Это первый поцелуй в его жизни, - сказал Бирс
по-английски.
- На самом деле? - не поверил Хартман, а Джуди села к раненому на
кровать и погладила по голове: от смущения тот не знал, куда деться.
Аня навещала раненых каждый день, Хартман уже не мог без нее и
злился, если она не приходила.
Молодой альбинос целые дни смотрел в окно, за которым в тепле и тиши
бабьего лета дремали старые клены, липы и тополя. В воздухе плавали желтые
и красные листья, иногда переулком пробегал мимолетный дождь, по вечерам
сквозь опадающую листву уютно светились разноцветные окна, и раненый
часами неотрывно смотрел на чужую жизнь, о которой он ничего не знал и
которая была для него тайной за семью печатями.
Он не знал ничего, что окружает человека с рождения, и теперь
открывал для себя новый мир, которого был лишен, - все то, что человек
узнает в младенчестве, - открывал и старался постичь.
Отряд готовился к последнему штурму. Изо дня в день штурмовые группы
отрабатывали маневр под землей. Першин надеялся обойтись малой кровью,
хотя понятно было, что за главный бункер альбиносы будут стоять до конца -
весь гарнизон.
В один из дней Першин наведался в госпиталь, навестил Хартмана и
раненого альбиноса, которого все называли Марк.
С американцем капитан перекинулся несколькими словами, узнал, как
идет лечение, нужна ли помощь и пожелал скорее подняться, - Аня помогла им
с переводом. Першин подсел к альбиносу, который, не отрываясь, смотрел в
окно.
- Я знаю, что ты сделал, мне рассказали. Неужели ты был один? -
спросил Першин.
- Один, - подтвердил Марк.
- И никто тебе не помогал?
- Я никого не просил.
- Не доверял?
- Да, это было опасно.
- Как же ты решился?
- Слишком много крови. Я не хотел.
- Мы все тобой восхищены! Я бы тоже не хотел крови. Как ты думаешь:
это возможно?
Марк подумал и покачал головой.
- Они не сдадутся. Детей уведут, спрячут где-нибудь, сами будут
драться.
- И нельзя им ничего объяснить?
- Нельзя.
- А ты бы мог?
- Это бесполезно. Меня не послушают. Будет еще хуже.
- Врачи говорят, что тебя скоро выпишут. Что дальше?
- Не знаю.
- Если хочешь, я могу взять тебя в отряд, - предложил Першин.
- Воевать? - он глянул на Першина и покачал головой. - Я не хочу.
- Ты все знаешь внизу, нам было бы легче. Меньше крови.
Марк подумал и спросил:
- Вы действительно не будете никого убивать?
- Не будем, обещаю. Надо поскорее закончить. Ты себе не
представляешь, как нам это надоело. Всем надоело, не только мне.
- Хорошо, - согласился Марк. - Если будет нужно, я помогу.
- Я на тебя надеюсь, - пожал ему руку Першин и поднялся. -
Поправляйся скорее.
24
Сентябрь в Москве был дождливый, ни дня без дождя. Прихотливо, как
вздумается, дождь гулял по всему городу: вовсю в Зарядье, на Болоте и на
Плющихе, помышлял объявиться в Кочках, на Разгуляе или на Благуше, а во
многих прочих местах покропит и уйдет, поминай, как звали.
С того дня, как они вышли к бункеру, Першин установил за ним
наблюдение. Выдвинутые к стене посты сообщали о полной тишине. Вероятно,
бункер жил по своим уставам: долбил землю, занимался военной и
политической подготовкой и каждый день проводил общие собрания, на которых
обсуждали, как ужасно жить наверху.
В штабе ломали головы, как проникнуть в бункер: малым взрывом не
взять, большой мог нанести много вреда. Решено было пробурить стену,
понадобились особые буровые станки, и пока их готовили, Першин устроил
отряду передышку.
Страх отпустил Москву. Горожане уже не страшились ночей, и, хотя у
магазинов по-прежнему роились толпы и стояли длинные очереди, жителями
овладела зыбкая надежда: все рассчитывали на облегчение жизни.
В один из дней Першина пригласили в мэрию и объявили, что за заслуги
перед городом он получит новую квартиру. Переезжать надо было немедля,
всей семьей они принялись паковать вещи. Он подумал, что нет худа без
добра; не объявись альбиносы и не случись подземной войны, ему вовек не
получить бы такую квартиру. Все свободное время Першин оставлял семье,
дочки радовались, что видят его каждый день.
В ненастные дни в конце сентября Бирс сделал два репортажа на
телевидении, и однажды Джуди сказала, что звонили из Лос-Анджелеса,
репортажи заинтересовали студию в Голливуде, и если Бирс согласен, с ним
подпишут контракт.
Разумеется, он был согласен, это все равно, что выиграть в лотерею по
трамвайному билету. Они с Джуди устроили общее собрание, на котором
большинством голосов решили половину времени в году жить в России, вторую
половину они отдали Штатам, решение было принято единогласно, никто не
голосовал против, и не было воздержавшихся.
Ключников исправно ходил в институт, жизнь, похоже, наладилась: после
тряски на ухабах, пошла, наконец, ровная дорога, появилось устойчивое
равновесие, в котором он так нуждался; роман с Аней остался в прошлом, и
уходил, уходил - навсегда. После долгого перерыва Ключников впервые поехал
в Звенигород.
Он был уверен, что встретит Галю. С ним иногда случалось: среди
прохожих ему внезапно мерещился кто-то, кого он знал, то был верный
признак скорой встречи. И сейчас в идущих навстречу девушках ему несколько
раз мерещилась Галя.
Он увидел ее издали и понял, что на этот раз не ошибся: по усыпанной
желтыми листьями горбатой улице она торопилась к автобусной остановке.
Увидев его, Галя от неожиданности остановилась, словно наткнулась на
преграду, они медленно, с опаской сходились, сдержанно поздоровались и
молчали, не зная, о чем говорить.
- Домой? - спросила Галя.
Он кивнул и в свою очередь спросил:
- А ты?
- Я в Москву.
- Надолго?
- Завтра вернусь.
- А я завтра уеду.
Они умолкли, стоящий на остановке автобус нетерпеливо пофыркал,
словно торопил их. От Гали, как всегда, исходило ощущение свежести, тишины
и покоя, чистая кожа и волосы как будто светились в пасмурном воздухе.
- Я через неделю приеду, - неожиданно сказал Ключников.
- Приезжай, - покладисто разрешила Галя.
Они снова умолкли, и было понятно, что они не договорили, разговор
оборвался на полуслове, автобус фыркал и вот-вот мог захлопнуть дверь и
тронуться с места.
- Если хочешь, я встречу тебя, - робко предложила Галя.
- Хочу, - тут же согласился Ключников. - Я приеду в это же время.
- Встречу, - пообещала она и побежала к автобусу.
Он смотрел, как она бежит в сапогах на тонких каблуках, как с разбега
вскочила на высокую подножку и пола плаща упала, высоко открыв ногу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
по-английски.
- На самом деле? - не поверил Хартман, а Джуди села к раненому на
кровать и погладила по голове: от смущения тот не знал, куда деться.
Аня навещала раненых каждый день, Хартман уже не мог без нее и
злился, если она не приходила.
Молодой альбинос целые дни смотрел в окно, за которым в тепле и тиши
бабьего лета дремали старые клены, липы и тополя. В воздухе плавали желтые
и красные листья, иногда переулком пробегал мимолетный дождь, по вечерам
сквозь опадающую листву уютно светились разноцветные окна, и раненый
часами неотрывно смотрел на чужую жизнь, о которой он ничего не знал и
которая была для него тайной за семью печатями.
Он не знал ничего, что окружает человека с рождения, и теперь
открывал для себя новый мир, которого был лишен, - все то, что человек
узнает в младенчестве, - открывал и старался постичь.
Отряд готовился к последнему штурму. Изо дня в день штурмовые группы
отрабатывали маневр под землей. Першин надеялся обойтись малой кровью,
хотя понятно было, что за главный бункер альбиносы будут стоять до конца -
весь гарнизон.
В один из дней Першин наведался в госпиталь, навестил Хартмана и
раненого альбиноса, которого все называли Марк.
С американцем капитан перекинулся несколькими словами, узнал, как
идет лечение, нужна ли помощь и пожелал скорее подняться, - Аня помогла им
с переводом. Першин подсел к альбиносу, который, не отрываясь, смотрел в
окно.
- Я знаю, что ты сделал, мне рассказали. Неужели ты был один? -
спросил Першин.
- Один, - подтвердил Марк.
- И никто тебе не помогал?
- Я никого не просил.
- Не доверял?
- Да, это было опасно.
- Как же ты решился?
- Слишком много крови. Я не хотел.
- Мы все тобой восхищены! Я бы тоже не хотел крови. Как ты думаешь:
это возможно?
Марк подумал и покачал головой.
- Они не сдадутся. Детей уведут, спрячут где-нибудь, сами будут
драться.
- И нельзя им ничего объяснить?
- Нельзя.
- А ты бы мог?
- Это бесполезно. Меня не послушают. Будет еще хуже.
- Врачи говорят, что тебя скоро выпишут. Что дальше?
- Не знаю.
- Если хочешь, я могу взять тебя в отряд, - предложил Першин.
- Воевать? - он глянул на Першина и покачал головой. - Я не хочу.
- Ты все знаешь внизу, нам было бы легче. Меньше крови.
Марк подумал и спросил:
- Вы действительно не будете никого убивать?
- Не будем, обещаю. Надо поскорее закончить. Ты себе не
представляешь, как нам это надоело. Всем надоело, не только мне.
- Хорошо, - согласился Марк. - Если будет нужно, я помогу.
- Я на тебя надеюсь, - пожал ему руку Першин и поднялся. -
Поправляйся скорее.
24
Сентябрь в Москве был дождливый, ни дня без дождя. Прихотливо, как
вздумается, дождь гулял по всему городу: вовсю в Зарядье, на Болоте и на
Плющихе, помышлял объявиться в Кочках, на Разгуляе или на Благуше, а во
многих прочих местах покропит и уйдет, поминай, как звали.
С того дня, как они вышли к бункеру, Першин установил за ним
наблюдение. Выдвинутые к стене посты сообщали о полной тишине. Вероятно,
бункер жил по своим уставам: долбил землю, занимался военной и
политической подготовкой и каждый день проводил общие собрания, на которых
обсуждали, как ужасно жить наверху.
В штабе ломали головы, как проникнуть в бункер: малым взрывом не
взять, большой мог нанести много вреда. Решено было пробурить стену,
понадобились особые буровые станки, и пока их готовили, Першин устроил
отряду передышку.
Страх отпустил Москву. Горожане уже не страшились ночей, и, хотя у
магазинов по-прежнему роились толпы и стояли длинные очереди, жителями
овладела зыбкая надежда: все рассчитывали на облегчение жизни.
В один из дней Першина пригласили в мэрию и объявили, что за заслуги
перед городом он получит новую квартиру. Переезжать надо было немедля,
всей семьей они принялись паковать вещи. Он подумал, что нет худа без
добра; не объявись альбиносы и не случись подземной войны, ему вовек не
получить бы такую квартиру. Все свободное время Першин оставлял семье,
дочки радовались, что видят его каждый день.
В ненастные дни в конце сентября Бирс сделал два репортажа на
телевидении, и однажды Джуди сказала, что звонили из Лос-Анджелеса,
репортажи заинтересовали студию в Голливуде, и если Бирс согласен, с ним
подпишут контракт.
Разумеется, он был согласен, это все равно, что выиграть в лотерею по
трамвайному билету. Они с Джуди устроили общее собрание, на котором
большинством голосов решили половину времени в году жить в России, вторую
половину они отдали Штатам, решение было принято единогласно, никто не
голосовал против, и не было воздержавшихся.
Ключников исправно ходил в институт, жизнь, похоже, наладилась: после
тряски на ухабах, пошла, наконец, ровная дорога, появилось устойчивое
равновесие, в котором он так нуждался; роман с Аней остался в прошлом, и
уходил, уходил - навсегда. После долгого перерыва Ключников впервые поехал
в Звенигород.
Он был уверен, что встретит Галю. С ним иногда случалось: среди
прохожих ему внезапно мерещился кто-то, кого он знал, то был верный
признак скорой встречи. И сейчас в идущих навстречу девушках ему несколько
раз мерещилась Галя.
Он увидел ее издали и понял, что на этот раз не ошибся: по усыпанной
желтыми листьями горбатой улице она торопилась к автобусной остановке.
Увидев его, Галя от неожиданности остановилась, словно наткнулась на
преграду, они медленно, с опаской сходились, сдержанно поздоровались и
молчали, не зная, о чем говорить.
- Домой? - спросила Галя.
Он кивнул и в свою очередь спросил:
- А ты?
- Я в Москву.
- Надолго?
- Завтра вернусь.
- А я завтра уеду.
Они умолкли, стоящий на остановке автобус нетерпеливо пофыркал,
словно торопил их. От Гали, как всегда, исходило ощущение свежести, тишины
и покоя, чистая кожа и волосы как будто светились в пасмурном воздухе.
- Я через неделю приеду, - неожиданно сказал Ключников.
- Приезжай, - покладисто разрешила Галя.
Они снова умолкли, и было понятно, что они не договорили, разговор
оборвался на полуслове, автобус фыркал и вот-вот мог захлопнуть дверь и
тронуться с места.
- Если хочешь, я встречу тебя, - робко предложила Галя.
- Хочу, - тут же согласился Ключников. - Я приеду в это же время.
- Встречу, - пообещала она и побежала к автобусу.
Он смотрел, как она бежит в сапогах на тонких каблуках, как с разбега
вскочила на высокую подножку и пола плаща упала, высоко открыв ногу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98