А Дэйнтри во внеслужебное время дозволено было разделить с ними лишь мясной пирог — в первый и, наверное, в последний раз.
— Расскажите-ка мне поподробнее про Дэвиса, — сказал шеф.
— Университет в Рединге. Математика и физика. Часть военной службы проходил в Олдермастоне. Никогда не участвовал — во всяком случае, в открытую — ни в одном из маршей. Само собою, лейборист.
— Как и сорок пять процентов нашего населения, — сказал шеф.
— Да, да, конечно, и все же… Холостяк. Живет один. Деньгами распоряжается весьма свободно. Любит портвейн высшего качества. Делает ставки на тотализаторе. Это, конечно, классическое объяснение, почему человек может себе позволить…
— А что он еще себе позволяет? Кроме портвейна.
— Ну, у него «ягуар».
— У меня тоже, — сказал Персивал. — Я полагаю, мы не имеем права спросить вас, как была обнаружена утечка?
— Я бы вас сюда не приглашал, если бы не мог вам это сказать. Об этом знает Уотсон и больше никто в Шестом отделе. Источник информации необычен — наш человек, который продолжает работать в Советском Союзе.
— А утечка не могла исходить от кого-нибудь из сотрудников Шестого отдела за границей? — спросил Дэйнтри.
— Могла, но я в этом сомневаюсь. Одно донесение, судя по всему, поступило к ним действительно будто прямо из Лоренсу-Маркиша. Слово в слово, как если бы его писал агент Шестьдесят девять-триста. Выглядело оно почти как фотокопия подлинного донесения, так что можно было бы подумать, что утечка произошла оттуда, если бы не некоторые поправки и вычеркнутые слова. Эти неточности могли быть замечены только здесь, при сравнении донесения с картотекой.
— Секретарша? — предположил Персивал.
— Именно с них Дэйнтри и начал проверку, верно? Их строже всего проверяют на допуск. Значит, у нас остаются Уотсон, Кэсл и Дэвис.
— Меня беспокоит, — сказал Дэйнтри, — то, что именно Дэвис выносил со службы донесение. То, которое пришло из Претории. Особого значения оно не имеет, но в нем есть сведения насчет китайцев. Дэвис сказал, что хотел еще раз перечитать его за обедом. Им с Кэслом предстояло обсуждать это донесение с Уотсоном. Я проверил у Уотсона.
— Что вы предлагаете? — спросил шеф.
— Можно устроить с помощью Пятого управления и спецслужбы максимально строгую проверку. Всех сотрудников Шестого отдела. Письма, телефонные разговоры, микрофоны в квартирах, наблюдение за передвижениями.
— Если бы все обстояло так просто, Дэйнтри, я бы не стал утруждать вас и приглашать сюда. Охота ведь у нас весьма посредственная, и я знал, что фазаны не оправдают ваших ожиданий. — Харгривз обеими руками приподнял больную ногу и передвинул ее ближе к огню. — Представим себе, мы докажем, что виноват Дэвис… или Кэсл, или Уотсон. Что дальше?
— Это уже, безусловно, будет решать суд, — сказал Дэйнтри.
— Значит, громкие заголовки в газетах. Еще один закрытый процесс. И при этом никто из непосвященных не будет знать, сколь незначительны и несущественны были утечки. Кто бы это ни был, он не получит сорока лет, как Блейк. Возможно, просидит лет десять, если охрана в тюрьме достаточно строгая.
— Это, безусловно, уже не наша забота.
— Нет, Дэйнтри, но мне эта мысль насчет суда нисколько не нравится. Какого сотрудничества мы сможем после этого ожидать от американцев? А потом, не следует забывать о нашем человеке. Я же сказал вам, он все еще сидит там, у них. Ни к чему нам спалить его — он нам пока еще полезен.
— В известном смысле, — сказал Персивал, — нам лучше было бы, пожалуй, закрыть на это глаза, как делает покладистый муж. Перевести этого типа в какое-нибудь безопасное управление. И поставить точку.
— И стать пособниками преступления? — возмутился Дэйнтри.
— Ну, какое же это преступление, — заметил Персивал и улыбнулся шефу, словно один заговорщик другому. — Все мы совершаем преступления тут или гам, верно? В этом наша работа.
— Беда в том, — сказал шеф, — что данная ситуация похожа на шаткий брак. При таком браке, если любовнику начинает надоедать присутствие сговорчивого мужа, он всегда может устроить скандал. У него есть одно преимущество. Он может выбрать время для удара. А я никаких скандалов не хочу.
Дэйнтри ненавидел несерьезность. Несерьезность в его представлении походила на тайный код, и он не знал, по какой книге этот код составлен. Дэйнтри мог читать телеграммы и донесения с грифом «совершенно секретно», но несерьезность была для него тайной, к разгадке которой он не имел ключа. Он сказал:
— Лично я скорее подам в отставку, чем стану что-то прикрывать.
И он с такой силой поставил стакан с виски на стол, что отлетел кусочек хрусталя. «И это тоже леди Харгривз, — подумал он. — Наверняка это она настояла на хрустале».
— Извините, — сказал он.
— Вы, конечно, правы, Дэйнтри, — сказал Харгривз. — Забудьте про стакан. Пожалуйста, не считайте, что я заставил вас приехать в такую даль, чтобы убедить ничего не предпринимать, даже если у нас будет достаточно улик… Но суд — не обязательно самое правильное решение. Русские в подобных случаях, как правило, не предают своих людей суду. Суд над Пеньковским в моральном плане куда больше укрепил наше положение — его значение было даже преувеличено, причем не только нами, но и ЦРУ. И тем не менее я до сих пор не могу понять, зачем русские это устроили. Жаль, я не шахматист. Вы играете в шахматы, Дэйнтри?
— Нет, моя игра — бридж.
— Русские не играют в бридж — во всяком случае, насколько мне известно.
— Это так важно?
— Мы играем в игры, Дэйнтри, в разные игры, все мы. И очень важно не принимать игру слишком серьезно, иначе можно проиграть. Надо вести себя гибко, и, естественно, чрезвычайно важно играть в одну и ту же игру.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Дэйнтри, — но я не понимаю, о чем вы.
Дэйнтри сознавал, что перебрал виски, и шеф с Персивалом намеренно избегают смотреть друг на друга, желая унизить его. «У них вот голова крепкая, как орех, — подумал он, — как орех».
— Может быть, выпьем еще виски, — предложил шеф, — или хватит? День был длинный и сырой. Как вы, Персивал?
Дэйнтри сказал:
— Я бы выпил еще.
Персивал разлил виски.
— Извините за назойливость, — сказал Дэйнтри, — но мне хотелось бы немного прояснить дело до того, как лечь спать, иначе я не засну.
— Все, право же, очень просто, — сказал шеф. — Проведите, если угодно, максимально строгую проверку. Возможно, птицу удастся поднять в воздух без особого груда. Тот, за кем мы охотимся, довольно скоро поймет, что происходит, — если, конечно, он виноват. Можно придумать какой-нибудь тест — старая техника маркированной пятерки редко дает осечку. Когда мы уверимся, что нашли кого нужно, тогда, мне кажется, надо будет просто его убрать. Никаких судов, никакой шумихи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Расскажите-ка мне поподробнее про Дэвиса, — сказал шеф.
— Университет в Рединге. Математика и физика. Часть военной службы проходил в Олдермастоне. Никогда не участвовал — во всяком случае, в открытую — ни в одном из маршей. Само собою, лейборист.
— Как и сорок пять процентов нашего населения, — сказал шеф.
— Да, да, конечно, и все же… Холостяк. Живет один. Деньгами распоряжается весьма свободно. Любит портвейн высшего качества. Делает ставки на тотализаторе. Это, конечно, классическое объяснение, почему человек может себе позволить…
— А что он еще себе позволяет? Кроме портвейна.
— Ну, у него «ягуар».
— У меня тоже, — сказал Персивал. — Я полагаю, мы не имеем права спросить вас, как была обнаружена утечка?
— Я бы вас сюда не приглашал, если бы не мог вам это сказать. Об этом знает Уотсон и больше никто в Шестом отделе. Источник информации необычен — наш человек, который продолжает работать в Советском Союзе.
— А утечка не могла исходить от кого-нибудь из сотрудников Шестого отдела за границей? — спросил Дэйнтри.
— Могла, но я в этом сомневаюсь. Одно донесение, судя по всему, поступило к ним действительно будто прямо из Лоренсу-Маркиша. Слово в слово, как если бы его писал агент Шестьдесят девять-триста. Выглядело оно почти как фотокопия подлинного донесения, так что можно было бы подумать, что утечка произошла оттуда, если бы не некоторые поправки и вычеркнутые слова. Эти неточности могли быть замечены только здесь, при сравнении донесения с картотекой.
— Секретарша? — предположил Персивал.
— Именно с них Дэйнтри и начал проверку, верно? Их строже всего проверяют на допуск. Значит, у нас остаются Уотсон, Кэсл и Дэвис.
— Меня беспокоит, — сказал Дэйнтри, — то, что именно Дэвис выносил со службы донесение. То, которое пришло из Претории. Особого значения оно не имеет, но в нем есть сведения насчет китайцев. Дэвис сказал, что хотел еще раз перечитать его за обедом. Им с Кэслом предстояло обсуждать это донесение с Уотсоном. Я проверил у Уотсона.
— Что вы предлагаете? — спросил шеф.
— Можно устроить с помощью Пятого управления и спецслужбы максимально строгую проверку. Всех сотрудников Шестого отдела. Письма, телефонные разговоры, микрофоны в квартирах, наблюдение за передвижениями.
— Если бы все обстояло так просто, Дэйнтри, я бы не стал утруждать вас и приглашать сюда. Охота ведь у нас весьма посредственная, и я знал, что фазаны не оправдают ваших ожиданий. — Харгривз обеими руками приподнял больную ногу и передвинул ее ближе к огню. — Представим себе, мы докажем, что виноват Дэвис… или Кэсл, или Уотсон. Что дальше?
— Это уже, безусловно, будет решать суд, — сказал Дэйнтри.
— Значит, громкие заголовки в газетах. Еще один закрытый процесс. И при этом никто из непосвященных не будет знать, сколь незначительны и несущественны были утечки. Кто бы это ни был, он не получит сорока лет, как Блейк. Возможно, просидит лет десять, если охрана в тюрьме достаточно строгая.
— Это, безусловно, уже не наша забота.
— Нет, Дэйнтри, но мне эта мысль насчет суда нисколько не нравится. Какого сотрудничества мы сможем после этого ожидать от американцев? А потом, не следует забывать о нашем человеке. Я же сказал вам, он все еще сидит там, у них. Ни к чему нам спалить его — он нам пока еще полезен.
— В известном смысле, — сказал Персивал, — нам лучше было бы, пожалуй, закрыть на это глаза, как делает покладистый муж. Перевести этого типа в какое-нибудь безопасное управление. И поставить точку.
— И стать пособниками преступления? — возмутился Дэйнтри.
— Ну, какое же это преступление, — заметил Персивал и улыбнулся шефу, словно один заговорщик другому. — Все мы совершаем преступления тут или гам, верно? В этом наша работа.
— Беда в том, — сказал шеф, — что данная ситуация похожа на шаткий брак. При таком браке, если любовнику начинает надоедать присутствие сговорчивого мужа, он всегда может устроить скандал. У него есть одно преимущество. Он может выбрать время для удара. А я никаких скандалов не хочу.
Дэйнтри ненавидел несерьезность. Несерьезность в его представлении походила на тайный код, и он не знал, по какой книге этот код составлен. Дэйнтри мог читать телеграммы и донесения с грифом «совершенно секретно», но несерьезность была для него тайной, к разгадке которой он не имел ключа. Он сказал:
— Лично я скорее подам в отставку, чем стану что-то прикрывать.
И он с такой силой поставил стакан с виски на стол, что отлетел кусочек хрусталя. «И это тоже леди Харгривз, — подумал он. — Наверняка это она настояла на хрустале».
— Извините, — сказал он.
— Вы, конечно, правы, Дэйнтри, — сказал Харгривз. — Забудьте про стакан. Пожалуйста, не считайте, что я заставил вас приехать в такую даль, чтобы убедить ничего не предпринимать, даже если у нас будет достаточно улик… Но суд — не обязательно самое правильное решение. Русские в подобных случаях, как правило, не предают своих людей суду. Суд над Пеньковским в моральном плане куда больше укрепил наше положение — его значение было даже преувеличено, причем не только нами, но и ЦРУ. И тем не менее я до сих пор не могу понять, зачем русские это устроили. Жаль, я не шахматист. Вы играете в шахматы, Дэйнтри?
— Нет, моя игра — бридж.
— Русские не играют в бридж — во всяком случае, насколько мне известно.
— Это так важно?
— Мы играем в игры, Дэйнтри, в разные игры, все мы. И очень важно не принимать игру слишком серьезно, иначе можно проиграть. Надо вести себя гибко, и, естественно, чрезвычайно важно играть в одну и ту же игру.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Дэйнтри, — но я не понимаю, о чем вы.
Дэйнтри сознавал, что перебрал виски, и шеф с Персивалом намеренно избегают смотреть друг на друга, желая унизить его. «У них вот голова крепкая, как орех, — подумал он, — как орех».
— Может быть, выпьем еще виски, — предложил шеф, — или хватит? День был длинный и сырой. Как вы, Персивал?
Дэйнтри сказал:
— Я бы выпил еще.
Персивал разлил виски.
— Извините за назойливость, — сказал Дэйнтри, — но мне хотелось бы немного прояснить дело до того, как лечь спать, иначе я не засну.
— Все, право же, очень просто, — сказал шеф. — Проведите, если угодно, максимально строгую проверку. Возможно, птицу удастся поднять в воздух без особого груда. Тот, за кем мы охотимся, довольно скоро поймет, что происходит, — если, конечно, он виноват. Можно придумать какой-нибудь тест — старая техника маркированной пятерки редко дает осечку. Когда мы уверимся, что нашли кого нужно, тогда, мне кажется, надо будет просто его убрать. Никаких судов, никакой шумихи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78