Справедливости ради можно отметить: и эти дележи дальше ожесточенных споров также не пошли. Просто никто не знал, как это делается.
Естественно, кроме пылких предложений всяких невероятных планов, типа «сплошной кооператизации окружающего пространства», дело не двигалось. Никто ничем путным не занимался. Да в такой толчее это было попросту невозможно. Как и в любой стае, тут нужен был вожак.
В своей среде, подстрекаемой к его рождению, он вылупиться, как оказалось, не мог. Такая кандидатура должна была удовлетворить вкусы основных депутатских формирований-фракций, взаимная неприязнь которых не только космополитическая, но какая-то патологическая, уже была очевидна. Так, из примерно 370-ти активных депутатских «сабель» Ленсовета около сотни были за Петра Филиппова и столько же за М. Салье. Однако непримиримая междусобойная вражда самих лидеров исключала депутатский альянс в совместной атаке, и поэтому становилось маловероятным избрание вожаком представителя одной из их фракций.
Во всех этих историях с отбором и избранием на разные должности было много просто нелепого. Все занимались не поиском достойных и способных, а взаимной борьбой против выдвиженцев отдельных депутатских кланов, особенно если речь шла о занятии ключевых постов, в коих, надо отдать нардепам должное, они быстро разобрались. Отсюда, каждый протаскиваемый кандидат был, как правило, без учета его личных данных, продуктом взаимных уступок депутатских стай, каждая из которых считала именно свои клыки священными. Пошли бесконечные компромиссы, разумеется, в ущерб делу, во главу которого кого-нибудь избирали. Кандидаты образованные, умные, опытные, смелые имели, безусловно, ярко выраженную собственную точку зрения. Что при голосовании, бесспорно, не могло понравиться представителям разных лагерей. Вот так был введен в употребление номенклатурный слой «грибов», годных одновременно «и на жарку, и на варку». Это явилось одной из многих причин последующих катаклизмов во всех властных структурах.
Среди спешно избранных чем-нибудь поруководить частенько попадались не только откровенные «поганки», но, как показала практика, в принципе не понимающие, что требуется от них, кроме ежедневного прихода на работу. При этом они были вооружены болезненной самоуверенностью в способности справиться с любым, абсолютно незнакомым им делом, на освоение которого даже у более достойных уходят многие годы жизни. В основной массе они оказались людьми, выхваченными судьбой из толпы, планида которых, неожиданно для них самих, резко и круто взмыла ввысь, реализуя честолюбие только за счет бешеной активности, но при полном отсутствии прочего необходимого. Поэтому в итоге и получился праздник безликой посредственности с отрицательным очарованием.
Мне еще тогда было не ясно, какие высокие цели могут быть достигнуты людьми, невежество которых вполне очевидно. Да и как можно было ставить перед ними эти цели? Все они сильно смахивали на ворвавшихся в оркестровую яму зрителей, которые прогнали музыкантов, расхватали инструменты, но дальше критики сбежавших исполнителей дело пойти не могло, ибо каждый впервые в жизни держал инструмент в руках. Поэтому задуманный и объявленный концерт состояться не мог даже при огромном желании его исполнить. Тут и дирижер будет ни при чем, а тем более зрители, собравшиеся послушать музыку.
Сейчас ко многим другим голосам русских людей, мечущихся в жуткой, предсмертной тревоге за Родину, я присоединяю свой и поэтому пишу, пока еще не все вместе с жизнью занесено песком забвения, стерто, размыто и обезличено надвигающимся туманом памяти.
Хочется успеть рассказать об этом, в понимании огромного большинства, смутном времени. Когда еще только начинался обвал власти, повлекший за собой развал всей нашей жизни. И когда из неограниченного числа путей развития России история избрала самый невероятный — гибель социализма и сталкивание народа в пропасть.
То была начальная пора, когда нью-нардепы неожиданно, но сразу пришли к потрясающему выводу: все их ошибки будут списываться именем прошедшего времени, и, таким образом, во всем, что они натворят, будут виноваты вчерашние «партократы». После этой упоительной идеи нардепы тут же объявили войну с всенародным прошлым и борьбу с невидимым будущим.
Сейчас нередко читаешь или слушаешь о разных тогдашних достижениях нашего городского Совета. Надо полагать, эти «успехи» можно определить только в сравнении с аналогичной деятельностью по разрушению городов и ухудшению жизни населения другими подобными «демформированиями». Так как, соотнеся любой показатель к аналогичному моменту до нашествия «демократов», легко будет узреть, какой смысл они вкладывают в слово «достижение».
Я думаю, мы доживем и до того позорного времени, когда с флагштоков не только официальных зданий, но и наших военных кораблей спустят непобежденный в многочисленных боях с врагом советский флаг и заменят его каким-нибудь другим. Это на военно-морском языке будет свидетельствовать о полном поражении. Подобная операция в мировой практике проводится только в случае захвата корабля врагом и пленения всего экипажа. Не могу без душевной боли представить себе в тот момент глаза флотских ветеранов, доказавших своей кровью и памятью погибших в боях за Родину товарищей, что родной флаг дороже жизней экипажа и корабля. Без такого понятия о Чести знамени не могло быть побед над врагом. Ведь стоимость унижения флага деньгами не окупается.
Так, по крупицам, мы теряем себя и будущее своих детей, хотя прекрасно сознаем: у России во всем мире полно врагов, а друзей всегда было только двое — это наши армия и флот. Без них будущее пишется вилами по воде.
Когда Собчак по приезде в Ленинград сообщил, что группа городских депутатов нашла его и уговаривала стать предводителем Ленсовета, я вовсе не удивился. К этому времени его звезда на центральном московском небосклоне уже прошла свой апогей и закатилась. Похоже, Собчака там разглядели невооруженным глазом, несмотря на первоначальную аккуратность политических перелицовок, которые впоследствии он исполнял уже без счета и оглядки. В Москве Собчак стяжал себе славу автора стилистических выходок, нескромных и рискованных по смыслу, а порой мерзких по содержанию, но привлекавших внимание своей художественной образностью во время его выступлений в Верховном Совете СССР. Главным его оружием стало ошеломить слушателей лихой эскападой, порой заимствуя приемы из блатного жаргона. Так, обессиленного обстоятельствами спикера Совета Союза Лукьянова он тут же в наигранной запальчивости обозвал «наперсточником», что в контексте звучало почти безобидно, однако с трибуны парламента переметнулось разбойничьим посвистом по всему белу свету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131