ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он сказал: — Я живу здесь совсем близко, так что я подумал: надо набраться смелости и зайти. — И, увидев книгу в руке Кэсла, добавил: — О господи, я помешал вам читать.
— Это всего лишь «Робинзон Крузо». Времени для чтения у меня сколько угодно.
— Ага, великий Дэниел. Он был из наших.
— Из наших?
— В общем-то Дефо был скорее из Пятого управления. — Человечек стащил серые меховые перчатки и, грея руки возле обогревателя, огляделся. — Я вижу, — сказал он, — вы все еще в «голой» стадии. Мы все через это прошли. Я, к примеру, понятия не имел, где что можно достать, пока мне не подсказал Крукшенк. Ну а потом уже я показывал Бэйтсу. Вы с ними еще не встречались?
— Нет.
— Странно, что они не заходили к вам. Вас рассекретили, и я слышал, со дня на день вы будете давать пресс-конференцию.
— Как это вы узнали?
— От одного русского друга, — ответил Беллами с нервным смешком. И вытащил из глубин своей дубленки поллитровую бутылку виски. — Маленький cadeau [подарок (фр.)], — сказал он, — новому члену сообщества.
— Очень любезно с вашей стороны. Присаживайтесь. Кресло удобнее, чем диван.
— Разрешите, я сначала разоблачусь. Хорошее слово — «разоблачусь». — Разоблачение заняло некоторое время: слишком много было пуговиц. Усевшись в зеленое плетеное кресло, Беллами снова издал легкий смешок. — А как ваш русский друг?
— Не очень дружелюбен.
— Избавляйтесь в таком случае от него. И не переживайте. Они же хотят, чтобы мы были довольны.
— А как от него избавиться?
— Просто доведите до их сведения, что это человек не вашего склада. Выскажитесь покрепче, чтобы одна из этих штучек, которые сейчас, по всей вероятности, записывают наш разговор, поймала ваше словцо. Знаете, когда я только приехал сюда, меня препоручили — в жизни не догадаетесь — немолодой даме из Союза писателей! Должно быть, потому что я работал в Британском совете. Ну, и я довольно скоро сумел справиться с этой ситуацией. Всякий раз как мы встречались с Крукшенком, я презрительно называл ее «моя гувернантка», и долго она не продержалась. Она исчезла еще до того, как прибыл Бэйтс, и — нехорошо мне над этим смеяться — Бэйтс женился на ней.
— Я что-то не понимаю, почему… Я хочу сказать, зачем вы им тут понадобились. Меня не было в Англии, когда это произошло. Я не видел статей в газетах.
— Дорогой мой, газеты — они были ужасны. Они просто изжарили меня живьем. Я потом читал их в Библиотеке Ленина. Право же, можно было подумать, я был чем-то вроде Мата Хари.
— Но какую пользу вы могли им принести — в Британском-то совете?
— Ну, видите ли, у меня был один друг-немец, и он «вел» немало агентов на Востоке. Ему и в голову не приходило, что такой человек, как я, следил за ним и все записывал… а потом этого дурачка совратила совершенно ужасная женщина. А за такие вещи уже наказывают. Но в общем-то с ним ничего не произошло: его бы я никогда не подставил, а вот его агентов… он, конечно, догадался, кто его выдал. Правда, должен признать, догадаться ему было нетрудно. Ну а мне пришлось срочно убираться оттуда, потому что он пошел в посольство и сообщил обо мне. Как же я был рад, когда пропускной пункт «Чарли» остался позади.
— И вы счастливы, что вы здесь?
— Да, счастлив. Человек ведь, по-моему, бывает счастлив не от того, где он находится, а от того, с кем, а у меня тут очень милый друг. Это, конечно, противозаконно, но для военных делают исключения, а он — офицер КГБ. Он, бедняга, иной раз вынужден, конечно, изменять мне — по долгу службы, но я к нему отношусь совсем иначе, чем к моему немецкому другу — это не любовь. Мы иногда на этот счет даже посмеиваемся. Кстати, если вам одиноко, он знает уйму девчонок…
— Мне не одиноко. Пока есть книги.
— Я вам покажу одно местечко, где можно покупать из-под прилавка дешевые издания на английском языке.
Была уже полночь, когда они прикончили пол-литра виски, и Беллами стал собираться. Он долго натягивал на себя свои меха, все время не переставая болтать.
— Вы непременно должны познакомиться с Крукшенком — я скажу ему, что видел вас, — ну и с Бэйтсом, конечно… правда, это значит, что придется встретиться и с миссис Союз-писателей-Бэйтс. — Он долго грел руки, прежде чем натянуть перчатки. У него был вид человека, вполне тут освоившегося, хотя он признался: — Не очень мне было радостно сначала. Я чувствовал себя немного потерянным, пока не приобрел этого моего друга… есть такой рефрен у Суинберна [Суинберн Алджернон Чарлз (1837-1909) — английский поэт]: «Чужие лица, глаза следят беззвучно и… — как же дальше? — и боль, и боль». Я когда-то читал лекции но Суинберну — недооцененный поэт.
В дверях он сказал:
— Когда придет весна, непременно выберитесь посмотреть мою дачу…
Через два-три дня Кэсл обнаружил, что ему недостает даже Ивана. Недостает кого-то, на кого он мог бы излить свою неприязнь — не мог же он излить неприязнь на Анну, казалось, почувствовавшую, что он стал еще более одинок. Она теперь дольше задерживалась у него днем и, тыча пальцем то в одно, то в другое, забивала ему голову русскими словами. Стала она и более требовательной к его произношению: начала добавлять к его словарю глаголы — первым было слово «бежать», и она изобразила бег, поочередно приподнимая локти и колени. Жалование она, должно быть, где-то получала, так как он ничего ей не платил, — собственно, тот небольшой запас рублей, который выдал ему Иван но прибытии, чувствительно сократился.
В этой его изоляции Кэсла больше всего мучило то, что он ничего не зарабатывал. Ему даже захотелось, чтобы у него появился стол, за которым он мог бы сидеть и изучать списки африканских писателей, — это, по крайней мере, хоть отвлекло бы его от мыслей о том, что там с Сарой. Почему они с Сэмом не последовали за ним? И что предпринимают «они», чтобы выполнить свое обещание?
Настал вечер, когда в девять тридцать две он подошел к концу злоключений «Робинзона Крузо» — время он отметил с такой точностью, подражая в известной мере Робинзону. «Итак, я покинул остров девятнадцатого декабря, судя но судовым записям, 1686 года, проведя на нем двадцать восемь лет, два месяца и девятнадцать дней…» Кэсл подошел к окну: снег перестал валить, и он отчетливо увидел красную звезду над университетом. Даже в столь поздний час внизу трудились женщины, убирая снег: они казались сверху огромными черепахами. Кто-то позвонил в дверь — пусть звонят, он не откроет: скорее всего, это лишь Беллами или, возможно, кто-нибудь еще менее желательный — неизвестный Крукшенк или неизвестный Бэйтс… Но тут Кэсл вспомнил, что звонок-то ведь не работает. Он повернулся и в изумлении уставился на телефон. Звонил телефон.
Он поднял трубку, и кто-то заговорил с ним по-русски. Он не мог понять ни слова. А потом — ничего, лишь высокие гудки, но Кэсл продолжал держать трубку у уха, глупо ожидая чего-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78