Нельзя не сказать об особом злоупотреблении им успехом собственных речей, какие взял за правило неизменно заканчивать незаметным восхвалением своего таланта, постоянно при этом уверяя слушателей, что другого желания не имел, кроме как жить среди академически образованных, но, на его взгляд, бесспорно уступавших ему умом университетских коллег, вдали от мирской суеты, заменяя ее приятными заботами о своих дочурках, на манер известных песенок Вертинского. «Однако, — далее продолжал он, — горячо любимое им население, оказав ему честь своим выбором, прямо-таки вынудило его, дабы не прослыть дезертиром, заняться спасением избирателей». От чего он хочет их спасать и когда начнет это дело, Собчак обычно не распространялся, походя возводя туманную напраслину на «раззяв-коммунистов».
Зато сама новая жизнь, за которую он агитировал, довольно быстро разбавила тихие семейные радости и уверенность в завтрашнем дне бесконечными общественными распрями и эпидемией нищеты среди почти всех отдавших «патрону» свои голоса. Самое радикальное, на что отважился тогда Собчак, были периодические богохульствования по поводу тела Ленина в Мавзолее, которое он предлагал подхоронить к могилам ульяновских родственников на одном из кладбищ Ленинграда. Думаю, нелишне отметить: на этот объект травли Собчак набрел не идеологизированной тропкой, а чисто случайно, как обычно, «кстати». Однажды просматривая подобранные ему газеты, он натолкнулся на сообщение о состоянии тела вождя. Какие-то ученые, с тогда еще свойственной гордостью за порученное им важное, государственное дело сохранения всенародного культа поклонения, рапортовали о своей постоянно проделываемой очень трудной работе, ее большой стоимости, убедительно свидетельствовавшей о неустанной заботе правительства, а также достигнутых ими в этом деле прекрасных результатов. По мнению рапортующих, выходило: благодаря их труду, вкупе с новациями и открытиями науки в этой области, состояние тела Ленина вместо продолжения естественного разложения, наоборот, «заметно улучшается» (?!). Читая такое, вместе с представленной тут же для убедительности хронологией характеристик состояния тела, неискушенному человеку можно было по бравому тону газеты сгоряча предположить, что, если так хорошо пойдет и дальше, то не исключается вероятность в конечном счете оживления самого вождя. Я отчеркнул «патрону» эту заметку, как самый шутливо-невинный образчик блудливого околонаучного оптимизма, коим просто так дурачат людей, прикрываясь для солидности своими учеными званиями, что частенько проделывал и Собчак. Было похоже: этой газетной публикацией преследуются какие-то неясные, возможно, узкопрофильные цели, во имя достижения которых в качестве рекламы используют объект действительно всенародного поклонения. Одним словом, даже отдавая должное труду самих ученых, общий фон со статьями выглядел не то что нелепо, но не совсем этично. Помню, Собчак, бегло просмотрев этот материал, внезапно уперся взглядом в цифру расходов, показывающую, во что обходится сохранение тела Ленина, после чего и стал повсюду выступать застрельщиком похода за необходимость сбережения народных денег, приводя прочитанное как пример неслыханной, с его точки зрения, ничем не оправданной правительственной расточительности. А сама идея с перезахоронением возникла у Собчака просто попутно, когда один «культтрутень» из числа вившихся вокруг него вымогателей покровительства, лелея мечту привлечь подольше внимание «патрона» к образованности своей обсыпанной перхотью интеллекта персоны, подсунул ему байку о предсмертном желании Ленина быть погребенным в кругу родственников. Этот тип с глуповатой улыбочкой, свойственной слабоумным либо уже начинающим впадать в идиотизм знатокам закулисной жизни по-настоящему великих людей, поведал «патрону» о виденном им, по случаю, каком-то письме то ли завещания вождя, разумеется, очень сильно «засекреченном коммунистами». Сей рассказ низколобого посыльного мира культуры, разукрашенного тройкой пучков волос, прилепленных к репообразному черепу, и носом, плавно ниспадавшим на небритый подбородок сладострастной формы, рассеченный похотливым вакхическим ртом, очень понравился нашему идеологическому спекулянту, и тот, как и положено такому «серьезному» ученому-юристу, мигом слямзив эту версию из распределителя слухов у распираемого похвальбой добытых знаний исторического осведомителя, выдал ее за плод своих многолетних, чуть ли не архивных, изысканий. Затем, без сверки с первоисточником, с превеликим удовлетворением довесил этим пассажем свою замечательную инициативку по сбережению государственных средств, выдаваемую чуть позже с разнокалиберных трибун, в зависимости от потреб внимающих, за некий план, первым и единственным пунктом которого было прекращение финансирования работ по сохранению тела Ленина в свете исполнения его же «собственного завещания», вместе с закрытием Мавзолея, а заодно и ликвидацией всемирно известного идеологического культового центра на Красной площади Москвы.
Для полноты описания этого маленького, но очень характерного личности Собчака этюда остается вспомнить: когда речь зашла об исполнении заявки Запада переименовать Ленинград, то «патрон», устремленный навстречу доходу, вмиг и без оглядки презрев результат столь любимого «демократизаторами» всенародного референдума, наглядно показавшего нежелание подавляющего большинства жителей нашего города изменять название места своего рождения и жизни, даже не вспомнил свой «план экономии народных денег» и скромно умолчал о многомиллионной стоимости такой, мягко говоря, исторически-масштабной глупости, чем один нанес непоправимый урон Отечеству. Истинное название операции превращения Ленинграда в Санкт-Петербург в финале собчаковского «блицтура» нужно будет определить обычному уголовному судье, а вовсе не суду истории, на который уповает Собчак в будущем, так же, как рассчитывает на «благодарность» разоренных им жителей, которая, по его мнению, не должна «знать границ». Ну что ж! Дай Бог, чтобы она действительно не знала границ!
Что до Собчака, прославившегося своей прямо-таки патологической склонностью к политперебежкам, то пусть описанное станет еще одним штришком к его уникальной способности корысти ради моментально, как хамелеон, менять цвет и отважно забывать, а точнее, безбоязненно выбрасывать из памяти, порой даже отрицать им же самим поставленные и обнародованные цели. При этом не считаться абсолютно ни с кем и ни с чем, а посему запросто и впопыхах, даже не заботясь о качестве, перекрашивать все социальные декорации без разбору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131