– Папа, как ты считаешь, не малодушно ли с моей стороны, если я на какое-то время уеду из дома?
– Зачем ехать, если не хочешь, чтобы считали тебя сбежавшей?
– Не хочу уезжать из своего дома, – призналась Лайза, пытаясь проглотить застрявший в горле комок, – но все-таки надо сделать это. Аренд дерется из-за меня каждый раз, и мама… – Дочь решительно сдержала подступившие слезы. – Мама… так добра, но ее гордость уязвлена, когда женщины хихикают вслед, пытаясь заставить нас обеих чувствовать себя ничтожествами; тогда и я начинаю понимать, что чувствует Аренд, и мне самой хочется разукрасить несколько физиономий.
Она умоляющим жестом протянула обе руки.
– Может быть, поехать к бабушке Микэ в Морристаун? Когда вернусь месяца через три или четыре, разговоры обо мне, возможно, утихнут.
Заметив, что отец погрузился в глубокие размышления, она мягко добавила:
– Действительно, папа, так будет лучше – не думай, будто я не переживаю, доставив вам столько неприятностей. В самом деле, мое предложение – выход для всех нас.
– Ладно. – Он решительно кивнул, ласково пожав ей руки. – Поговорю с мамой, она напишет бабушке и все объяснит.
Озорная улыбка прежней Лайзы осветила ее лицо, и она достала письмо.
– Я уже сделала это, – сообщила она. – И вот ответ. Убедись сам – бабушка не придает особого значения моим злоключениям и приглашает погостить у нее столько, сколько мне захочется.
Джорис быстро пробежал письмо. В нем было радушное приглашение; от каждой строчки веяло здравым смыслом, который он всегда высоко ценил у своей тещи.
«Не стану утверждать, что ты поступила мудро в отношениях с этим недостойным молодым человеком, – писала бабушка Лайзе мелким аккуратным почерком. – Совершенно очевидно, что это не так. С другой стороны, не следует принимать на веру всю эту новоявленную религиозную чепуху, будто, согрешив, нельзя надеяться на искупление. Тебе шестнадцать лет, мое дорогое глупое дитя, а мне шестьдесят, и я знаю, что значит позволить одной небольшой ошибке в столь юном возрасте разрушить всю жизнь».
ГЛАВА 5
Не считая родителей и Аренда, Лайза больше всего на свете любила острую на язык бабушку по материнской линии, жившую в окружении слуг в Грейс-Холле, большом особняке, подаренном ей дедушкой Жаком в день свадьбы, недалеко от Джоки-Холлоу и в трех милях от Морристауна.
Вот уже целых десять лет она оставалась вдовой, но все еще носила черные траурные платья: хлопчатобумажные или шерстяные – днем, шелковые или из тафты с прекрасным старым кружевом на рукавах и маленьким круглым кружевным воротничком, приколотым брошью из оникса, – по вечерам и воскресеньям.
– О, небо, конечно же нет, мое дитя! – живо воскликнула она в ответ на вопрос Лайзы. – Конечно, я не в трауре по дедушке Жаку, хотя не проходит и дня, когда бы не вспоминала его, этого шельмеца! – добавила нежно. – Дело в том, что легче одеваться в черное, нежели постоянно беспокоиться, что сейчас в моде; кроме того, это спасало от мужчин: едва Жака опустили в могилу, как они стали кружить вокруг меня, наподобие собак во время своих свадеб.
Она проницательно посмотрела на Лайзу.
– Можешь смеяться сколько угодно, мисс, но не думай, что они не увивались за мной, потому что мне было за пятьдесят: богатая вдова, у которой уже не может быть детей, должна тебе сказать, более выгодна для брака, чем хорошенькая девушка без приданого.
– Не смеюсь, бабушка, или, во всяком случае, смеюсь не над тобой. Держу пари, ты дашь еще фору молодым, включая и меня.
– Не льсти, девочка. Расскажи лучше о той беде, в которую ты попала, и поподробнее, не просто голые факты.
И Лайза рассказала все, не щадя и себя.
– Фу! – фыркнула бабушка Микэ, когда рассказ закончился. – Благодари Бога, что не забеременела, а у твоего отца и у моей Кэтрин хватило здравого смысла.
– Мама держалась молодцом, и папа тоже, а вот Аренд постоянно дрался из-за меня, поэтому я решила, что будет лучше для всех, если удалюсь на некоторое время.
– Чепуха! Это твоя семья. Как еще им следовало поступать? Прекрати думать об этом. К тому времени, как вернешься в Холланд-Хауз, наверняка появится более новый, более изысканный скандал, который захватит всех в округе.
– Почему так думаешь?
– Потому что так бывает всегда, – цинично ответила бабушка. – Все неприятности вызываются тем, что кто-то согрешит, поэтому не стесняйся. Однажды я поймала свою Кэтрин в яблоневом саду с твоим отцом в тот момент, когда он соблазнил ее, и я, насколько могла, ускорила день свадьбы. Если бы не сделала этого, боюсь, твою сестру Эмили пришлось бы объявить родившейся семимесячной.
– Бабушка, зачем ты мне все это рассказываешь?
– Потому что в прошедшие три дня ты вела себя, как Магдалена, а это ни к чему. Кроме того, когда приходят посетители, пугаешься мужчин, этого я также не потерплю. Mon dieu, Лайза! В самом начале жизни ты вытащила из бочки одно из гнилых яблок. Поверь мне, ma petite, – ее рука с проступившими на ней венами ласково легла на руку внучки, – там осталось много хороших фруктов, и придет день, выберешь один из них по своему вкусу. Не позволю тебе в возрасте шестнадцати лет отречься от всех мужчин. Слышишь меня, девочка?
Лайза засмеялась, и это был ее первый громкий беззаботный смех за длительное время.
– Mais oui, Grand-mere, слышу тебя. Не сомневаюсь, что тебя хорошо слышно даже на той стороне Гудзона в Нью-Йорке.
– Госпожа Дерзость! – Бабушка погрозила Лайзе пальцем в серебряном наперстке. – Хотя, признаюсь, предпочитаю дерзость, чем ту поникшую мрачную позу, в которой ты пребываешь в последнее время.
Лайза снова громко засмеялась, затем внезапно остановилась.
– Согласна, – призналась она, – я действительно немного потеряла присутствие духа. – Девушка, поднявшись со стула, быстрым грациозным движением опустилась перед бабушкой на колени. – Видишь ли, все домашние ходили вокруг меня на цыпочках, боялись сказать что-нибудь, напоминавшее о происшедшем, – создалось напряжение, а с тобой все по-другому, бабушка, – сказала она нежно.
– Гм! – бабушка похлопала ее по щеке. – Ты права, здесь вокруг тебя ходить на цыпочках не будут – нет причин. Мы побудем в обществе друг друга, прежде чем я отправлю тебя назад… давай посмотрим когда… – Она молча что-то подсчитывала, загибая пальцы. – Вероятно, надо ехать в середине апреля, и с новыми красивыми платьями.
– А почему в середине апреля? – полюбопытствовала Лайза, зная, что бабушка ничего не делает без серьезной на то причины.
– Пораскинь мозгами, дитя. L'affaire племянника священника произошло в конце сентября. В начале ноября ты надолго уехала из дома к родственникам. Не будь такой наивной, пойми, какие пересуды могут возникнуть в связи с этим?
Лайза, оставаясь зрелой только телом, покраснела до корней волос, и бабушка насмешливо кивнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101