Глотнув из бутылки «Хай-энд-Драй», болтавшейся на веревке над гамаком, девица в пьяной удали сняла с себя еще один предмет туалета. Под конец сквозь сетку гамака показались ее обнаженные ягодицы, выпиравшие точно куриная гузка из сетки, с какими ходят хозяйки в Сохо. Бизнесмены из Бирмингема, сидевшие группой, громко зааплодировали, а один из них даже помахал над головой кредитной карточкой «Дайнерс клаб», возможно, желая показать свою финансовую состоятельность.
— Какую же рыбу вы ловите? — осведомился Кэсл.
— Преимущественно форель или хариуса, — ответил Персивал.
— А между ними есть разница?
— Дорогой мой, спросите охотника на крупную дичь, есть ли разница между львом и тигром.
— И какую же рыбу вы предпочитаете?
— Дело не в предпочтении. Я просто люблю удить рыбу на леску — любую рыбу. Хариус — рыба менее умная, чем форель, но это еще не значит, что ее легче ловить. Просто нужны другие приемы. И она рыба-боец: бьется, пока есть силы.
— А форель?
— О, это рыба-король. Очень пугливая — царапнет по камню подбитый гвоздями сапог или стукнет палка, любой звук — и ее уже нет. И потом, надо очень точно ставить блесну. А не то… — Персивал повел рукой, словно забрасывая удочку на новую голую девицу, исполосованную, как зебра, лучами черно-белого прожектора.
— Вот это задница! — изумленно выдохнул Дэвис. И так и не донес до губ свой стакан с виски, глядя на то, как, словно маятник в швейцарских часах, размеренно колышет ягодицами девица.
— Едва ли такое зрелище полезно для вашего кровяного давления, — заметил ему Персивал.
— Кровяного давления?
— Я же сказал вам, что оно у вас высокое.
— Сегодня вы меня не заставите волноваться по этому поводу, — сказал Дэвис. — Это же сама великая Рита Ролз. Единственная и несравненная Рита.
— А вам ведь придется пройти всестороннюю проверку, если вы действительно подумываете о работе за границей.
— Я отлично себя чувствую, Персивал. Никогда не чувствовал себя лучше.
— Вот тут-то и таится опасность.
— Вы, можно сказать, начинаете меня пугать, — сказал Дэвис. — Сапоги, подбитые гвоздями, и палка. Я понимаю, почему форель… — Он глотнул виски, точно это было горькое лекарство, и поставил стакан.
Доктор Персивал сжал ему руку выше локтя и сказал:
— Я ведь только пошутил, Дэвис. Вы скорее из породы хариусов.
— Вы хотите сказать — я рыба неважнецкая?
— Не надо недооценивать хариуса. У него очень тонкая нервная система. И он боец.
— Тогда я скорее треска, — сказал Дэвис.
— Про треску вы со мной лучше и не говорите. Эту рыбу я не ловлю.
Зажегся свет. Представление окончилось. Хозяева кабаре считали, что после Риты Ролз ничто уже не пойдет. Дэвис еще немного задержался в баре, пытая счастье с фруктовым автоматом. Он пробросал все монеты, какие у него были, и занял еще две у Кэсла.
— Не везет мне сегодня, — сказал он, снова погружаясь в мрачное настроение. Доктор Персивал явно расстроил его.
— А не опрокинуть ли нам на ночь по рюмочке у меня? — предложил доктор Персивал.
— Мне казалось, вы же отговаривали меня пить.
— Дорогой мой, я пережимал. Во всяком случае, виски — наиболее безобидное питье. — Тем не менее мне что-то захотелось в постельку.
На Грейт-Уиндмилл-стрит под красными маркизами стояли в дверях проститутки, зазывали:
— Поднимешься со мной, дружок?
— Я полагаю, вы и от этого будете меня отговаривать? — заметил Дэвис.
— Ну, степенный брак — оно безопаснее. Не так влияет на кровяное давление.
Ночной швейцар скреб ступеньки одного из домов жилого массива «Олбени», когда они расстались с доктором Персивалом. Его холостяцкая квартира в «Олбени» была обозначена буквой и цифрой «Д-6» — будто сектор в старушке Фирме. Кэсл и Дэвис проводили доктора Персивала взглядом: оба отметили, как он тщательно выбирает путь к дому, чтобы не замочить ботинок, — вещь странная для человека, привыкшего бродить по колено в холодной речной воде.
— Жаль, что он был с нами, — сказал Дэвис. — Мы могли бы отлично провести вечер без него.
— А мне казалось, он тебе нравится.
— Так оно и было, но сегодня он донял меня своими проклятыми рассказами про рыбную ловлю. И всей этой болтовней про мое давление. Ну, какое ему дело до моего давления? А он действительно врач?
— Не думаю, чтобы он практиковал последние годы, — сказал Кэсл. — Он ведь находится при шефе для связи с теми, кто занимается бактериологической войной, — я полагаю, на этом посту, наверное, полезно иметь человека с медицинским дипломом.
— У меня этот центр в Нортоне [Нортон — центр разработки методов бактериологической войны в Англии] вызывает мурашки. Сейчас столько говорят об атомной бомбе и совсем забывают об одном маленьком хозяйстве в нашей стране. Никто ни разу не потрудился устроить там марш протеста. Никто не носит значков против бактериологической войны, а ведь если бомбу ликвидируют, маленькая смертельная пробирочка-то по-прежнему останется…
У отеля «Клэридж» они свернули за угол. Высокая тощая женщина в длинном платье как раз садилась в этот момент в «роллс-ройс»: ее сопровождал надутый мужчина во фраке и белом галстуке, взглянувший украдкой на свои часы: было два часа утра, и мужчина с женщиной выглядели как актеры из пьесы времен короля Эдуарда. На крутой лестнице, ведущей в квартиру Дэвиса, лежал желтый, вытертый до дыр линолеум, похожий на сыр грюер. Но когда на писчей бумаге стоит: «Лондон, Вест-1», подобные мелочи никого не волнуют. Дверь на кухню была распахнута, и Кэсл увидел в мойке груду грязных тарелок. Дэвис открыл дверцу шкафа: все полки были забиты початыми бутылками: забота об окружающей среде явно начиналась вне дома. Дэвис попытался найти бутылку, в которой было бы достаточно виски для двоих.
— А, не важно, — сказал он, — смешаем. Хоть марки и разные, содержимое-то ведь одно.
Он слил остатки «Джонни Уокера» в «Уайт Хорс» — получилось четверть бутылки.
— Здесь что же, никто никогда не моет посуду? — спросил Кэсл.
— Два раза в неделю приходит уборщица, и мы все оставляем ей.
Дэвис открыл какую-то дверь.
— Вот ваша комната. Боюсь, на постели нет белья. Уборщица должна прийти только завтра.
Он поднял с пола грязный носовой платок и для порядка сунул в ящик. Затем провел Кэсла в гостиную и, освобождая ему место, сбросил с кресла несколько журналов.
— Я подумываю переменить фамилию — официально, односторонним решением, — сказал Дэвис.
— Это еще зачем?
— Хочу, чтоб было Дэйвис, как Дэйвис-стрит, — это звучит классом выше. — Он забросил ноги на диван. — А знаете, эта моя смесь оказалась совсем неплохой. Я назову ее «Уайт Уокер». На этом можно заработать состояние — взять и изобразить на рекламе прелестный женский призрак [придуманное Дэвисом название виски в переводе с английского означает «белое привидение»].
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78