на грязные трущобы,
из которых доносятся душераздирающие вопли джаза; на покосившиеся бараки
из жести и фанеры, выросшие повсюду как грибы, еще до того, как на город
упала последняя авиабомба. Нет - этот человек принадлежал к элите.
Культурный, образованный, пожалуй даже в большей степени, чем мистер
Тагоми, который был высокопоставленным чиновником одной из главных
торговых миссий на тихоокеанском побережье. Тагоми был уже немолодым
человеком - его взгляды и вкусы сформировались еще во времена военного
правительства.
- Вы хотите приобрести произведения американского народного искусства
в качестве подарка? - спросил Чилдэн. - Или чтобы украсить свою новую
квартиру?
Если бы только оказалось верным его последнее предположение... Сердце
его екнуло.
- Вы совершенно правы, - подтвердила девушка. - Мы начинаем
обставлять квартиру. Вы могли бы помочь нам?
- Несомненно. Мы можем встретиться у вас дома, - предложил Чилдэн. -
Я захвачу с собой несколько баулов с образцами. В любое удобное для вас
время. В этом ведь и заключается моя работа.
Он потупил глаза, чтобы не выдать свое страстное желание побывать у
них в доме. Здесь, пожалуй, пахло не одной тысячей долларов.
- Вот сейчас, - продолжил он, - я как раз ожидаю обеденный стол из
Новой Англии, кленовый, без единого гвоздя - весь на деревянных шпунтах.
Невообразимой красоты и эстетической ценности. И зеркало времен войны 1812
года. А еще предметы художественных промыслов аборигенов, например, целый
комплект ковровых дорожек из козьей шерсти, выкрашенных растительными
красителями.
- Мне лично, - вступил в разговор мужчина, - больше по вкусу
городское искусство.
- Да, сэр, - с жаром подхватил Чилдэн, - послушайте, есть у меня одна
роспись на досках, состоящая из четырех секций, - оригинальное
произведение времен освоения Запада, изображающее Горация Грили. Предмет
мечтаний коллекционеров.
- О... - протянул мужчина, его черные глаза загорелись.
- И музыкальный автомат 1920 года, переделанный под бар.
- О!
- И кое-что еще, например, подписанная картина кисти Джина Харлоу.
Мужчина был в восторге.
- Значит, договорились? - налегал Чилдэн, стараясь не упустить
подходящий психологический момент. Из внутреннего кармана пиджака он
извлек авторучку и блокнот. - Я запишу вашу фамилию и адрес.
Молодая чета уже покинула магазин, а Чилдэн еще долго стоял, заложив
руки за спину и глядя на улицу. Радость переполняла его. Если бы такими же
удачными были все остальные дни работы магазина! Для него это была не
просто удачная сделка. Ему предоставлялась возможность побывать в гостях у
четы японцев, у них дома, к тому же принимать его они будут как
интересного человека, а не просто как янки или как торгаша. Да, это уже
совершенно другие, новые люди, принадлежащие к поколению, которое не
помнит ни довоенных дней, ни самой войны - именно они-то и являются
надеждой мира. Различие в положении для них не имеет никакого значения.
Оно исчезнет вообще, подумал Чилдэн. Когда-нибудь. Само понятие
положения, статуса. И все станут не господами и слугами, а просто людьми.
И все же он был очень не уверен в себе, мысленно представляя, как
будет стучаться в их дверь. Он еще раз проверил свои записи. Казоура. Они
непременно предложат ему чай. Как ему вести себя в этом случае? Что
надлежит делать в каждый отдельный момент чаепития? Он может опозориться,
как дикарь, совершив какой-нибудь ложный шаг, который покажется им
неприятным.
Девушку зовут Бетти. У него не выходило из головы выражение ее лица.
Нежные, полные сочувствия глаза. Даже за то небольшое время, что она
провела в магазине, ей, казалось, с большой проницательностью удалось
разглядеть и надежды его, и разочарования.
Надежды... Он вдруг почувствовал легкое головокружение. Ну что за
мечты, граничащие с безумием, если не самоубийством, позволил он себе? Да,
такое случалось, определенные отношения между японцами и янки, хотя,
большей частью, между японцами-мужчинами и янки-женщинами. Но здесь... Он
ужаснулся от самой мысли об этом. Да к тому же она замужем. Он отогнал от
себя невольные праздные мысли и начал деловито вскрывать утреннюю почту.
Руки его, как он вскоре обнаружил, все еще продолжали дрожать. А
затем он вспомнил, что на два часа у него назначена встреча с мистером
Тагоми. Он постарался успокоиться, нервозность переросла в озабоченность.
Мне нужно подобрать для него что-нибудь подходящее, твердо решил он.
Только вот где? Как? Что? Надо звонить поставщикам. Мобилизовать все свои
связи, всю свою деловую хватку. Сорвать, как в покере, большой шлем, чтобы
навсегда сохранить покровительство такого высокопоставленного лица.
Подцепить полностью отреставрированный "форд" модели 1929 года, включая
матерчатый верх (обязательно черный). Может даже не распакованный,
абсолютно новый трехмоторный почтовый самолет, обнаруженный в каком-то
сарае в Алабаме или еще что-нибудь в таком же духе. Изготовить
мумифицированную голову мистера Буффало Билла с развивающимися светлыми
волосами, - непревзойденный шедевр подлинно американского искусства. Все
это поднимет мою репутацию на недосягаемую высоту среди знатоков по всему
Тихому океану, включая и острова метрополии.
Он закурил сигарету с примесью марихуаны, отличную сигарету марки
"Земля Улыбок", чтобы собраться с духом.
Лежа в постели у себя в комнате на Хэйес-стрит, Фрэнк Фринк никак не
решался подняться. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь шторы, падали на
груду сваленной на пол одежды. И на его очки. А не наступит ли он на них?
Надо попытаться, подумал он, добраться до ванной комнаты другим путем.
Проползти, что ли, перекатываясь с боку на бок? Голова страшно болела, но
особой печали он не испытывал. Никогда не оглядываться назад, уж такое
решение он принял раз и навсегда. Который час? Часы должны стоять на
комоде. Полдвенадцатого! С ума сойти. А он все еще валяется.
Я уволен, подумал он.
Вчера на заводе он поступил опрометчиво. Не стоило в таком тоне
разговаривать с мистером Уиндем-Мэтсоном, у которого вогнутое, словно
тарелка, лицо, а нос, как у Сократа, на пальце - кольцо с бриллиантом, и
одежда на золотых застежках-молниях. Другими словами, он олицетворял само
всемогущество. Настоящий монарх. Путаные мысли Фринка совсем смешались.
Вот так, подумал он, еще и занесут меня в черный список. Что толку в
моей квалификации - у меня нет профессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
из которых доносятся душераздирающие вопли джаза; на покосившиеся бараки
из жести и фанеры, выросшие повсюду как грибы, еще до того, как на город
упала последняя авиабомба. Нет - этот человек принадлежал к элите.
Культурный, образованный, пожалуй даже в большей степени, чем мистер
Тагоми, который был высокопоставленным чиновником одной из главных
торговых миссий на тихоокеанском побережье. Тагоми был уже немолодым
человеком - его взгляды и вкусы сформировались еще во времена военного
правительства.
- Вы хотите приобрести произведения американского народного искусства
в качестве подарка? - спросил Чилдэн. - Или чтобы украсить свою новую
квартиру?
Если бы только оказалось верным его последнее предположение... Сердце
его екнуло.
- Вы совершенно правы, - подтвердила девушка. - Мы начинаем
обставлять квартиру. Вы могли бы помочь нам?
- Несомненно. Мы можем встретиться у вас дома, - предложил Чилдэн. -
Я захвачу с собой несколько баулов с образцами. В любое удобное для вас
время. В этом ведь и заключается моя работа.
Он потупил глаза, чтобы не выдать свое страстное желание побывать у
них в доме. Здесь, пожалуй, пахло не одной тысячей долларов.
- Вот сейчас, - продолжил он, - я как раз ожидаю обеденный стол из
Новой Англии, кленовый, без единого гвоздя - весь на деревянных шпунтах.
Невообразимой красоты и эстетической ценности. И зеркало времен войны 1812
года. А еще предметы художественных промыслов аборигенов, например, целый
комплект ковровых дорожек из козьей шерсти, выкрашенных растительными
красителями.
- Мне лично, - вступил в разговор мужчина, - больше по вкусу
городское искусство.
- Да, сэр, - с жаром подхватил Чилдэн, - послушайте, есть у меня одна
роспись на досках, состоящая из четырех секций, - оригинальное
произведение времен освоения Запада, изображающее Горация Грили. Предмет
мечтаний коллекционеров.
- О... - протянул мужчина, его черные глаза загорелись.
- И музыкальный автомат 1920 года, переделанный под бар.
- О!
- И кое-что еще, например, подписанная картина кисти Джина Харлоу.
Мужчина был в восторге.
- Значит, договорились? - налегал Чилдэн, стараясь не упустить
подходящий психологический момент. Из внутреннего кармана пиджака он
извлек авторучку и блокнот. - Я запишу вашу фамилию и адрес.
Молодая чета уже покинула магазин, а Чилдэн еще долго стоял, заложив
руки за спину и глядя на улицу. Радость переполняла его. Если бы такими же
удачными были все остальные дни работы магазина! Для него это была не
просто удачная сделка. Ему предоставлялась возможность побывать в гостях у
четы японцев, у них дома, к тому же принимать его они будут как
интересного человека, а не просто как янки или как торгаша. Да, это уже
совершенно другие, новые люди, принадлежащие к поколению, которое не
помнит ни довоенных дней, ни самой войны - именно они-то и являются
надеждой мира. Различие в положении для них не имеет никакого значения.
Оно исчезнет вообще, подумал Чилдэн. Когда-нибудь. Само понятие
положения, статуса. И все станут не господами и слугами, а просто людьми.
И все же он был очень не уверен в себе, мысленно представляя, как
будет стучаться в их дверь. Он еще раз проверил свои записи. Казоура. Они
непременно предложат ему чай. Как ему вести себя в этом случае? Что
надлежит делать в каждый отдельный момент чаепития? Он может опозориться,
как дикарь, совершив какой-нибудь ложный шаг, который покажется им
неприятным.
Девушку зовут Бетти. У него не выходило из головы выражение ее лица.
Нежные, полные сочувствия глаза. Даже за то небольшое время, что она
провела в магазине, ей, казалось, с большой проницательностью удалось
разглядеть и надежды его, и разочарования.
Надежды... Он вдруг почувствовал легкое головокружение. Ну что за
мечты, граничащие с безумием, если не самоубийством, позволил он себе? Да,
такое случалось, определенные отношения между японцами и янки, хотя,
большей частью, между японцами-мужчинами и янки-женщинами. Но здесь... Он
ужаснулся от самой мысли об этом. Да к тому же она замужем. Он отогнал от
себя невольные праздные мысли и начал деловито вскрывать утреннюю почту.
Руки его, как он вскоре обнаружил, все еще продолжали дрожать. А
затем он вспомнил, что на два часа у него назначена встреча с мистером
Тагоми. Он постарался успокоиться, нервозность переросла в озабоченность.
Мне нужно подобрать для него что-нибудь подходящее, твердо решил он.
Только вот где? Как? Что? Надо звонить поставщикам. Мобилизовать все свои
связи, всю свою деловую хватку. Сорвать, как в покере, большой шлем, чтобы
навсегда сохранить покровительство такого высокопоставленного лица.
Подцепить полностью отреставрированный "форд" модели 1929 года, включая
матерчатый верх (обязательно черный). Может даже не распакованный,
абсолютно новый трехмоторный почтовый самолет, обнаруженный в каком-то
сарае в Алабаме или еще что-нибудь в таком же духе. Изготовить
мумифицированную голову мистера Буффало Билла с развивающимися светлыми
волосами, - непревзойденный шедевр подлинно американского искусства. Все
это поднимет мою репутацию на недосягаемую высоту среди знатоков по всему
Тихому океану, включая и острова метрополии.
Он закурил сигарету с примесью марихуаны, отличную сигарету марки
"Земля Улыбок", чтобы собраться с духом.
Лежа в постели у себя в комнате на Хэйес-стрит, Фрэнк Фринк никак не
решался подняться. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь шторы, падали на
груду сваленной на пол одежды. И на его очки. А не наступит ли он на них?
Надо попытаться, подумал он, добраться до ванной комнаты другим путем.
Проползти, что ли, перекатываясь с боку на бок? Голова страшно болела, но
особой печали он не испытывал. Никогда не оглядываться назад, уж такое
решение он принял раз и навсегда. Который час? Часы должны стоять на
комоде. Полдвенадцатого! С ума сойти. А он все еще валяется.
Я уволен, подумал он.
Вчера на заводе он поступил опрометчиво. Не стоило в таком тоне
разговаривать с мистером Уиндем-Мэтсоном, у которого вогнутое, словно
тарелка, лицо, а нос, как у Сократа, на пальце - кольцо с бриллиантом, и
одежда на золотых застежках-молниях. Другими словами, он олицетворял само
всемогущество. Настоящий монарх. Путаные мысли Фринка совсем смешались.
Вот так, подумал он, еще и занесут меня в черный список. Что толку в
моей квалификации - у меня нет профессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83