– Урсула, прошу тебя…
Но я уже неслась вниз по лестнице. У двери я схватила плащ и легкий рюкзак с блокнотами и карандашами, который часто брала с собой во время прогулок. Я должна была убежать от картин, которые услужливо рисовало мне воображение: Лиза и мой отец…
* * *
Я сидела на берегу Медвежьего ручья на мягкой подушке из опавшей листвы, а тоненький ручеек журчал между корнями дерева и гладкими валунами. Квентин нашел меня там и сел рядом. Я держала блокнот на коленях, изображая творческую активность, но он легко мог догадаться, что я просто сидела и плакала.
– Все боятся, что тебя съест медведь, – шутливо укорил он меня.
– Здесь давным-давно никто не видел медведей. И потом черные американские медведи не едят людей.
– Но я сказал всем, что проверю, как ты.
– Как там Лиза?
– Огорчена и волнуется за тебя.
Я смотрела на пустынный голый лес, где зеленели только вечнозеленые лавры и мохнатые ели.
– Я плохо обошлась с ней. Теперь я успокоилась. Это просто шок. Я узнала, что она делила с отцом ту самую постель, где я родилась.
– Тебе не надо ничего объяснять. Я настоящий эксперт по плохому обращению с людьми… Иногда меня тоже заклинивает.
– Послушай, Квентин, ты не обязан ничего…
– Я ненавидел образ жизни моего отца. Он не жил дома с того времени, как мне исполнилось восемь. Моя мать посвятила свою жизнь тому, чтобы поддерживать его амбиции. Его работа стала смыслом ее существования. Нам всегда не хватало денег. А когда отец приезжал на выходные домой, он не замечал, насколько тяжело и плохо мы живем.
Я глубоко вздохнула.
– Мое детство похоже на твое. Разница лишь в том, что мой отец не уехал из дома в погоне за своими мечтами. Он охотился за ними прямо здесь. – Я посмотрела на лежащий у меня на коленях блокнот. – Полагаю, что и я ничуть не лучше отца. Я все время мечтаю. Прихожу сюда и рисую дом, который, вероятно, никогда не построю. Но я могу его себе представить. – Я махнула рукой за спину. – Он должен обязательно стоять там, наверху, чтобы оттуда было видно это место.
– Ты позволишь мне посмотреть твои рисунки?
– Только не смейся. – Я протянула ему блокнот, и Квентин медленно открыл его.
Он долго рассматривал мой наивный карандашный набросок красивого дома с просторным крыльцом-верандой и большими окнами, немного старомодного, но уютного и располагающего к себе.
– Он будет отлично выглядеть с фундаментом из грубого камня и крышей из дранки. – Ему явно понравился мой дом. – А это что такое? – Он указал на то место, где я написала большими буквами “ВИД НА МОРЕ”.
– Здесь должно быть окно, из которого виден Медвежий ручей. Ты знаешь, ручей впадает в реку, а река – в море. Вот и получается вид на море. – Я почувствовала, как к моим щекам приливало тепло.
– Мне нравится. И я знаю, где взять подходящее окно. У меня есть такое на складе. Оно с виллы на берегу океана. Овальное с матовой окантовкой от Тиффани.
Я невесело рассмеялась.
– Полагаю, оно будет стоить больше, чем все строительство.
– Думай шире, Роза.
Молчание. Я уставилась на него.
– Роза?
Квентин уже пожалел о своих словах.
– Моя мать собрала достаточно информации, чтобы заинтересоваться тобой. Я подкинул ей имя, чтобы она могла это обсуждать. Извини.
– Ничего. Мне… оно мне нравится. Все в порядке.
Он снова принялся рассматривать наброски.
– Если хочешь, я могу сделать для тебя чертежи.
– Правда?
– Я же инженер по гражданскому строительству. Это архитектура без излишеств.
Однажды утром Квентин соберется, уедет в Нью-Йорк и ни разу не оглянется, но нам обоим нравилось делать вид, что мы будем поддерживать связь.
– Я подумаю над твоим предложением, – ответила я.
Он разломил веточку, которую крутил в пальцах, и зажал обе половинки в ладони.
– Тяни. Если вытянешь короткую, значит, мы оба получим то, чего хотим.
Я потянула. У него осталась вторая половинка.
– Короткая, – улыбнулся Квентин. – Мы выиграем.
Я отбросила обломок ветки в сторону.
– Никогда не верь в дерево. Оно гниет.
– Я верю в тебя. Ты знаешь, чего хочешь. Ты держишь в руках рай и знаешь об этом. Если тебе придется просить, одалживать деньги, убить, украсть, ты его не выпустишь из рук. Сегодня Лиза разрушила твое представление о доме, но это все-таки твой дом.
Холодный осенний воздух, лепет ручья, мох и опавшая листва, присутствие Квентина, его слова, вырвавшиеся из глубины души, наполнили меня надеждой.
– Иногда мне кажется, что тебе самому здесь нравится.
Какое-то время мы сидели молча, его серебристые глаза впились в мое лицо, но я не отвела взгляда.
– Ты веришь в это за нас обоих, – негромко произнес Квентин. – Мне нравится твоя вера.
* * *
– Пожалуйста, поговори со мной, – попросила Лиза, встретившая меня на крыльце.
Я повесила рюкзак на вешалку.
– Все в порядке. Вы просто застали меня врасплох. Мне жаль, если я обидела вас.
– Никто не может занять место твоей матери, Урсула. Твой отец знал об этом. Мы с ним никогда не заговаривали о браке. Я ни на что не претендую, но я любила его – и до сих пор люблю, – и верю, что он тоже любил меня. Теперь я тоже считаю эту ферму своим домом.
Я промолчала. Папе следовало включить Лизу в свое завещание, чтобы я знала, чего он от меня хочет.
Если бы отцы могли предусмотреть все, о чем их детям захочется узнать, услышать. “Дорогая дочь, здесь ты найдешь необходимые инструкции, которые я давно собирался передать тебе. Я также предусмотрел все ситуации, которые нам не удалось с тобой обсудить. Так что ты можешь жить дальше и не будешь больше сожалеть о том, что нам не удалось поговорить хотя бы еще один раз”.
Лиза с тревогой смотрела на меня.
– Томас так и не смог простить себя за то, что случилось с твоей матерью. Я не заняла ее место. Она была всегда здесь, с нами. Я знала это.
Я села на качели, висящие на крыльце, Лиза пристроилась рядом.
– Твой отец так любил тебя. Он понимал твои чувства.
– Я не могла изменить его. И мне не следовало даже пытаться. Если вы можете любить человека только после того, как он изменится в соответствии с вашими вкусами, то зачем вы вообще полюбили его?
– Этот вопрос всегда задаешь себе, правда? – Лиза запнулась. – Когда я встретила Томаса, я сразу поняла, что он честен с самим собой. Ни показной доброты, ни фальшивой гордости. Хочешь верь, хочешь нет, но он был самой чистой душой, которую мне довелось увидеть. Я так долго находилась рядом с огнем, что теперь боюсь и небольших ожогов. У меня есть свои шрамы. – На ее милом лице пролегли жесткие складки. – Томас был единственным мужчиной, который не оставлял после себя уродливые отметины.
– Ваш дом здесь, Лиза. И так будет всегда. Я уверена, что папа хотел именно этого. И я тоже этого хочу.
Слезы потекли по ее лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94