Предоставив отцу и дочери с довольным видом самозабвенно обсуждать наряд, Айсуда отошла к шкафу в стене, сняла с полки шкатулку, на ощупь выудила с ее дна старинную фибулу, которая некогда принадлежала Питеру Клеменсу, и приколола ее к плечу широкого плаща Розвиты.
Молодой конюх Эдред привел в приют святого Жиля двух лошадей как раз вовремя, чтобы потихоньку доставить Мэриета и брата Марка в церковь, где бы они могли укрыться в тени, прежде чем соберутся все приглашенные. Несмотря на естественное желание посмотреть на свадьбу брата, Мэриету не хотелось, чтобы его видели, его, изобличенного преступника, опозорившего родной дом. Так он и заявил, когда Айсуда пообещала, что ему разрешат прийти и что Хью Берингар проявит снисхождение к узнику и поверит, что тот не воспользуется его милостью. Такая щепетильность со стороны Мэриета и до истории с фибулой не нарушала планов Айсуды, а теперь устраивала девушку еще больше. Мэриет не должен был ни с кем говорить, его не должны были не только узнать, а даже и заметить. Эдреду следовало провести его в церковь рано, раньше, чем придут гости, чтобы он там спрятался в каком-нибудь темном углу, откуда все увидит, сам оставаясь незамеченным. А когда молодожены уйдут, а за ними и гости, он тоже незаметно выйдет и вернется в свою тюрьму вместе со своим добрым тюремщиком. Марк мог понадобиться и как друг, и, в случае необходимости, как осведомленный свидетель, хотя Мэриет и представления не имел о том, что может возникнуть необходимость в таком свидетеле.
— Леди Фориет приказала мне, — бодро объявил Эдред, — привязать лошадей у ограды, чтобы они были наготове, как только вы захотите вернуться. Я привяжу их возле сторожки, там есть скобы, и вы, если захотите поспешить, можете уехать, пока гости еще не выйдут во двор. Вы не против, братья, если я уйду на час или около того, пока вы будете в церкви? В предместье живет моя сестра с мужем, у них тут маленький домик. — О том, что в соседней хижине живет девушка, которая нравится ему, Эдред не счел нужным говорить.
Мэриет вышел из сарая, весь как натянутая струна, надвинув на лоб капюшон. Палкой он уже не пользовался, разве только вечером, когда сильно уставал за день; однако он еще прихрамывал на больную ногу. Марк шел рядом с другом, поглядывая на острый профиль, казавшийся еще резче на фоне черной материи: надменные брови, орлиный нос — благородное лицо.
— Нужно ли навязываться ему? — проговорил Мэриет с болью в голосе. — Он ведь не спрашивал обо мне, — добавил он горько и отвернулся, устыдившись этой жалобы.
— Нужно и должно, — твердо ответил Марк. — Ты обещал леди, и она сделала все, чтобы ты мог поехать. А теперь позволь конюху подсадить тебя, ты еще не можешь полностью опереться на ногу, тебе не вспрыгнуть на лошадь.
Мэриет уступил, согласившись принять помощь, чтобы сесть в седло.
— Это ее собственная лошадь, — сказал Эдред, с гордостью глядя на высокого молодого мерина. — Леди — отважная маленькая наездница и очень любит его. Немногим она разрешила бы сесть ему на спину, скажу я вам.
Мэриету пришло в голову, хоть и несколько поздно, не подвергает ли он брата Марка слишком тяжелому испытанию, вынуждая взобраться на коня — животное, чуждое ему и, возможно, вызывающее страх. Мэриету так мало было известно об этом маленьком неутомимом монахе — только то, каков он сейчас, и ничего о том, кем он был раньше и давно ли носит он рясу. В монастырях бывали случаи, когда дети надевали ее с малых лет. Однако брат Марк достаточно ловко поставил ногу в стремя и, почти невесомый, проворно забрался в седло, не проявив особого изящества, но и не испытав затруднений.
— Я вырос в деревне, там много скота, — пояснил он, увидев широко раскрытые от удивления глаза Мэриета. — Мне с детства приходилось возиться с лошадьми, не с такими породистыми, к каким привык ты, а с деревенскими трудягами. Я не очень поворотлив, как и они, но удержаться в седле могу и могу заставить эту скотинку идти туда, куда надо. Я очень рано начал, — добавил он, вспомнив долгие часы, когда, наполовину засыпая, брел по полям вслед за плугом, сжимая ручонкой сумку с камнями, которыми должен был отгонять ворон.
Так они и проехали по предместью — два монаха-бенедиктинца и конюх, медленно рысивший рядом. Зимнее утро только начиналось, но на улицах было уже оживленно: тут были мужья, направлявшиеся в хлева, чтобы покормить скот, жены, вышедшие за покупками, припозднившиеся разносчики с мешками за спиной, бегающие и играющие дети — все старались воспользоваться прекрасным утром, особенно теперь, когда дни стали короткими, а утра с хорошей погодой выпадали редко. На всем пути встречные почтительно приветствовали монахов из аббатства.
Они спешились у сторожки и оставили лошадей Эдреду, чтобы тот привязал их, как и собирался. Оказавшись в монастыре, куда он стремился быть принятым, какими бы разными ни были причины, заставлявшие его и отца желать этого, Мэриет задрожал и не решился бы войти, если бы Марк не взял его за руку и не повел за собой. Они пересекли большой двор и вошли в спасительный сумрак и холод церкви. На дворе толпилось уже довольно много людей, но каждый был занят своим делом, и если кто-то и заметил двух монахов, спешащих в такое морозное утро укрыться в церкви, то ничуть не удивился.
Эдред, насвистывая, привязал лошадей, как обещал, а сам отправился навестить сестру и девушку, жившую по соседству.
Хью Берингар не был приглашен в качестве гостя на свадьбу, однако он приехал так же рано, как Мэриет и Марк, и приехал не один. Двое его людей незаметно слонялись по двору, не выделяясь в общей толпе. Многие жители предместья, снедаемые любопытством, присоединились к служкам, послушникам и мальчикам, а общий зал заполнили многочисленные странники. Как бы ни было холодно, они намеревались не пропустить ничего из происходящего. Хью спрятался в сторожке у дверей: оттуда он мог, оставаясь незамеченным, наблюдать за всеми. А перед глазами у него были те, кто так или иначе оказался связан со смертью Питера Клеменса. Если в течение сегодняшнего дня не появится никаких свежих идей, он, Хью, потребует объяснений у Леорика и Найджела, и тем придется все рассказать.
Оказывая любезность щедрому патрону аббатства, сам аббат Радульфус вызвался провести обряд венчания, а это означало, что и его гость, каноник Элюар, будет присутствовать на службе. Более того, обряд должен был происходить у центрального, а не приходского алтаря, и все монахи обязаны были быть на своих местах. Это лишало Хью возможности обменяться с Кадфаэлем хотя бы словом. Жаль, конечно, но они знали друг друга достаточно хорошо, чтобы даже без предварительной договоренности действовать согласованно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60