Из рассказа Хью следовало, что Мэриета отпустили и он ушел, не добавив ничего к тому, что каноник Элюар уже узнал от других обитателей дома Аспли. Питер Клеменс приехал и уехал в полном здравии, на своей прекрасной лошади, под охраной грозного имени епископа Винчестерского. Его учтиво проводили, проехав с ним первую милю предстоящего пути. А потом он исчез.
— Повтори, если можешь, ответы парня, слово в слово, — попросил Кадфаэль. — Там, где не найти ничего интересного в содержании, имеет смысл прислушаться к интонации.
Великолепная память Хью сохранила и слова, и интонации Мэриета, и он в точности передал их Кадфаэлю.
— Только тут ничего нет, если не считать прекрасного описания лошади. Он ответил на все вопросы и все же ничего нового нам не сообщил, потому что ничего не знает.
— Так-то так, но ведь он ответил не на все вопросы, — возразил Кадфаэль. — И я полагаю, что мальчик мог бы рассказать нам кое-что примечательное, хотя сомнительно, чтобы это имело отношение к исчезновению мастера Клеменса. Вспомни, каноник Элюар спросил: «И ты больше его не видел?» А парень ответил: «Я не поехал с ними». Однако он не сказал, что больше не видел уехавшего гостя. И еще, когда он говорил о слугах и этой девице Фориет, которые собрались утром, когда Клеменс торопился уехать, — он сказал: «И мой брат». И не сказал, что брат отправился вместе с отцом провожать Клеменса.
— Верно, — согласился Хью, на которого слова Кадфаэля не произвели особого впечатления. — Но все это абсолютно ничего не означает. Мы ведь тоже не следим за всеми своими словами так, чтобы нельзя было усомниться ни в одном из них.
— Согласен. И все же заметить такие мелочи и подумать о них не вредно. Человек, не привыкший лгать, но вынужденный это делать, будет стараться увернуться, насколько возможно. Ладно, если ты найдешь эту лошадь в чьей-нибудь конюшне милях в тридцати или больше отсюда, ни тебе, ни мне не нужно будет тщательно думать над каждым словом юного Мэриета, потому что охота выйдет за пределы, включающие и его, и его семью. И они смогут забыть о Питере Клеменсе — останется разве что заказать мессу за упокой души родственника.
Каноник Элюар отбыл в Лондон вместе с секретарем, конюхом, багажом и всем прочим, намереваясь уговорить короля Стефана нанести на Рождество дипломатический визит двум могущественным братьям, владевшим на севере землями от берегов одного моря почти до берегов другого, и склонить их на свою сторону. Ранульф Честерский и Вильям Румэйр собирались провести праздники вместе со своими женами в Линкольне, и легкая, в разумных пределах, лесть плюс один-два скромных подарка могли принести добрые плоды. Каноник уже подготовил почву для этого и рассчитывал отправиться в путешествие вместе с королем и его свитой.
— А на обратном пути, — сказал он, прощаясь с Хью на большом дворе аббатства, — я покину двор его величества и заверну сюда; надеюсь, у тебя найдутся для меня какие-нибудь новости. Епископ будет очень тревожиться.
Он уехал, а Хью остался, чтобы продолжать поиски Питера Клеменса, которые теперь практически стали поисками его гнедой лошади. И он вел их энергично, разослав по наиболее проезжим дорогам своих людей — столько, сколько мог собрать, — нанося визиты хозяевам маноров, врываясь в конюшни, расспрашивая путников. Когда обследование самых вероятных мест ночевки Клеменса никаких плодов не принесло, углубились в менее обжитые районы. На севере графства местность была более плоской, лесов меньше, вместо них — широкие вересковые пустоши, топи, кустарниковые заросли и разбросанные между ними торфяные болота, заброшенные, не пригодные к разработке; только местные жители, хорошо знающие безопасные участки, резали там торф и складывали его как топливо на зиму.
На краю этой пустыни, с ее болотной трясиной, темно-коричневыми промоинами и спутанным кустарником, под серым невыразительным небом лежал манор Алкингтон. Он находился в ужасном запустении, распаханных земель было мало, и не приходилось ожидать, что в подобном месте на выгуле у какого-нибудь арендатора обнаружится крупный чистопородный конь, достойный того, чтобы на нем ездил принц. Но именно там Хью нашел его, с его белой мордой и белыми чулками на передних ногах; грива и хвост были спутаны и грязны, но в остальном его состояние было вполне приличным.
Арендатор отнюдь не собирался скрывать коня, как, впрочем, не скрывал он и того, что надеялся получить за него награду. Это был свободный человек, арендовавший землю у лорда Вема; он с готовностью поведал Хью, как у него в конюшне появился неожиданный гость.
— Милорд, он сейчас выглядит гораздо лучше, чем когда пришел сюда: тогда по всему было видно, что он совсем одичал, и дьявол нас забери, если хоть кто-нибудь догадывался, откуда он. У одного из моих людей есть расчищенный под пашню кусок леса к востоку отсюда, островок в болоте, он там режет торф для себя и на продажу. Он и резал его, когда увидел коня, бродившего на воле, с седлом, уздечкой и всем прочим, а всадника не было. Мой человек попытался поймать его, но этот зверюга ни за что не давался. Парень старался изловить его несколько дней, а потом стал оставлять еду; коняга оказался достаточно умным и приходил к обеду, но таким хитрым, что поймать себя не давал. Прежде чем подпустить нас к себе, он весь вымазался в грязи, большая часть упряжи оборвалась и потерялась, а седло съехало и болталось где-то у него под брюхом. В конце концов я взял свою кобылу, мы привели ее туда и таким образом приманили его. Оказавшись у нас в руках, он повел себя достаточно спокойно, казалось, обрадовался, когда с него сняли то, что оставалось от его сбруи, и был не прочь снова почувствовать всадника у себя на спине. Но мы и понятия не имели, чей он. Я послал сказать о нем милорду в Вем, а пока мы держим его здесь и ждем приказаний, что с ним делать.
Сомневаться в его словах не было нужды, он говорил правду. И происходило это в одной-двух милях от дороги на Витчерч и на таком же расстоянии от города.
— Вы сохранили сбрую? То, что еще было на нем?
— В конюшне. Возьмите, если надо.
— А человек? Вы потом искали человека?
Болото — это место, где чужак ночью пройти не может, оно опасно для опрометчивого путника даже днем. В торфяных ямах, очень глубоких, лежало немало костей.
— Искали, милорд. У нас есть парни, которые знают здесь каждую болотину, каждую тропинку, каждый островок, к которому можно добраться. Мы решили, что человек слетел с лошади или они свалились вместе, а выбраться смог только конь. Такие случаи бывали. Только никаких следов. Да и сомневаюсь, чтобы этот зверюга, как бы он ни был перепачкан, увязал в грязи глубже, чем по колени, а раз так, у человека больше шансов удержаться в седле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Повтори, если можешь, ответы парня, слово в слово, — попросил Кадфаэль. — Там, где не найти ничего интересного в содержании, имеет смысл прислушаться к интонации.
Великолепная память Хью сохранила и слова, и интонации Мэриета, и он в точности передал их Кадфаэлю.
— Только тут ничего нет, если не считать прекрасного описания лошади. Он ответил на все вопросы и все же ничего нового нам не сообщил, потому что ничего не знает.
— Так-то так, но ведь он ответил не на все вопросы, — возразил Кадфаэль. — И я полагаю, что мальчик мог бы рассказать нам кое-что примечательное, хотя сомнительно, чтобы это имело отношение к исчезновению мастера Клеменса. Вспомни, каноник Элюар спросил: «И ты больше его не видел?» А парень ответил: «Я не поехал с ними». Однако он не сказал, что больше не видел уехавшего гостя. И еще, когда он говорил о слугах и этой девице Фориет, которые собрались утром, когда Клеменс торопился уехать, — он сказал: «И мой брат». И не сказал, что брат отправился вместе с отцом провожать Клеменса.
— Верно, — согласился Хью, на которого слова Кадфаэля не произвели особого впечатления. — Но все это абсолютно ничего не означает. Мы ведь тоже не следим за всеми своими словами так, чтобы нельзя было усомниться ни в одном из них.
— Согласен. И все же заметить такие мелочи и подумать о них не вредно. Человек, не привыкший лгать, но вынужденный это делать, будет стараться увернуться, насколько возможно. Ладно, если ты найдешь эту лошадь в чьей-нибудь конюшне милях в тридцати или больше отсюда, ни тебе, ни мне не нужно будет тщательно думать над каждым словом юного Мэриета, потому что охота выйдет за пределы, включающие и его, и его семью. И они смогут забыть о Питере Клеменсе — останется разве что заказать мессу за упокой души родственника.
Каноник Элюар отбыл в Лондон вместе с секретарем, конюхом, багажом и всем прочим, намереваясь уговорить короля Стефана нанести на Рождество дипломатический визит двум могущественным братьям, владевшим на севере землями от берегов одного моря почти до берегов другого, и склонить их на свою сторону. Ранульф Честерский и Вильям Румэйр собирались провести праздники вместе со своими женами в Линкольне, и легкая, в разумных пределах, лесть плюс один-два скромных подарка могли принести добрые плоды. Каноник уже подготовил почву для этого и рассчитывал отправиться в путешествие вместе с королем и его свитой.
— А на обратном пути, — сказал он, прощаясь с Хью на большом дворе аббатства, — я покину двор его величества и заверну сюда; надеюсь, у тебя найдутся для меня какие-нибудь новости. Епископ будет очень тревожиться.
Он уехал, а Хью остался, чтобы продолжать поиски Питера Клеменса, которые теперь практически стали поисками его гнедой лошади. И он вел их энергично, разослав по наиболее проезжим дорогам своих людей — столько, сколько мог собрать, — нанося визиты хозяевам маноров, врываясь в конюшни, расспрашивая путников. Когда обследование самых вероятных мест ночевки Клеменса никаких плодов не принесло, углубились в менее обжитые районы. На севере графства местность была более плоской, лесов меньше, вместо них — широкие вересковые пустоши, топи, кустарниковые заросли и разбросанные между ними торфяные болота, заброшенные, не пригодные к разработке; только местные жители, хорошо знающие безопасные участки, резали там торф и складывали его как топливо на зиму.
На краю этой пустыни, с ее болотной трясиной, темно-коричневыми промоинами и спутанным кустарником, под серым невыразительным небом лежал манор Алкингтон. Он находился в ужасном запустении, распаханных земель было мало, и не приходилось ожидать, что в подобном месте на выгуле у какого-нибудь арендатора обнаружится крупный чистопородный конь, достойный того, чтобы на нем ездил принц. Но именно там Хью нашел его, с его белой мордой и белыми чулками на передних ногах; грива и хвост были спутаны и грязны, но в остальном его состояние было вполне приличным.
Арендатор отнюдь не собирался скрывать коня, как, впрочем, не скрывал он и того, что надеялся получить за него награду. Это был свободный человек, арендовавший землю у лорда Вема; он с готовностью поведал Хью, как у него в конюшне появился неожиданный гость.
— Милорд, он сейчас выглядит гораздо лучше, чем когда пришел сюда: тогда по всему было видно, что он совсем одичал, и дьявол нас забери, если хоть кто-нибудь догадывался, откуда он. У одного из моих людей есть расчищенный под пашню кусок леса к востоку отсюда, островок в болоте, он там режет торф для себя и на продажу. Он и резал его, когда увидел коня, бродившего на воле, с седлом, уздечкой и всем прочим, а всадника не было. Мой человек попытался поймать его, но этот зверюга ни за что не давался. Парень старался изловить его несколько дней, а потом стал оставлять еду; коняга оказался достаточно умным и приходил к обеду, но таким хитрым, что поймать себя не давал. Прежде чем подпустить нас к себе, он весь вымазался в грязи, большая часть упряжи оборвалась и потерялась, а седло съехало и болталось где-то у него под брюхом. В конце концов я взял свою кобылу, мы привели ее туда и таким образом приманили его. Оказавшись у нас в руках, он повел себя достаточно спокойно, казалось, обрадовался, когда с него сняли то, что оставалось от его сбруи, и был не прочь снова почувствовать всадника у себя на спине. Но мы и понятия не имели, чей он. Я послал сказать о нем милорду в Вем, а пока мы держим его здесь и ждем приказаний, что с ним делать.
Сомневаться в его словах не было нужды, он говорил правду. И происходило это в одной-двух милях от дороги на Витчерч и на таком же расстоянии от города.
— Вы сохранили сбрую? То, что еще было на нем?
— В конюшне. Возьмите, если надо.
— А человек? Вы потом искали человека?
Болото — это место, где чужак ночью пройти не может, оно опасно для опрометчивого путника даже днем. В торфяных ямах, очень глубоких, лежало немало костей.
— Искали, милорд. У нас есть парни, которые знают здесь каждую болотину, каждую тропинку, каждый островок, к которому можно добраться. Мы решили, что человек слетел с лошади или они свалились вместе, а выбраться смог только конь. Такие случаи бывали. Только никаких следов. Да и сомневаюсь, чтобы этот зверюга, как бы он ни был перепачкан, увязал в грязи глубже, чем по колени, а раз так, у человека больше шансов удержаться в седле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60