Не то чтобы мне было неприятно спать с ним, но с сексуальными потребностями я всегда легко справлялась. – Я помолчала. – До недавних пор. Никогда раньше я на мужчину не бросалась.
– Думаю, это я тебя соблазнил, – устало пошутил Квентин. – Ты помнишь, я просил тебя остановиться? Я этого не хотел, я лгал.
Эти галантные слова согрели меня.
– У тебя дар строить отношения и устанавливать связи. Ты всегда видишь структуру. Пространства, соединения и системы. Это чутье созидателя. Ты понимал, что мне нужно, и дал мне это.
– Это не значит быть созидателем, это значит быть мужчиной.
– Мне кажется, что в сердце своем ты художник.
– Нет.
Мне было очень неприятно задавать следующий вопрос, но я нашла в себе мужество:
– У тебя есть женщина в Нью-Йорке? Не может не быть. И не одна, я полагаю.
Квентин рассказал мне о Карле Эспозито, честно, откровенно, но не упомянул, что у них нет общего будущего.
– Мы дружим с ней с тех самых пор, как были детьми, – закончил он свой рассказ. – Она приходит и уходит.
“Друзья, которые спали вместе большую часть жизни”, – пронеслось в моей голове, но я промолчала.
– Это не просто друг. Она женщина, которую ты любишь.
– Нет.
– А что же тогда ты называешь любовью?
– Любовь – это когда без человека жить невозможно.
Мы замолчали надолго. Ничто не позволяло мне надеяться, что когда-нибудь его любовью стану я. Я уставилась в темноту.
– Я бы тоже так определила любовь. Возможно, именно поэтому я бегу от нее и, вполне вероятно, буду убегать и дальше. Мои родители именно так любили друг друга.
– Мои тоже.
– Слишком больно.
– Да.
Я глубоко вздохнула и продолжала:
– Моя жизнь здесь, на этой ферме. Я Пауэлл. Эта земля владеет мной. И Артуром. Артур никогда не сможет жить где-то еще.
– Тебе нужен тот, кто будет любить эту ферму так же сильно, как и ты. – Квентин достал окурок сигары из кармана и утопил его в горшке, где росло мое маленькое персиковое дерево.
Казалось, он давал мне понять, что вырос на асфальте и не испытывает никакого благоговения перед землей. А я рассматривала игру света от фонаря на его волосах, его твердый профиль, усталые глаза. Я смотрела на него и молчала, но сердце мое разрывалось от боли.
Ему было ничуть не лучше, но я об этом не догадывалась.
Хаммер поднял голову и негромко тявкнул. Мы с Квентином одновременно повернули головы к кустам форситии у забора. Сначала я услышала только мелодичное пение лягушек на берегу ручья, но затем до меня донесся отчетливый шорох шагов.
Я встала и подошла к перилам крыльца.
– Артур? – окликнула я.
Он вышел из тени и двинулся ко мне по лунной дорожке, что-то держа в руке.
– Брат-медведь!
– Я здесь, Артур, – откликнулся Квентин.
– Сестра-медведица!
– Я здесь, – сказала я.
– Я знаю, чего хочет мама-медведица. Я наконец понял.
У меня перехватило дыхание.
– И чего же она хочет, дорогой?
Артур подошел ближе. Лунный свет посеребрил его темные волосы, лицо казалось молочно-белым. Он сделал еще несколько шагов, но ноша тянула его к земле.
– С ней нет никого рядом. Никого из ее племени. Ты ведь тоже об этом думал, брат-медведь? Ты поцеловал Урсулу, чтобы прогнать злых эльфов, потому что она тоже одинока. Как и мама-медведица.
Квентин встал.
– Я поцеловал Урсулу только потому, что она мне нравится.
– Маме-медведице нужен друг, который будет ее целовать. Она так одинока… Если она не будет чувствовать себя лучше, она… Она умрет! – Артур всхлипнул, подавил рыдание. – Так плохо быть одному. Мама-медведица умрет, потому что она несчастлива! Умрет, как умер папочка! Но ты можешь ей помочь!
– Спокойнее, Артур, спокойнее, – я попыталась утешить его и начала спускаться по ступенькам.
Он попятился, и я тотчас остановилась.
– Скажи мне, приятель, что ты хочешь, чтобы я сделал? – поторопил его Квентин.
– Ей нужен друг! Если тогда ей не станет лучше, она сможет переехать жить к тебе.
– Что ты хочешь сказать? Ты позволишь мне забрать ее?
– Да, если она не будет счастлива, когда у нее появится друг. Сначала нам надо это проверить, ладно?
– Договорились, Артур. Мы все выясним, чего бы нам это ни стоило. – Мы с Квентином обменялись недоуменными взглядами.
– Я принес первый кусочек ее друга! – объявил Артур. – Я нашел это в амбаре, где мы работали. Папочка спрятал это высоко, но оно упало на землю. Потому что папочка хочет, чтобы мы это использовали. – Артур опустился на колени, положил свою ношу к ногам Квентина и мгновенно отпрянул. – Это кость! – воскликнул он. – Завтра я поищу другие части! – Мой брат развернулся и убежал в ночь.
Мы стояли молча, и оба обдумывали странную просьбу Артура.
– Давай-ка посмотрим, что он принес, – предложил Квентин.
Я вошла в дом и зажгла лампы на крыльце. Когда я вернулась, он сидел на корточках и рассматривал два фрагмента чугунного литья прямоугольной формы с ножками, связанные вместе для удобства хранения.
– Похоже на станок от старой швейной машинки, – решил он.
– Так и есть. Машинки давно не существует. Когда-то она принадлежала моей бабушке, потом на ней шила мама. Папа повесил это на чердаке в амбаре. Он собирался сделать из них стол. Но у него так и не дошли руки.
– И что же я должен с ними делать, по мнению Артура? – Квентин попытался пальцем отковырять ржавчину на одной из ножек. – Чего он хочет?
И вдруг меня осенило. Я присела на мокрую от дождя землю и подняла железо к себе на колени. Я с горечью посмотрела на Квентина – потерпевшая поражение, рассерженная, сбитая с толку. Идея моего брата была неосуществима, как и мое желание быть рядом с Квентином. Мы все кончим тем, что потеряем наши сердца, наши души, наши надежды.
– Артур хочет, чтобы ты создал еще одного Железного Медведя, – сказала я.
ГЛАВА 16
После бессонной ночи горячее утреннее солнце жгло Квентину глаза. Его лучи пробивались сквозь массивные ветви ели, ярко освещая маленькую католическую часовню с побеленными известью стенами. Вдоль ведущей к ней дорожки в глиняных горшках росли веселые яркие петунии. Невысокий седой священник в джинсах и черной рубашке с белым воротничком как раз подметал ее. Ушастый бигль прекратил обнюхивать аккуратно подстриженную лужайку и уставился на Квентина, как будто увидел лису.
Такая реакция уже давно не удивляла Квентина.
– Отец мой, не могли бы вы выслушать мою исповедь? Но должен предупредить вас, что многие годы не переступал порога церкви. Я закоренелый грешник.
– Неужели? Что ж, тогда сейчас самое время облегчить вашу совесть. Заходите. Меня зовут Рой, отец Рой.
Они обменялись рукопожатием.
Квентин еще раз обдумал свое решение, пока они шли по дорожке к часовне между рядами старомодных цветов. Он не мог себе представить элегантного и космополитичного отца Александра в джинсах, выращивающим петунии или свистом подзывающего к себе собаку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
– Думаю, это я тебя соблазнил, – устало пошутил Квентин. – Ты помнишь, я просил тебя остановиться? Я этого не хотел, я лгал.
Эти галантные слова согрели меня.
– У тебя дар строить отношения и устанавливать связи. Ты всегда видишь структуру. Пространства, соединения и системы. Это чутье созидателя. Ты понимал, что мне нужно, и дал мне это.
– Это не значит быть созидателем, это значит быть мужчиной.
– Мне кажется, что в сердце своем ты художник.
– Нет.
Мне было очень неприятно задавать следующий вопрос, но я нашла в себе мужество:
– У тебя есть женщина в Нью-Йорке? Не может не быть. И не одна, я полагаю.
Квентин рассказал мне о Карле Эспозито, честно, откровенно, но не упомянул, что у них нет общего будущего.
– Мы дружим с ней с тех самых пор, как были детьми, – закончил он свой рассказ. – Она приходит и уходит.
“Друзья, которые спали вместе большую часть жизни”, – пронеслось в моей голове, но я промолчала.
– Это не просто друг. Она женщина, которую ты любишь.
– Нет.
– А что же тогда ты называешь любовью?
– Любовь – это когда без человека жить невозможно.
Мы замолчали надолго. Ничто не позволяло мне надеяться, что когда-нибудь его любовью стану я. Я уставилась в темноту.
– Я бы тоже так определила любовь. Возможно, именно поэтому я бегу от нее и, вполне вероятно, буду убегать и дальше. Мои родители именно так любили друг друга.
– Мои тоже.
– Слишком больно.
– Да.
Я глубоко вздохнула и продолжала:
– Моя жизнь здесь, на этой ферме. Я Пауэлл. Эта земля владеет мной. И Артуром. Артур никогда не сможет жить где-то еще.
– Тебе нужен тот, кто будет любить эту ферму так же сильно, как и ты. – Квентин достал окурок сигары из кармана и утопил его в горшке, где росло мое маленькое персиковое дерево.
Казалось, он давал мне понять, что вырос на асфальте и не испытывает никакого благоговения перед землей. А я рассматривала игру света от фонаря на его волосах, его твердый профиль, усталые глаза. Я смотрела на него и молчала, но сердце мое разрывалось от боли.
Ему было ничуть не лучше, но я об этом не догадывалась.
Хаммер поднял голову и негромко тявкнул. Мы с Квентином одновременно повернули головы к кустам форситии у забора. Сначала я услышала только мелодичное пение лягушек на берегу ручья, но затем до меня донесся отчетливый шорох шагов.
Я встала и подошла к перилам крыльца.
– Артур? – окликнула я.
Он вышел из тени и двинулся ко мне по лунной дорожке, что-то держа в руке.
– Брат-медведь!
– Я здесь, Артур, – откликнулся Квентин.
– Сестра-медведица!
– Я здесь, – сказала я.
– Я знаю, чего хочет мама-медведица. Я наконец понял.
У меня перехватило дыхание.
– И чего же она хочет, дорогой?
Артур подошел ближе. Лунный свет посеребрил его темные волосы, лицо казалось молочно-белым. Он сделал еще несколько шагов, но ноша тянула его к земле.
– С ней нет никого рядом. Никого из ее племени. Ты ведь тоже об этом думал, брат-медведь? Ты поцеловал Урсулу, чтобы прогнать злых эльфов, потому что она тоже одинока. Как и мама-медведица.
Квентин встал.
– Я поцеловал Урсулу только потому, что она мне нравится.
– Маме-медведице нужен друг, который будет ее целовать. Она так одинока… Если она не будет чувствовать себя лучше, она… Она умрет! – Артур всхлипнул, подавил рыдание. – Так плохо быть одному. Мама-медведица умрет, потому что она несчастлива! Умрет, как умер папочка! Но ты можешь ей помочь!
– Спокойнее, Артур, спокойнее, – я попыталась утешить его и начала спускаться по ступенькам.
Он попятился, и я тотчас остановилась.
– Скажи мне, приятель, что ты хочешь, чтобы я сделал? – поторопил его Квентин.
– Ей нужен друг! Если тогда ей не станет лучше, она сможет переехать жить к тебе.
– Что ты хочешь сказать? Ты позволишь мне забрать ее?
– Да, если она не будет счастлива, когда у нее появится друг. Сначала нам надо это проверить, ладно?
– Договорились, Артур. Мы все выясним, чего бы нам это ни стоило. – Мы с Квентином обменялись недоуменными взглядами.
– Я принес первый кусочек ее друга! – объявил Артур. – Я нашел это в амбаре, где мы работали. Папочка спрятал это высоко, но оно упало на землю. Потому что папочка хочет, чтобы мы это использовали. – Артур опустился на колени, положил свою ношу к ногам Квентина и мгновенно отпрянул. – Это кость! – воскликнул он. – Завтра я поищу другие части! – Мой брат развернулся и убежал в ночь.
Мы стояли молча, и оба обдумывали странную просьбу Артура.
– Давай-ка посмотрим, что он принес, – предложил Квентин.
Я вошла в дом и зажгла лампы на крыльце. Когда я вернулась, он сидел на корточках и рассматривал два фрагмента чугунного литья прямоугольной формы с ножками, связанные вместе для удобства хранения.
– Похоже на станок от старой швейной машинки, – решил он.
– Так и есть. Машинки давно не существует. Когда-то она принадлежала моей бабушке, потом на ней шила мама. Папа повесил это на чердаке в амбаре. Он собирался сделать из них стол. Но у него так и не дошли руки.
– И что же я должен с ними делать, по мнению Артура? – Квентин попытался пальцем отковырять ржавчину на одной из ножек. – Чего он хочет?
И вдруг меня осенило. Я присела на мокрую от дождя землю и подняла железо к себе на колени. Я с горечью посмотрела на Квентина – потерпевшая поражение, рассерженная, сбитая с толку. Идея моего брата была неосуществима, как и мое желание быть рядом с Квентином. Мы все кончим тем, что потеряем наши сердца, наши души, наши надежды.
– Артур хочет, чтобы ты создал еще одного Железного Медведя, – сказала я.
ГЛАВА 16
После бессонной ночи горячее утреннее солнце жгло Квентину глаза. Его лучи пробивались сквозь массивные ветви ели, ярко освещая маленькую католическую часовню с побеленными известью стенами. Вдоль ведущей к ней дорожки в глиняных горшках росли веселые яркие петунии. Невысокий седой священник в джинсах и черной рубашке с белым воротничком как раз подметал ее. Ушастый бигль прекратил обнюхивать аккуратно подстриженную лужайку и уставился на Квентина, как будто увидел лису.
Такая реакция уже давно не удивляла Квентина.
– Отец мой, не могли бы вы выслушать мою исповедь? Но должен предупредить вас, что многие годы не переступал порога церкви. Я закоренелый грешник.
– Неужели? Что ж, тогда сейчас самое время облегчить вашу совесть. Заходите. Меня зовут Рой, отец Рой.
Они обменялись рукопожатием.
Квентин еще раз обдумал свое решение, пока они шли по дорожке к часовне между рядами старомодных цветов. Он не мог себе представить элегантного и космополитичного отца Александра в джинсах, выращивающим петунии или свистом подзывающего к себе собаку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94