра, все стриптизы были еще закрыты — открыты были только продуктовые магазинчики, которые сохранились в его памяти с тех времен. Лишь имена возле звонков — Лулу, Мими и подобные — указывали на то, какая жизнь шла на Олд-Комптон-стрит во второй половине дня и по вечерам. По тротуарам в люки стекала чистая вода, и хозяйки спешили мимо под бледным, подернутым дымкой небом, таща с победоносно веселым видом матерчатые сумки, из которых торчали салями и ливерная колбаса. Сейчас не было видно ни единого полисмена, хотя после наступления темноты они будут прогуливаться тут парами. Кэсл пересек мирную улицу и вошел в книжный магазин, куда вот уже несколько лет повадился заглядывать.
Магазин был необычно респектабельный для этого района Сохо, совсем непохожий на тот, что находился через улицу под вывеской, на которой ярко-красными буквами стояло просто «Книги». В витрине того магазина лежали журналы с голыми девицами, которые никто никогда не покупал, — они были как знак из давно всем известного кода, обозначавший, чем можно тут поживиться и на что потратить деньги. А в витрине магазина «Холлидей-энд-Сан» — напротив ярко-красной вывески — стояли книги, выпущенные издательствами «Пенгвин» и «Эверимен», а также подержанные экземпляры мировой классики. Сына в магазине никогда не было видно, — там сидел лишь старший Холлидей, седой и сгорбленный, и с любезным видом, таким же неизменным, как и старый костюм, в котором он, наверное, хотел бы и в гробу лежать, встречал покупателей. Всю свою деловую переписку он вел от руки, и сейчас как раз писал одно из писем.
— Отличное осеннее утро, мистер Кэсл, — заметил мистер Холлидей, с великим тщанием выводя: «Ваш покорный слуга».
— За городом утром был легкий морозец.
— Что-то рановато, — заметил мистер Холлидей.
— Скажите, нет ли у вас «Войны и мира»? Я никогда не читал этой книги. Похоже, пора за нее взяться.
— Вы уже закончили «Клариссу», сэр?
— Нет, но боюсь, застрял. При одной мысли, что надо прочесть еще столько томов… Словом, нужно переключаться на что-то другое.
— Издание «Макмиллана» уже разошлось, но, по-моему, у меня есть хоть и подержанный, однако довольно чистый экземпляр из серии «Мировая классика» — все в одном томе. Перевод Эйлмера Мода. А лучше Эйлмера Мода никто не переводил Толстого. Он ведь был не просто переводчиком, но и другом автора. — Мистер Холлидей положил перо и огорченно посмотрел на «Ваш покорный слуга». Ему явно не нравилось, как он вывел эти слова.
— Вот этот перевод я и хочу иметь. Два экземпляра, пожалуйста.
— Могу ли осведомиться, сэр, как ваши дела?
— Сын у меня болен. Корь. О, ничего опасного. Пока никаких осложнений.
— Рад это слышать, мистер Кэсл. Корь в наши дни может вызвать немало тревог. На службе, надеюсь, тоже все в порядке? Никаких кризисов на международном горизонте?
— Мне, во всяком случае, об этом не известно. Все очень тихо. Так что я всерьез подумываю уйти на покой.
— Мне очень жаль это слышать, сэр. Джентльмены, много поездившие по свету, нужны нам в нашей внешней политике. Вам, я уверен, дадут хорошую пенсию?
— Сомневаюсь. А как у вас идут дела?
— Тихо, сэр, очень тихо. Вкусы меняются. Помню, в сороковые годы люди стояли в очереди за новым томом «Мировой классики». А нынче на великих писателей очень маленький спрос. Старики стареют, а молодежь… похоже, слишком долго они остаются молодыми, и вкусы у них не такие, как у нас… Вот у моего сына дела идут куда лучше — в той лавке через дорогу.
— Среди его покупателей, наверно, есть люди со странностями.
— Я предпочитаю не обсуждать этого, мистер Кэсл. Наши магазины никак между собой не связаны. Я этого правила твердо держусь. Ни один полисмен не явится сюда за… между нами говоря, «взяткой». Собственно, никакого реального вреда то, чем торгует мой сын, принести не может. Я бы сказал, это все равно что пытаться обратить в свою веру тех, кто уже обращен. Нельзя испортить испорченных, сэр.
— Надо мне будет как-нибудь познакомиться с вашим сыном.
— Он приходит сюда по вечерам помочь мне с бухгалтерией. Голова у него куда лучше работает с цифрами, чем у меня. Он часто спрашивая про вас, сэр. Интересуется, что вы покупаете. По-моему, он иногда завидует, что у меня такие клиенты, хоть их и немного. К нему-то приходят крадучись, сэр. Там о книгах не говорят, как мы с вами.
— Не могли бы вы сказать сыну, что у меня есть «Мосье НиколА» [имеется в виду «Господин Никола, или Разоблаченное человеческое сердце» — шестнадцатитомный автобиографический роман французского писателя Ретифа де Ла Бретонна (1734-1806), в котором изображаются нравы Франции XVIII в. и с беспощадной откровенностью анализируются психологические мотивы человеческого поведения], — я бы охотно продал эту книгу. Думаю, для вас она не совсем подходит.
— Я не уверен, сэр, что это и его товар. Согласитесь, это же своего рода классика — название для покупателей сына ничего не говорит, а книга дорогая. В каталоге она попадет в рубрику «Эротика», а не «Курьезы». Может, конечно, кто-нибудь и захочет взять ее на время. Понимаете, большую часть книг сын дает под залог. Сегодня человек берет книгу, а завтра обменивает ее на другую. Его книг люди не держат, как, к примеру, прижизненное собрание сочинений сэра Вальтера Скотта.
— Так вы не забудете сказать сыну? «Мосье Никола».
— Нет, что вы, сэр. Ретиф де Ла Бретонн. Ограниченный тираж. Выпущено «Родкером». Память у меня по части старых книг энциклопедическая. А «Войну и мир» вы с собой возьмете? Тогда разрешите мне пять минут порыться в подвале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78