«Как странно! Фургон взорвался во второй раз».
Хирург трудился весь день и всю предыдущую ночь. Он ампутирует мне ногу. Он должен сделать это. Мне повезло, что он может провести ампутацию сейчас, до того как начнется гангрена. «Не беспокойтесь, сэр, он работает быстро и умело», – говорит мне санитар и протягивает руку за пилой, которая лежит на пыльном подоконнике. Я чувствую, как она вгрызается в мою плоть. Кровь везде, даже у меня на лице. А потом я слышу ее. Лезвие пилы дрожит в агонии, оно двигается так быстро, что я чувствую запах горелой кости. Или ампутация, или смерть.
Я не умру.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
В таких случаях главную роль играет не сходство, а ассоциации, а также ощущение близости… сам факт того, что даже тень человека запечатлена там навеки!
Элизабет Барретт Браунинг
I
Мне понадобился продолжительный ужин в гостинице «Король Георг», чтобы привыкнуть обращаться к мисс Дурвард по имени, и к тому времени, когда мы поднялись на борт, оно скатывалось с моего языка без особых колебаний и затруднений. Когда мы направились к пристани, Люси хранила непривычное молчание. Так что именно мне пришлось вступить в разговор с вахтенным матросом у трапа, в ходе которого, среди прочих обстоятельств, выяснилось, что «Уникорн» – трехмачтовый бриг, груженный ланкаширским хлопком и фарфором, который он должен доставить в Мадрид, а на обратном пути забрать груз табака, какао и кукурузы. «Пассажиры, – пустился в объяснения вахтенный, провожая нас вниз, – со всеми удобствами размещаются, главным образом, в кормовой части судна, позади мачты на главной палубе». Он с поклоном указал Люси ее каюту и проводил меня в мою. Выражение «со всеми удобствами» в данном случае не совсем подходило, но помещение было чистым и обставлено мебелью, которая могла понадобиться в течение нескольких дней морского путешествия. А когда я встретился с Люси в кают-компании, она сообщила, что и ее каюта ничем не отличается от моей.
За иллюминаторами сгущались сумерки. Дрожь палубы пришвартованного у пристани корабля сменилась легкой качкой, как у лошади, беспокойно перебирающей ногами в стойле, и наконец отлив уступил место приливу. Звуки приказов и ругань, доносившиеся до нас, пока мы стояли бок о бок у борта, казались мне знакомыми, как любимая, хотя и забытая песня, пусть даже относились они к фоку и брамселям. В проклятьях не слышалось особой злобы, и Люси, явно чувствуя себя не в своей тарелке, делала вид, что все в порядке, и морщилась только тогда, когда подмечала осторожные взгляды, которые я бросал на нее.
Мы отчалили в начале девятого, и «Уникорн» двинулся по фарватеру к выходу в открытое море. Когда мы вышли из-под защиты бухты, корабль задрожал под ударами волн и Люси зябко повела плечами.
– Вам не холодно? Ветер с моря довольно свеж. Может быть, вы предпочтете сойти вниз? Салон выглядит вполне комфортабельно.
– Нет, благодарю вас, я не замерзла.
После этого мы почти не разговаривали, просто стояли рядом, опершись о фальшборт, слушая, как лотовый выкрикивает промеры глубины, и наблюдая, как по обе стороны Ла-Манша медленно уплывала назад и терялась в туманной дымке земля. Вскоре ничего уже нельзя было различить, только вдали виднелись тусклые огоньки коттеджей да впереди мерцали плавучие сигналы бакенов, обозначающие наш путь вокруг острова Уайт в открытое море. И только тогда, когда, пронзая сплошную пелену мрака, вдали засияли огни маяка и мы уже с трудом различали громаду парусов у себя над головой, подсвеченную огнями фонариков, раскачивающихся на салингах, Люси решила сойти вниз.
– Увидимся утром, Стивен.
– Доброй ночи, – ответил я. – Желаю приятных сновидений!
– Благодарю вас! – откликнулась она. Но когда я двинулся в сторону трапа, соединяющего палубы, который был очень крутым даже по морским меркам, чтобы предложить ей руку, она отказалась: – Спасибо, я справлюсь сама.
Вскоре и я спустился вниз, хотя и опасался, что неизбежный дискомфорт путешествия по воде и мои треволнения относительно того, что ждало нас впереди, не говоря уже о необходимости обеспечить безопасность и удобства для Люси, гарантируют мне бессонную ночь. Но, по крайней мере, столь ограниченное пространство каюты можно было счесть несомненным преимуществом для одноногого калеки, поскольку все, что могло мне понадобиться, находилось буквально на расстоянии вытянутой руки. Мне можно было больше не беспокоиться о том, чтобы иметь костыль под рукой, просто для того, чтобы иметь возможность передвигаться, но оказалось, что привычка защищать себя от тягот безногой жизни укоренилась во мне слишком прочно. Я забрался на койку, размышляя о том, что сейчас поделывает Люси и как она себя чувствует, поскольку она обмолвилась, что нынешний вояж станет самым долгим морским путешествием в ее жизни. Корабль уже раскачивали бурные воды Атлантики, ветер гнал нам навстречу по Ла-Маншу высокую волну, но я знал, что перспектива шторма или вид чужих стран не испугает Люси, равно как и столь стесненные стол и ночлег не вызовут у нее раздражения. После того как эта мысль пришла мне в голову, я провалился в сон без сновидений.
Капитан заявил, что рассчитывает прибыть в Сан-Себастьян по расписанию. Мы пробудем в море не более четырех дней, если все пойдет хорошо, продолжал он, и я был очень рад услышать подобные известия – не только из-за желания побыстрее достичь места назначения, но и из страха, что наш обман будет раскрыт. Некоторые опасения внушала мне и неизбежность более близкого знакомства с остальными пассажирами. Впрочем, их было всего трое: священник с племянником, направлявшийся из Уэст-Ридинга в Барселону, чтобы возглавить местный приход англиканской церкви, и мужчина средних лет, чей цвет лица свидетельствовал о том, что он всю жизнь провел в Индии. Таким образом, Люси была единственной женщиной, сидевшей в салоне за столом во время обеда и ужина. К моему облегчению, попутчики вполне уверовали в нашу сказку о том, что она является моей сводной сестрой. Но я никак не мог расслабиться, даже когда разговор за столом касался самых общих тем, поскольку существовало слишком много подводных камней и нюансов, способных выдать нас с головой.
Обыкновенно жизнь на борту состоит из скуки, морской болезни и необходимости держаться на ногах. В данном случае океан встретил нас штормовой погодой, которую, впрочем, по меркам Бискайского залива можно было счесть весьма умеренной, но это не помешало бедному племяннику священника страдать от морской болезни за всех нас. Что касается остальных пассажиров, то мы стремились победить скуку, рассказывая, с одной стороны, забавные истории о нелегальной торговле опиумом в Китае, с другой – рассуждая о достойном сожаления падении морали в Англии после внедрения прядильной машины периодического действия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Хирург трудился весь день и всю предыдущую ночь. Он ампутирует мне ногу. Он должен сделать это. Мне повезло, что он может провести ампутацию сейчас, до того как начнется гангрена. «Не беспокойтесь, сэр, он работает быстро и умело», – говорит мне санитар и протягивает руку за пилой, которая лежит на пыльном подоконнике. Я чувствую, как она вгрызается в мою плоть. Кровь везде, даже у меня на лице. А потом я слышу ее. Лезвие пилы дрожит в агонии, оно двигается так быстро, что я чувствую запах горелой кости. Или ампутация, или смерть.
Я не умру.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
В таких случаях главную роль играет не сходство, а ассоциации, а также ощущение близости… сам факт того, что даже тень человека запечатлена там навеки!
Элизабет Барретт Браунинг
I
Мне понадобился продолжительный ужин в гостинице «Король Георг», чтобы привыкнуть обращаться к мисс Дурвард по имени, и к тому времени, когда мы поднялись на борт, оно скатывалось с моего языка без особых колебаний и затруднений. Когда мы направились к пристани, Люси хранила непривычное молчание. Так что именно мне пришлось вступить в разговор с вахтенным матросом у трапа, в ходе которого, среди прочих обстоятельств, выяснилось, что «Уникорн» – трехмачтовый бриг, груженный ланкаширским хлопком и фарфором, который он должен доставить в Мадрид, а на обратном пути забрать груз табака, какао и кукурузы. «Пассажиры, – пустился в объяснения вахтенный, провожая нас вниз, – со всеми удобствами размещаются, главным образом, в кормовой части судна, позади мачты на главной палубе». Он с поклоном указал Люси ее каюту и проводил меня в мою. Выражение «со всеми удобствами» в данном случае не совсем подходило, но помещение было чистым и обставлено мебелью, которая могла понадобиться в течение нескольких дней морского путешествия. А когда я встретился с Люси в кают-компании, она сообщила, что и ее каюта ничем не отличается от моей.
За иллюминаторами сгущались сумерки. Дрожь палубы пришвартованного у пристани корабля сменилась легкой качкой, как у лошади, беспокойно перебирающей ногами в стойле, и наконец отлив уступил место приливу. Звуки приказов и ругань, доносившиеся до нас, пока мы стояли бок о бок у борта, казались мне знакомыми, как любимая, хотя и забытая песня, пусть даже относились они к фоку и брамселям. В проклятьях не слышалось особой злобы, и Люси, явно чувствуя себя не в своей тарелке, делала вид, что все в порядке, и морщилась только тогда, когда подмечала осторожные взгляды, которые я бросал на нее.
Мы отчалили в начале девятого, и «Уникорн» двинулся по фарватеру к выходу в открытое море. Когда мы вышли из-под защиты бухты, корабль задрожал под ударами волн и Люси зябко повела плечами.
– Вам не холодно? Ветер с моря довольно свеж. Может быть, вы предпочтете сойти вниз? Салон выглядит вполне комфортабельно.
– Нет, благодарю вас, я не замерзла.
После этого мы почти не разговаривали, просто стояли рядом, опершись о фальшборт, слушая, как лотовый выкрикивает промеры глубины, и наблюдая, как по обе стороны Ла-Манша медленно уплывала назад и терялась в туманной дымке земля. Вскоре ничего уже нельзя было различить, только вдали виднелись тусклые огоньки коттеджей да впереди мерцали плавучие сигналы бакенов, обозначающие наш путь вокруг острова Уайт в открытое море. И только тогда, когда, пронзая сплошную пелену мрака, вдали засияли огни маяка и мы уже с трудом различали громаду парусов у себя над головой, подсвеченную огнями фонариков, раскачивающихся на салингах, Люси решила сойти вниз.
– Увидимся утром, Стивен.
– Доброй ночи, – ответил я. – Желаю приятных сновидений!
– Благодарю вас! – откликнулась она. Но когда я двинулся в сторону трапа, соединяющего палубы, который был очень крутым даже по морским меркам, чтобы предложить ей руку, она отказалась: – Спасибо, я справлюсь сама.
Вскоре и я спустился вниз, хотя и опасался, что неизбежный дискомфорт путешествия по воде и мои треволнения относительно того, что ждало нас впереди, не говоря уже о необходимости обеспечить безопасность и удобства для Люси, гарантируют мне бессонную ночь. Но, по крайней мере, столь ограниченное пространство каюты можно было счесть несомненным преимуществом для одноногого калеки, поскольку все, что могло мне понадобиться, находилось буквально на расстоянии вытянутой руки. Мне можно было больше не беспокоиться о том, чтобы иметь костыль под рукой, просто для того, чтобы иметь возможность передвигаться, но оказалось, что привычка защищать себя от тягот безногой жизни укоренилась во мне слишком прочно. Я забрался на койку, размышляя о том, что сейчас поделывает Люси и как она себя чувствует, поскольку она обмолвилась, что нынешний вояж станет самым долгим морским путешествием в ее жизни. Корабль уже раскачивали бурные воды Атлантики, ветер гнал нам навстречу по Ла-Маншу высокую волну, но я знал, что перспектива шторма или вид чужих стран не испугает Люси, равно как и столь стесненные стол и ночлег не вызовут у нее раздражения. После того как эта мысль пришла мне в голову, я провалился в сон без сновидений.
Капитан заявил, что рассчитывает прибыть в Сан-Себастьян по расписанию. Мы пробудем в море не более четырех дней, если все пойдет хорошо, продолжал он, и я был очень рад услышать подобные известия – не только из-за желания побыстрее достичь места назначения, но и из страха, что наш обман будет раскрыт. Некоторые опасения внушала мне и неизбежность более близкого знакомства с остальными пассажирами. Впрочем, их было всего трое: священник с племянником, направлявшийся из Уэст-Ридинга в Барселону, чтобы возглавить местный приход англиканской церкви, и мужчина средних лет, чей цвет лица свидетельствовал о том, что он всю жизнь провел в Индии. Таким образом, Люси была единственной женщиной, сидевшей в салоне за столом во время обеда и ужина. К моему облегчению, попутчики вполне уверовали в нашу сказку о том, что она является моей сводной сестрой. Но я никак не мог расслабиться, даже когда разговор за столом касался самых общих тем, поскольку существовало слишком много подводных камней и нюансов, способных выдать нас с головой.
Обыкновенно жизнь на борту состоит из скуки, морской болезни и необходимости держаться на ногах. В данном случае океан встретил нас штормовой погодой, которую, впрочем, по меркам Бискайского залива можно было счесть весьма умеренной, но это не помешало бедному племяннику священника страдать от морской болезни за всех нас. Что касается остальных пассажиров, то мы стремились победить скуку, рассказывая, с одной стороны, забавные истории о нелегальной торговле опиумом в Китае, с другой – рассуждая о достойном сожаления падении морали в Англии после внедрения прядильной машины периодического действия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133