Московские слушатели понемногу стали уже изнемогать от пустых словопрений поглощенного страстной игрой амбиций Собчака, поэтому сломать систему и вырваться вперед с большим отрывом на московском номенклатурном полигоне ему стало невозможно. Единомышленников в столице, бескорыстной помощью которых он мог бы располагать, у него практически не было. Все, кого он вовлекал в свою орбиту или пытался это сделать, на поверку не уступали ему в пустозвонстве, поэтому, тщательно все взвесив, Собчак дал согласие на использование своей персоны в Ленинграде. Роль простого «пламенного» парламентского трибуна его уже не устраивала.
Оценивая по фракционным признакам делегацию, посетившую Собчака, стало ясно: депутаты, наконец-то, дружно пришли к выводу о невозможности занять кресло председателя Ленсовета одному из них и поэтому согласились на поиск варяга. Кандидатура Собчака, как они посчитали, была не из худших. При этом я понимал, что должность председателя Исполкома Ленсовета, то есть главы исполнительной власти в городе, каковым сегодня является мэр, они постараются всучить кому-нибудь из антиподов Собчака, чтобы подобным «равновесием» парализовать необходимую гибкость всей конструкции и тем самым сделать ее в итоге неработающей. В своих предположениях я не ошибся. Навстречу Собчаку из политических джунглей вышел его коллега по Верховному Совету Союза, бывший военмор, а на пенсии магазинный грузчик Александр Щелканов.
Это были абсолютно разные люди, чем и объяснялась в дальнейшем их непримиримая, обоюдоострая вражда.
Их путь на городской Олимп был также различен. Собчаку, чтобы занять пост главы Совета, нужно было предварительно получить мандат городского депутата, а Щелканову для того, чтобы стать мэром, по новому закону этого не требовалось. Мэра избирали сами депутаты на любой из своих сессий.
В дальнейшем их борцовский дуэт принесет городу много вреда главным образом тем, что на бесцельные схватки этих лидеров будет угроблено драгоценное и уже ничем не восполнимое время.
А пока депутаты стали быстро готовиться к выборам Собчака в городской Совет по свободному 52-му избирательному округу, который находился как раз в том районе, где он жил. Они действовали настолько активно и разумно, что мне по просьбе Собчака оставалось только наблюдать, не вмешиваясь и не поправляя.
Энтузиазм избирателей к описываемому времени уже заметно осел, как утренний туман, и стали проступать тревожные очертания грядущих бедствий. Этому способствовали постоянные телерепортажи без купюр со всяких сессий и депутатских сборищ. Правда, народ пока еще без ужаса смотрел на своих избранников.
Надежды не успели угаснуть. До злобного презрения было еще далеко. Наступало апатичное время освобождения людей от любви и ненависти. Общество на длительный период погружалось в равнодушие, поэтому нужно было торопиться, чтобы успеть заставить избирателей заодно довериться еще и Собчаку.
К депутатам, организовавшим выборы, Собчак тогда относился как к родным, а В.Скойбеду как-то попытался даже приобнять.
День выборов начинался чистым и солнечным, аккуратно помытым утром. Это было неплохим признаком успеха. Тогдашняя популярность Собчака делала его, бесспорно, недосягаемым для других кандидатов, поэтому проблема виделась не в том, за кого проголосует пришедший к урне избиратель, а в желании людей вообще идти голосовать. К одиннадцати часам вечера сложилась критическая обстановка. Жиденький ручеек голосующих совсем обмелел, а до 50% от общего числа зарегистрированных избирателей плюс один голос не хватало около сотни человек. Проигрывать было нельзя, это явилось бы для Собчака полным крушением его дальнейшей политической карьеры, что он понимал, безусловно, отчетливее других. Успокоительные слова были не нужны. Депутаты за него боролись молча и яростно, разбежавшись со списками по близлежащим общежитиям, где кто как мог уговаривал людей на ночь глядя сходить проголосовать. В ход шло все возможное, включая деньги, но платили не за голосование в пользу Собчака, а только за приход на избирательный участок. Мы все были убеждены: подавляющее число проголосовавших отдали предпочтение именно ему.
Далеко за полночь произошла разрядка. Нардепы победили избирателей. Собчак прошел. Впереди была сессия городского Совета, депутатом которого он стремительно стал.
Каждая группировка втайне надеялась, что противоборствующая депутатская фракция взять под свой контроль Собчака не сможет, поэтому его выдвижение в председатели Ленсовета было дружно поддержано большинством нардепов. Кстати, они не ошиблись в своих расчетах. В дальнейшем Собчак, действительно, не подпал под влияние ни одной из депутатских «тусовок», заранее убедив себя в том, что имеет дело с категорией лиц, в целом по своему уровню находящихся на низшей ступени биологического развития, и поэтому контактировать с ними он попросту брезговал. Особенно это касалось тех депутатов, которые организовали его выборы. О своем презрении к ним он неоднократно высказывался, несмотря на мою психотерапию для смягчения его непримиримой агрессивности, сильно вредившей делу.
На состоявшейся вскоре сессии по избранию главы Ленсовета не обошлось без курьезов. Там, среди прочих, свою кандидатуру на пост председателя Совета, так сказать, альтернативную Собчаку, выдвинул дрожащим от собственной отваги голосом депутат Аникин ( небольшого росточка, с бородой, тронутой декадансом, субтильный, но склонный к округлению форм тела, ведущему с возрастом к полноте. Слушая и глядя на него, я постоянно ловил себя на мысли, что фамилия Аникин ( это псевдоним. Настолько пародийно он походил на героя русского эпоса с аналогичным именем. Вообще же, я обязательно найду время и сделаю сериал литературных портретов тех депутатов, наброски которых у меня имеются с той поры. Это по-своему незабываемые люди.
После гротесковых заверений Аникина в его грядущей полезности каждому, кто не будет против завладения им кресла председателя, на роскошную двухъярусную трибуну колонного зала заседаний Мариинского дворца решительным шагом цапли, узревшей лягушку, поднялся Собчак. Он окинул многоголовую аудиторию взглядом учителя средней школы перед вручением аттестатов зрелости и сделал одну из трех отработанных в Москве улыбок. Затем ее убрал и в свойственной ему широко известной своим великолепием манере стал делиться обещаниями о том, что под его гениальным предводительством «демократический» свод крыши над внимавшими ему нардепами станет совершенно непромокаемым. Что же касается неизбежных протечек «демократии», то он поведет с ними решительную и беспощадную борьбу вместе с сидящими в зале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131