Отдав нужные распоряжения своему ординарцу, прапорщик поспешил улечься в постель.
На другой день около семи часов утра Звонарев был уже на вокзале. У перрона стоял экстренный поезд в составе одного вагона-салона и трех товарных, в которые грузили верховых лошадей для участников поездки. Около поезда прохаживались Кондратенко, начальник его штаба подполковник Науменко, полковник Рейс и личный адъютант Стесселя князь Гантимуров.
Вскоре приехали Стессель и Никитин, последним явился адъютант Никитина капитан Померанцев, за которым трое солдат несли корзины с закуской и выпивкой.
Расселись в кресла, глядя в окно. Стессель был молчалив и мрачен. Вернувшийся вчера из Инкоу миноносец «Лейтенант Бураков» привез повторный приказ об его отзыве из Артура, и теперь генерал ехал к Фоку советоваться.
— Какие новости у вас? — спросил Кондратенко, обернувшись к Рейсу.
— Получено подтверждение об отходе Штакельберга после боя у Вафангоу на север и приказ о повторном выходе флота в море для прорыва во Владивосток.
— Тэк-с! Значит, деблокада Артура откладывается на неопределенное время, раз Куропаткин пятится назад вместо продвижения вперед, — заметил Кондратенко. — Интересно, как велики силы против нас, не попробовать ли нам наступать, дабы оттянуть часть японцев на себя.
— Что вы, ваше превосходительство! Наша задача защищать Артур, а не оттягивать на себя силы. У нас и так очень мало людей, — горячо возразил Рейс.
— Если не наступать, то беспокоить почаще японцев вылазками разведчиков будет весьма полезно.
— Напрасная трата живой силы! Многого они не узнают и только понесут зря потери! — возражал полковник.
— Взаимодействие армии и крепости в том и заключается, чтобы заставить противника дробить свои силы между ними.
— Академическое рассуждение. Роман Исидорович. Своя рубашка ближе к телу. Пусть Куропаткин сам о себе заботится, — вмешался Стессель.
Пока генералы вели между собой беседу, Померанцев и Гантимуров занялись приготовлением завтрака. Появился накрытый белой скатертью стол, на котором живописно разместились закуски. Захлопали пробки, и батарея разнообразных бутылок дополнила убранство стола.
— Не кручинься, Анатолий Михайлович! Попомни мое слово, разобьем мы макак косорылых в пух и прах, и будешь ты генерал-адъютантом, а то и фельдмаршалом. Всех самотопов подчинят тебе, и они станут ходить по струнке. За нашего вождя и полководца генерала Стесселя! Урррааа! — заорал Никитин и полез целоваться со своим другом.
Потом пили за Кондратенко, Никитина, артиллеристов. Никитин поднял бокал даже за железнодорожников, но Стессель запротестовал.
— За штатскую сволочь не пью! — категорически заявил он.
Звонарев сидел в углу и наблюдал за происходящим.
— Когда же ваша свадьба, молодой человек? — обернулся к Звонареву Стессель. — Моя жена уже приготовила для Вари подарок.
— Боюсь, что никогда, ваше превосходительство.
— Фордыбачит, значит, девица. Она с норовом. Быть вам под башмаком до конца своих дней! — продолжал Стессель.
— Я не отказался бы от такого очаровательного башмачка! — вставил Гантимуров, иронически оглядывая Звонарева.
— Что ж, обручения еще не было. Можете попытать счастья, — усмехнулся Стессель.
Поезд остановился у разъезда одиннадцатой версты. В вагон тотчас же вошел Фок в сопровождении начальника своего штаба полковника Дмитриевского. Отдав Стесселю рапорт о положении дел на позиции, Фок поздоровался со всеми и занял место рядом, со Стесселем,
— Чем порадуешь, Александр Викторович? — спросил Стессель, наливая ему водки.
— Радости особой нет, во и печалиться не из-за чего! — растягивая слова, ответил Фок. — Водку мне наливаешь зря. Я ее не употребляю, поэтому предоставляю свою порцию Владимиру Николаевичу, — кивнул Фок на уже сильно подвыпившего Никитина.
— Не отказываюсь, — тотчас отозвался последний. — Известно, что немцу смерть, то русскому здорово! За ваше здоровье, господин Фик-Фок на один бок! — И Никитин демонстративно осушил свою рюмку.
Стессель нахмурился и сухо заметил Никитину:
— Пожалуй, Владимир Николаевич, тебе пора перейти к сельтерской.
— Сейчас последую твоему мудрому совету, Анатолий Михайлович. Кирилл Семенович, распорядитесь-ка там, пожалуйста, чтобы мне немецкой водички подали! — обернулся, к Померанцеву Никитин.
Стессель вышел вместе с Фоком из вагона и стал прогуливаться, вдоль поезда.
— Получил повторный приказ о выезде из Артура, — хмуро сообщил он Фоку.
— Кому известно содержание телеграммы?
— Мне и Рейсу. Морякам копии нет, только Смирнову.
— Значит, все в порядке! Пошлешь заготовленный нами ответ, и дело с концом. Смирнову, конечно, ни гугу!
— Само собой разумеется! — поддакнул Стессель.
— Зачем едет этот умник Кондратенко? Меня, что ли, учить уму-разуму?
— Хочет ознакомиться с позицией на твоем участке и заглянуть в свой Двадцать шестой полк на правом фланге.
— Он слишком много фантазирует и бог знает что воображает о себе. Надо его сократить, а в случае надобности и убрать совсем, а то со своей юношеской лихостью он натворит нам бед.
— Какой же он юноша в сорок семь лет?
— С высоты моих шестидесяти двух, конечно, ни совсем юноша!
Пока генералы разгуливали по платформе, Кондратенко подозвал к себе Дмитриевского и начал расспрашивать о положении на фронте. Науменко достал карту и попытался нанести на нее расположение частей, но тотчас же запутался: целый ряд деревень оказался не отмеченным на карте, другие были нанесены неверно, названия перепутаны.
— Не карта, а одно недоразумение! — возмущался Кондратенко. — Шесть лет владеем Квантуном и не удосужились изготовить, приличных карт! Воюешь на совершенно неизвестной местности. Что же тут удивительного, коль получается путаница!
— Путаница на карте — это еще полбеды, а в Управлении — это похуже! — заметил Науменко.
— Кто же в Артуре путает? — спросил Дмитриевский.
— Все начальники, до мере своих сил и возможностей, — отозвался Кондратенко. — Стессель отдает одни приказания, Смирнов другие, моряки третьи, я четвертые. Вполне естественно, что наши подчиненные ругают нас всех вместе.
— Поехали дальше! — приказал Стессель, появляясь в вагоне. — Что вы тут мудрите над картой, Роман Исидорович?
— Знакомлюсь с положением, дел на фронте и думаю кое-что предложить на ваше благоусмотрение, Анатолий Михайлович, — почтительно проговорил Кондратенко. — Наша задача возможно дольше задержаться на перевалах, чтобы возможно больше укрепить Артур.
— Я не собираюсь зимовать здесь! — резко вставил Фок. — Через месяц отведу свои полки в Артур.
— Правый фланг занимают части моей дивизии, и я отнюдь не собираюсь уходить отсюда раньше времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
На другой день около семи часов утра Звонарев был уже на вокзале. У перрона стоял экстренный поезд в составе одного вагона-салона и трех товарных, в которые грузили верховых лошадей для участников поездки. Около поезда прохаживались Кондратенко, начальник его штаба подполковник Науменко, полковник Рейс и личный адъютант Стесселя князь Гантимуров.
Вскоре приехали Стессель и Никитин, последним явился адъютант Никитина капитан Померанцев, за которым трое солдат несли корзины с закуской и выпивкой.
Расселись в кресла, глядя в окно. Стессель был молчалив и мрачен. Вернувшийся вчера из Инкоу миноносец «Лейтенант Бураков» привез повторный приказ об его отзыве из Артура, и теперь генерал ехал к Фоку советоваться.
— Какие новости у вас? — спросил Кондратенко, обернувшись к Рейсу.
— Получено подтверждение об отходе Штакельберга после боя у Вафангоу на север и приказ о повторном выходе флота в море для прорыва во Владивосток.
— Тэк-с! Значит, деблокада Артура откладывается на неопределенное время, раз Куропаткин пятится назад вместо продвижения вперед, — заметил Кондратенко. — Интересно, как велики силы против нас, не попробовать ли нам наступать, дабы оттянуть часть японцев на себя.
— Что вы, ваше превосходительство! Наша задача защищать Артур, а не оттягивать на себя силы. У нас и так очень мало людей, — горячо возразил Рейс.
— Если не наступать, то беспокоить почаще японцев вылазками разведчиков будет весьма полезно.
— Напрасная трата живой силы! Многого они не узнают и только понесут зря потери! — возражал полковник.
— Взаимодействие армии и крепости в том и заключается, чтобы заставить противника дробить свои силы между ними.
— Академическое рассуждение. Роман Исидорович. Своя рубашка ближе к телу. Пусть Куропаткин сам о себе заботится, — вмешался Стессель.
Пока генералы вели между собой беседу, Померанцев и Гантимуров занялись приготовлением завтрака. Появился накрытый белой скатертью стол, на котором живописно разместились закуски. Захлопали пробки, и батарея разнообразных бутылок дополнила убранство стола.
— Не кручинься, Анатолий Михайлович! Попомни мое слово, разобьем мы макак косорылых в пух и прах, и будешь ты генерал-адъютантом, а то и фельдмаршалом. Всех самотопов подчинят тебе, и они станут ходить по струнке. За нашего вождя и полководца генерала Стесселя! Урррааа! — заорал Никитин и полез целоваться со своим другом.
Потом пили за Кондратенко, Никитина, артиллеристов. Никитин поднял бокал даже за железнодорожников, но Стессель запротестовал.
— За штатскую сволочь не пью! — категорически заявил он.
Звонарев сидел в углу и наблюдал за происходящим.
— Когда же ваша свадьба, молодой человек? — обернулся к Звонареву Стессель. — Моя жена уже приготовила для Вари подарок.
— Боюсь, что никогда, ваше превосходительство.
— Фордыбачит, значит, девица. Она с норовом. Быть вам под башмаком до конца своих дней! — продолжал Стессель.
— Я не отказался бы от такого очаровательного башмачка! — вставил Гантимуров, иронически оглядывая Звонарева.
— Что ж, обручения еще не было. Можете попытать счастья, — усмехнулся Стессель.
Поезд остановился у разъезда одиннадцатой версты. В вагон тотчас же вошел Фок в сопровождении начальника своего штаба полковника Дмитриевского. Отдав Стесселю рапорт о положении дел на позиции, Фок поздоровался со всеми и занял место рядом, со Стесселем,
— Чем порадуешь, Александр Викторович? — спросил Стессель, наливая ему водки.
— Радости особой нет, во и печалиться не из-за чего! — растягивая слова, ответил Фок. — Водку мне наливаешь зря. Я ее не употребляю, поэтому предоставляю свою порцию Владимиру Николаевичу, — кивнул Фок на уже сильно подвыпившего Никитина.
— Не отказываюсь, — тотчас отозвался последний. — Известно, что немцу смерть, то русскому здорово! За ваше здоровье, господин Фик-Фок на один бок! — И Никитин демонстративно осушил свою рюмку.
Стессель нахмурился и сухо заметил Никитину:
— Пожалуй, Владимир Николаевич, тебе пора перейти к сельтерской.
— Сейчас последую твоему мудрому совету, Анатолий Михайлович. Кирилл Семенович, распорядитесь-ка там, пожалуйста, чтобы мне немецкой водички подали! — обернулся, к Померанцеву Никитин.
Стессель вышел вместе с Фоком из вагона и стал прогуливаться, вдоль поезда.
— Получил повторный приказ о выезде из Артура, — хмуро сообщил он Фоку.
— Кому известно содержание телеграммы?
— Мне и Рейсу. Морякам копии нет, только Смирнову.
— Значит, все в порядке! Пошлешь заготовленный нами ответ, и дело с концом. Смирнову, конечно, ни гугу!
— Само собой разумеется! — поддакнул Стессель.
— Зачем едет этот умник Кондратенко? Меня, что ли, учить уму-разуму?
— Хочет ознакомиться с позицией на твоем участке и заглянуть в свой Двадцать шестой полк на правом фланге.
— Он слишком много фантазирует и бог знает что воображает о себе. Надо его сократить, а в случае надобности и убрать совсем, а то со своей юношеской лихостью он натворит нам бед.
— Какой же он юноша в сорок семь лет?
— С высоты моих шестидесяти двух, конечно, ни совсем юноша!
Пока генералы разгуливали по платформе, Кондратенко подозвал к себе Дмитриевского и начал расспрашивать о положении на фронте. Науменко достал карту и попытался нанести на нее расположение частей, но тотчас же запутался: целый ряд деревень оказался не отмеченным на карте, другие были нанесены неверно, названия перепутаны.
— Не карта, а одно недоразумение! — возмущался Кондратенко. — Шесть лет владеем Квантуном и не удосужились изготовить, приличных карт! Воюешь на совершенно неизвестной местности. Что же тут удивительного, коль получается путаница!
— Путаница на карте — это еще полбеды, а в Управлении — это похуже! — заметил Науменко.
— Кто же в Артуре путает? — спросил Дмитриевский.
— Все начальники, до мере своих сил и возможностей, — отозвался Кондратенко. — Стессель отдает одни приказания, Смирнов другие, моряки третьи, я четвертые. Вполне естественно, что наши подчиненные ругают нас всех вместе.
— Поехали дальше! — приказал Стессель, появляясь в вагоне. — Что вы тут мудрите над картой, Роман Исидорович?
— Знакомлюсь с положением, дел на фронте и думаю кое-что предложить на ваше благоусмотрение, Анатолий Михайлович, — почтительно проговорил Кондратенко. — Наша задача возможно дольше задержаться на перевалах, чтобы возможно больше укрепить Артур.
— Я не собираюсь зимовать здесь! — резко вставил Фок. — Через месяц отведу свои полки в Артур.
— Правый фланг занимают части моей дивизии, и я отнюдь не собираюсь уходить отсюда раньше времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179