Антон старался не смотреть вниз: мало радости болтаться в пустоте,
поневоле заскучаешь; вздумай незнакомец принять бой на лестнице,
неизвестно, чем это кончится, бабушка, как говорится, надвое гадала,
проигравший выбывает.
Двумя пролетами ниже следом лез Ключников. Бирс подумал, что хорошо
бы загнать незнакомца в верхний коллектор, откуда можно было попасть на
поверхность. Антон лез, задыхаясь и чувствуя, как немеют руки и ноги, и
вдруг - он не поверил себе - он услышал наверху голоса и увидел горящие
фонари: в это трудно было поверить, но на верхней площадке беглеца
дожидались остальные разведчики.
Незнакомец понял, что попал в западню. Он забрался на ближайшую
площадку и остановился, поглядывая вверх и вниз.
- Слушай, парень, мы тебе ничего не сделаем, обещаю! - крикнул сверху
Першин.
Беглец молчал и озирался в каком-то странном оцепенении, словно решал
что-то важное для себя. Бирс добрался до площадки, которая располагалась
на один пролет ниже, и теперь их разделяло только шесть метров; можно было
хоть немного перевести дух. Пока Бирс отдувался, на площадку рядом с ним
тяжело взобрался Ключников, судя по его виду, погоня и эта лестница и ему
дались нелегко.
- Слушай, кончай, - в досаде и раздражении сказал он незнакомцу. -
Погонялись, и хватит. Надоело!
Беглец не ответил. Освещенный сверху и снизу яркими фонарями, он
затравленно озирался и, конечно, понимал, что деться некуда.
Преследователи загнали его, только и оставалось, что сдаться, но, видно,
он не мог смириться или не хотел; глубоко посаженные глаза на
неестественно бледном лице были расширены и светились непостижимым
яростным светом, как будто его одолевало всепоглощающее чувство: неистовая
любовь, жгучая ненависть, несокрушимая вера.
Неожиданно для всех незнакомец вскочил на прутья ограды, застыл на
мгновение, что-то крикнул и бросился вниз, никто даже сказать ничего не
успел.
Все молчали, обмерев, и похоже, забыли дышать. Незнакомец долго летел
в сумеречной пустоте, потом снизу донесся короткий глухой удар, и все было
кончено.
7
Постукивая колесами, электричка пересекла мост в Филях. В западном
порту на Москва-реке грузились и разгружались речные суда, над терминалом
вращались стрелы портальных кранов, ниже по течению с высоты моста
открывалась городская панорама, и было видно, как поезд метро, выскочив из
тоннеля, резво катит по зеленому прибрежному откосу.
Любая поездка в Звенигород мнилась счастьем. Стоило электричке
вырваться из города, как на душе светлело, за спину отлетали заботы и
московская толчея; предстоящие дни сулили безмятежность и утешение.
Уже за Голицино Москва едва помнилась, покой окрестных лесов нисходил
в мысли, как благодать.
Изредка, когда дела удерживали Ключникова в Москве, Галя брала отгул
за дежурства и приезжала к нему. Правда, в Москве она как бы терялась
среди острых на язык стремительных москвичек, сникала среди ярких модниц,
разбитных беззастенчивых девиц, которые в городской сутолоке чувствовали
себя, как рыба в воде. Но ощущение покоя и чистоты исходило от нее
неизменно.
Бурову Галя нравилась, Сергей видел, когда она появлялась, Буров
норовил задержаться подольше в комнате и как бы забывал на время о евреях
и заговорах, становился молчаливым, поглядывал стеснительно.
В один из майских дней, когда в воздухе веяло застенчивым весенним
теплом, к Бурову пришли необычные гости. Рослый плечистый юноша
сопровождал седого человека, чья улыбка казалась благожелательной, но
острый цепкий взгляд как бы наносил собеседнику ощутимый укол.
- Наслышан, наслышан... - приветливо улыбнулся гость, когда Буров
знакомил его с соседом. - Безмерно удивлен, что не посетили нас до сих
пор. Да, слава Богу, силой не обделен. Рост, стать - все при вас.
Когда ему представили Галю, он открыто восхитился:
- Вот настоящая русская девушка! А мы все плачемся - оскудели,
измельчали... Вы посмотрите, какая пара! Что за дети родятся у них!
Седой гость представился Федосеевым и пригласил Ключникова с Галей в
гости - на посиделки, как выразился он. Сергей стал отнекиваться, но
Федосеев не слушал:
- Никаких отговорок. И не перечьте мне - решено! Разносолов не сулю,
но русское застолье обещаю. Поехали!
Рослый молчаливый юноша был при Федосееве телохранителем и шофером.
Они приехали в просторную квартиру в Замоскворечьи, куда вскоре съехались
три десятка гостей.
Федосеев опекал Ключникова и Галю, усадил их рядом, сам наливал и
потчевал. Он расспрашивал их о родителях, о житье-бытье, сокрушался и
огорченно качал головой, сетуя на скудность существования и падение
нравов.
- Почему мы, русские, так бедны? - вопрошал он с досадой, озирался -
все ли слышат? - заглядывал в лица, словно знал ответ, но хотел услышать
его от собеседников. - Ленивы? Бездарны? Не похоже. Не верю! Отечество
наше богато талантами. Отчего же другие живут лучше?
- Евреи, - подсказал Буров, но Федосеев поморщился с неудовольствием
- не встревай, мол, и Буров сконфуженно отступил.
В табачном чаду среди шума, громкого гомона, звона посуды, смеха и
суесловия Федосеев постучал ножом по бутылке, призывая собравшихся к
тишине, потом возвысил голос и зычно обратился к гостям. Все умолкли, в
тишине стало слышно, как в бутылке под пробкой пузырится минеральная вода.
- Дорогие друзья, братья и сестры, хочу представить вам нашего
дорогого гостя Сергея Ключникова! Мы приветствуем его и надеемся, что
вскоре он станет полноправным участником нашего движения. - Федосеев
выпил, все стали аплодировать, многие потянулись к Сергею с рюмками,
хлопали его по спине и плечам, а иные обнимали и целовали троекратно, как
водилось в организации.
Федосеев расспрашивал Ключникова, не верил, что можно прожить на
стипендию, и огорчался явно, горевал, как близкий друг.
- Поможем, поможем... - обещал он, кивая. - Мы своих в беде не
оставим.
Федосеев умолкал, погружаясь в раздумья, и очнувшись, взирал вокруг
проясневшими глазами, словно его внезапно осенила сокровенная мысль.
- Суть не в том, что мы плохо работаем. Мы бедны, потому что отдали
свою судьбу в чужие руки, - говорил он среди многолюдного гомона,
обращаясь с Сергею. - Ты посмотри на себя: молод, умен, красив!..
Сергей засмеялся и, возражая, покачал головой.
- Красив и умен, по глазам вижу, - настоял на своем Федосеев. - А
силы в тебе сколько!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98