Чертолье было изрезано внизу на разных уровнях, с каждым днем отряд
спускался все ниже.
В темноте Бирс и Ключников, задыхаясь, ползли по узкому земляному
лазу. Они не зажигали фонарей, чтобы не превратиться в мишени, и ползли в
кромешной черноте, как кроты; иногда сверху падали комья глины и осыпался
песок, они замирали с опаской, страшась обвала; пережидая, лежали ничком,
уткнувшись носами в землю. Хартману они приказали держаться сзади, но он
то и дело приближался, норовя оказаться рядом; им приходилось орать на
него, чтобы он отполз в безопасное место.
Здесь полным-полно было таких лазов, нор, ходов, отрытых повсюду на
большой глубине. Пройти их стоило большого труда. Иногда из темноты
раздавался выстрел или автоматная очередь. Если бы не бронежилеты и шлемы
из титановых пластинок, их давно уже перебили бы. Часто случались обвалы:
порода внезапно рушилась, продвижение замедлялось, пока саперными
лопатками откапывали проход.
Им казалось, они здесь давно. Мокрые от пота, надсадно дыша, они час
за часом продвигались под землей все дальше и дальше, принимая иногда бой:
огонь вели на поражение, зная, что пленных не будет, поливали очередями
невидимую в темноте цель. Если быстро подавить сопротивление не удавалось,
Першин давал команду, и сопло ранцевого огнемета выплевывало огненную
струю, которая яркой дугой прорезала темень.
К ночи отряд выбрался к штреку с бетонным покрытием. Отсюда отходили
боковые коридоры, которые, в свою очередь, делились, образуя лабиринт.
Дорогу часто преграждали стальные двери, задраенные наглухо на винтовые
запоры; каждую дверь приходилось открывать с помощью взрывчатки.
От непрерывной стрельбы замкнутое пространство заполнили пороховые
газы, копоть и цементная пыль - дышать было нечем. Частые выстрелы с
особой силой гремели в сдавленной бетоном тесноте, пули с оглушительным
звоном били по стенам, выбивая мелкую крошку, все оглохли, ушам было
больно, и казалось, разламывается голова.
Время от времени стрельба прекращалась, противник менял позицию, и
отряд переходил на бег, чтобы не дать ему оторваться. Грязные, оглохшие,
мокрые от пота, задыхающиеся, с камуфляжной краской и копотью на лицах,
они тяжело бежали с автоматами наперевес, гул и грохот катились бетонными
коридорами, грузный топот сотрясал стены, будто не люди бежали, а стадо
буйволов.
Отряд хорошо знал маневр. В опасных местах они короткими перебежками
поочередно выдвигались вперед, подстраховывали друг друга, брали под
прицел все уступы, углы, щели и отверстия, простреливаемые участки
проходили по одному, выставив охранение, и стоило заметить что-то -
движение или тень, поливали огнем подозрительное место, а в помещение
бросали гранату и врывались следом.
Это был невероятный, зарывшийся в землю город, о котором никто ничего
не знал. Десятки лет существовал он тайком от всех - за полвека он ничем
не выдал себя, погребенный заживо в глубине земли.
Тоннели и штреки вели в огромные машинные залы, электростанции,
насосные, в казармы, в большие, похожие на вокзалы, склады, в сумрачные
хранилища, уставленные металлическими баками.
Бирс и Ключников подорвали герметичную дверь, сразу после взрыва
прыгнули в клубы пыли и дыма, пробежали какие-то отсеки и застыли,
напряженно озираясь и держа пальцы на спусковых крючках. Но было тихо,
пусто, безлюдно, только пыль после взрыва медленно расходилась,
заволакивая емкое помещение, похожее на ангар.
Под округлым сводом вполнакала горели слабые лампочки, с расстоянием
свет слабел, превращаясь в мутный полумрак. Вероятно, это была столовая:
от стены к стене рядами тянулись столы. Бирс и Ключников разошлись в
стороны и медленно, изготовив оружие, обходили зал вдоль стен. Пахло
гарью, бетонным крошевом, зыбкая, неустойчивая тишина висела в задымленном
пространстве. В углу послышалась слабая возня, из полумрака раздался
выстрел. Ключников почувствовал сильный удар в грудь, который сшиб его с
ног. К счастью, бронежилет выдержал, исподняя гидроподушка развела удар по
поверхности и ослабила контузию.
Это был выстрел, что называется, в упор: притаившись, стрелок целил в
грудь, однако сорокаслойный дюпоновский кевлар, простеганный титановым
кордом, выдержал пистолетную пулю, Ключников упал и лежал, оглушенный,
чувствуя боль в груди.
Едва прогремел выстрел, Бирс дал очередь на звук, прыгнул в сторону и
пустил еще одну очередь. Ответных выстрелов не последовало. Бирс, выставив
автомат, осторожно подкрался к тому месту, откуда стреляли.
В углу, привалясь к стене, сидел альбинос. Автоматная очередь прошила
его насквозь, и теперь он беззвучно истекал кровью. Глаза его были
открыты, в них держалась тихая печаль и томление, безропотно, как усталый
путник, уходил он из жизни. Альбинос сидел в луже крови, рядом с ним на
полу лежал пистолет.
Морщась от боли в груди, Ключников поднялся и тряхнул головой,
приходя в себя после контузии. Увидев, что он поднялся, альбинос не
поверил, глаза его удивленно расширились.
- Нет, - убежденно покачал он головой. - Не может быть. Я попал в
него.
Ключников ногой отодвинул пистолет, чтобы стрелок не дотянулся.
- Я попал в тебя, - сказал ему альбинос.
- Попал, - подтвердил Ключников, потирая ладонью ушибленное место.
Лужа крови под стрелком медленно растекалась, но он не замечал или не
обращал внимания.
- Я попал в него, - повторил он Бирсу капризно, словно тот не верил.
- Попал, попал, успокойся, - оборвал его Бирс. - Скажи лучше, где
бункер?
- Не-е-т... - заикаясь, усмехнулся стрелок с легким злорадством. - Не
скажу.
- Ну и зря. Перебьем вас, что хорошего?
- Не скажу, - повторил альбинос.
- Не говори, - легко согласился Бирс. - Сами найдем.
Он подозвал Хартмана, тот приблизился и остановился.
Стрелок внимательно, не отрываясь, смотрел на них, переводил глаза с
одного на другого, взгляд его твердел, становился пристальным и жестким.
- Предатели! - неожиданно сказал он со злостью. - Все предали!
Глаза его побелели, наполнились странным светом - то ли гнева, то ли
ненависти. Ключников подумал, что альбинос похож на Бурова: такие же
белесые волосы, такое же бледное лицо, но главное - те же белые горящие
глаза, испепеляющий взгляд.
Глядя на альбиноса, Хартман жалел его, как и прочих несчастных,
обретающихся под землей. Не знающие жалости, непримиримые, оголтелые в
своей несуразной вере, укоренившиеся в ненависти, обреченные навсегда на
существование под землей, непоколебимые в злобном своем фанатизме, стоящие
насмерть за нелепые химеры, они были сродни безумцам - что можно было им
объяснить, до чего достучаться, как втолковать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98