Мистер Бейнс, задремавший в своем кресле, очнулся и открыл глаза. В
окошке справа от него было видно море, далеко внизу, коричневая и зеленая
суша, а дальше - бескрайняя голубизна океана. Тихого океана. Ракетоплан,
сообразил он, начал свое долгое медленное снижение.
Сначала по-немецки, затем по-японски и, наконец, по-английски голос
из репродуктора объяснил, что никому нельзя курить и отстегиваться от
своего мягкого кресла. А также уведомил пассажиров о том, что спуск будет
длиться восемь минут.
После этого включились тормозные реактивные двигатели, причем так
неожиданно и громко, так яростно затрясло салон, что большинство
пассажиров испуганно вздрогнули. Мистер Бейнс улыбнулся и сидевший по
другую сторону прохода молодой пассажир с коротко подстриженными светлыми
волосами улыбнулся тоже.
- Зи фюрхтен дас... - начал было молодой человек, но Бейнс прервал
его:
- Простите. Я не говорю по-немецки.
- Не говорите по-немецки? - удивленно произнес по-английски с сильным
акцентом молодой немец.
- Я - швед, - пояснил Бейнс.
- Но вы сели в Темпельхофе.
- Да, я был в Германии в служебной командировке. Мне приходится
бывать по своим делам в самых различных странах.
Молодой немец, очевидно, никак не мог поверить, что в современном
мире человек, который занимается бизнесом в международных масштабах и
летает - может позволить себе летать - на самой совершенной из реактивных
"Люфтганз", не говорит по-немецки. Обратившись к Бейнсу, он спросил:
- И в какой же области вы специализируетесь?
- Пластмассы. Полиэстеры. Резина. Заменители. Промышленное
использование этих материалов. Понимаете? Не для производства товаров
широкого потребления.
- Швеция производит пластмассы? Невероятно!
- Да, и при том очень хорошие. Если вы назовете мне свою фамилию, я
распоряжусь выслать вам по почте проспект фирмы. - Бейнс приготовил
авторучку и записную книжку.
- Не утруждайтесь. Зря потратитесь. Я не коммерсант, я - художник. Не
обижайтесь. Возможно, вы видели мои работы в Европе. Алекс Лотце, - он
выжидательно смотрел на Бейнса.
- Простите, но я равнодушен к современному искусству, - сказал Бейнс.
- Мне больше по душе старые довоенные кубисты и абстракционисты. Мне
нравятся картины, которые хотят что-то выразить, а не просто представить
идеал. - Он отвернулся.
- Но ведь именно в этом задача искусства, - возразил Лотце. -
Повышать духовность человека, помочь ему преодолеть чувственное начало в
себе. Ваше абстрактное искусство характеризует период упадка духа,
духовного хаоса, вызванного упадком общества, старой плутократии,
состоявшей из еврейских и капиталистических миллионеров, международной
клики, которая поддерживала упадочное искусство. Те времена прошли
безвозвратно. Искусство должно идти дальше - оно не может оставаться без
движения.
Бейнс кивнул, продолжая глядеть в окно.
- Вы бывали в Пацифиде раньше? - спросил Лотце.
- Несколько раз.
- А я нет. В Сан-Франциско открылась выставка моих произведений,
устроенная ведомством доктора Геббельса по договоренности с японскими
властями. Культурный обмен - с целью углубления взаимопонимания и
укрепления доброй воли. Мы должны ослабить напряженность между Востоком и
Западом, не так ли? Мы должны больше общаться друг с другом, и этому может
содействовать искусство.
Бейнс снова кивнул. Внизу, за пределами огненного кольца выхлопных
газов реактивных двигателей теперь виднелся Сан-Франциско и залив, на
берегу которого город был расположен.
- Где в Сан-Франциско вы собираетесь питаться? - продолжал Лотце. -
Мне забронировано одно место в Палас-отеле, но, по-моему, приличную еду
можно найти в интернациональном районе, например, в Чайнатаун.
- Верно, - кивнул Бейнс.
- Цены в Сан-Франциско высокие? В эту поездку я отправился с совсем
пустыми карманами. Министерство пропаганды экономит, - Лотце рассмеялся.
- Все зависит от того, по какому курсу вам удастся обменять деньги. Я
осмеливаюсь предположить, что у вас чеки Рейхсбанка, советую поменять их в
Токийском банке на Сэмсон-стрит.
- Данке зер, - сказал Лотце. - А то я намеревался это сделать в
гостинице.
Ракетоплан уже опустился почти к самой земле. Теперь были отчетливо
видны поле ракетодрома, ангары, стоянки автомашин, скоростное шоссе из
города, отдельные дома...
Великолепный пейзаж, подумал Бейнс. Горы и вода, и небольшие клочья
тумана над "Золотыми Воротами".
- А что это за гигантское сооружение внизу? - спросил Лотце. - Оно
завершено всего лишь наполовину. Космопорт? Но ведь у японцев, насколько
мне известно, нет космических кораблей.
Улыбнувшись, Бейнс пояснил:
- Это стадион "Золотой Мак". Для игры в бейсбол.
Лотце рассмеялся.
- Да, они просто обожают бейсбол. Невероятно. Начать возведение
такого грандиозного сооружения для игры, для вида спорта, который является
пустым времяпрепровождением, да так и не...
Бейнс не дал ему закончить фразу.
- Это законченное сооружение. Такова его форма в соответствии с
замыслом архитектора. Оно открыто с одной стороны. Новое слово в
архитектуре. Американцы очень гордятся им.
- У него такой вид, - произнес Лотце, глядя вниз, - будто его
проектировал какой-нибудь еврей.
Бейнс внимательно посмотрел на собеседника. Он остро почувствовал эту
характерную для немецкого склада ума неустойчивость, искру помешательства
в нем. Неужели Лотце так на самом деле считает? Неужели эти случайно
оброненные слова выражают подлинные его чувства?
- Надеюсь, мы еще встретимся в Сан-Франциско, - сказал Лотце, когда
корабль коснулся поверхности земли. - Мне будет так недоставать
соотечественника, с которым я мог бы беседовать.
- Но я ведь не ваш соотечественник.
- Да, да, но какая разница? В расовом отношении мы так близки. Можно
сказать, одинаковы во всех отношениях. - Лотце заерзал в своем кресле,
готовясь расстегнуть весьма замысловатую застежку ремней.
Неужели я в расовом отношении родственен этому человеку? Задумался
Бейнс. Мы с ним настолько близки, что у нас одинаковые цели и намерения?
Тогда, значит, эта искра безумия и во мне тоже. Мы живем в мире, который
сошел с ума. Безумие правит миром. Как давно мы узнали об этом? Когда
впервые с этим столкнулись? И - сколько нас, которые об этом догадываются?
Только не Лотце. Наверное, если ты понимаешь, что безумен, значит, ты еще
не сошел с ума окончательно. Или, во всяком случае, начинаешь избавляться
от безумия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83