- Хорошо, слушай: . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- Ладно, мне тут бежать надо, ты уж извини, хорошо.
- Ладно.
- Ну пока.
- Пока.
К.И. , конечно, человек ответственный и помочь бы мне рад, но данная ситуация - не его профиль. Уж скорее действительно мусора, да и к тому же если К.И. говорит “вряд ли” ,значит действительно вряд ли. Из всего этого следует простецкий недвузначный вывод: надо отправляться и шарить по больницам.
Тут звонок в дверь, он застал меня врасплох, а вернее за подсчетом оставшихся наличных. Открывается дверь, и, пока я шнуровал ботинки, моя пожилая соседка читала мне гневную лекцию о плохом поведении по ночам. Вскоре я ее вынужден был прервать и, заперев дверь на самый длинный из найденных в доме ключей, я уже зачинал ожидание лифта. Когда подъехал оный, скрипя тросом и всяческими там шестернями, пришлось совсем обломать старушку, громко сказав ей “до свидания!”


XXIII
Она проснется!
Скорее, скорее на верх! Чертова лестница! Ноги становились тяжелее, руки легче, холодные потные руки, еще немного и они достанут до ступенек - я упаду... Ну, выше, выше! По коридору, в конец, еще немного, сорок шестая, сорок седьмая, вот. Наконец.
Она спала. Руки нервно заломаны под голову. Бледное лицо, закрытые глаза, плотно сомкнутые губы - все это лежало на подушке. Ее выражение лица было настолько спокойно, что казалось ей снится какой-то радостный сон, может она даже улыбалась, но это видел один лишь я. Я сел рядом, цветы положил прямо на кушетку, у ее ног - проснется, обрадуется. Я взял ее руку. “Как здесь холодно, - тихо сказал я, - твои руки как лед.”
Вдруг форточка вдарила по окну так, что мое тело дрогнуло, а за окном через оставшуюся щель завыл ледяной ветер, зазвенел гром, и вдарил крупнокалиберный осенний дождь - гроза.
“Она больше не проснется - услышал я за спиной. Молодой человек, она не проснется, - повторил все тот же голос, - выйдете из палаты.”
Ее рука выпала из моих рук и беспомощно повисла из-под одеяла. Я медленно поднялся, рука владельца этого голоса по-дружески легла мне на плечо и проводила за дверь
“Не будите ее! - крикнул я в дверь - подождите когда она проснется.
Ее тело положили на какой-то железный поднос и быстро вывезли из палаты. На некоторое время ее оставили в коридоре, но вскоре прибежал рослый небритый санитар и быстро повез его по коридору. Колеса скрипели на влажном линолеуме, а рука ее все также неподвижно свисала из-под ржавой клеенки. Кривой стежкой от палаты до лифта стелились розы.
Она проснется! - крикнул я вслед.
(Санитар на мгновение остановился и, посмотрев на меня понимающе улыбнулся. На секунду мне показалось, что именно он беседовал со мной перед выпиской о возможности вторичного заболевания. Но как он здесь оказался?)
- Она проснется!
- Даже если и проснется, ты ее все равно больше никогда не увидишь - услышал я за спиной. За спиной стоял он - ее отец. На его лице корчилась равнодушно-спокойная полу-улыбка полугримаса. Все его существо: положение тела, жесты, голос, интонация и, даже окружающие его стены и свет в конце коридора, выражали некое надменное удовлетворение всем происходящим.
Его темная фигура силуэтом резала светлый фон окна, а тени от ног, разрезая линолеум на две тропинки, подползали к моим ногам. Вскоре я почувствовал под своими ногами лестницу - я бежал, перелетая со ступеньки на ступеньку, с этажа на этаж, от двери к двери, из коридора в коридор, с тротуара на тротуар, с остановки на остановку, с автобуса на автобус.
Вероятно я должен был плакать, но плакать не получалось, толи не хотел, толи слез не было. Я был трусом и поэтому мне хотелось умереть, но даже умереть было страшно, также страшно, как и жить, к тому же как это делать я не знал, не знал раньше, а сейчас и подавно.
Боже! Не было ни дня, что бы я не вспомнил о ней, не было ни одного сна, не было ни одной бессонной ночи... Все это... Не может быть! Неужели я кормил себя иллюзиями?!
Да и теперь. Теперь я должен создать себе новую. Я должен создать себе новую иллюзию - я должен, я должен верить:
Она проснется!

XXIV
С обратной стороны двери
О, Боже! Куда я попал. Выход из метро - огромное пространство, дома, как кирпичи, разбросаны по одиночке вдоль многолюдного шоссе. Очень много людей; бикфордовым шнуром горят нервы в жилах. Юноши с бутылками, без них и еще с деньгами сновали туда-сюда. Рядом рынок, пахнет какими-то непонятными фруктами, много деревянных коробок. Я прохожу сквозь ряды, перехожу дорогу. Многоэтажки, кругом многоэтажки, а я - клоп под их ногами, мечусь среди них, старясь не быть раздавленным этими стенами. Я иду по пригорку, рядом - школа: один, шесть, три, шесть... Нет, это не школа - “Учебно-Воспитательный Комплекс.”
По лестнице я спустился с пригорка. Правый подъезд, дверь с троекратной надписью “Metallica”, я захожу в подъезд. Темно как в кочегарке, я нажимаю выжженную кнопку, вызывая тем самым лифт. Правый из лифтов нехотя соизволил впустить меня внутрь. В лифте светил тусклый пятнистый свет - две чудом уцелевшие лампы светили сквозь металлическую решетку с круглыми ячейками. На стенах было столько надписей, сделанных черным маркером, что разобрать их было не реально. Рядом с надписями две наклейки с изображениями полуобнаженных женщин (?).
Выхожу из лифта - опять темно. С одной стороны - свет из недобитого окна, левая половина которого забита фанерой, а с другой - ртутный свет из коридора через мутное стекло двери. Моя рука тянется к левому краю дверного косяка - квадратненькая кнопочка нижнего звонка. Звоню в дверь - звонка не слышно. Звоню еще - опять. Мне надоело, к тому же никто не открывал, и я вышел на лестницу, там хотя бы было посветлее. На обратной стороне двери, закрыв ее, я прочитал: “Еще раз увижу тебя в подъезде - убью!”

XXV
Двадцать пятый сон
Темно. Как темно и холодно. Ехал я в предпоследней электричке, и ехал я домой. Смотря в разбитое окно, стоял я в тамбуре и думал, вернее даже не думал, а вспоминал. Вспоминал забавный случай, связаный с электричкой. Как-то в начале зимы, перед новым годом, выходил я из первого вагона и среди прочей толпы ожидал когда пройдет поезд, что бы перейди пути и, наконец попасть домой. Тем временем из толпы вышла молодая красивая девушка и, не останавливаясь продвигалась к поезду. Остановилась она только тогда, когда от электрички до ее носа осталось двадцать (20) сантиметров. В ответ на окрики и возгласы из толпы ( куда лезешь/жить надоело) молодая красивая девушка зашагала дальше, но ее вовремя схватили, и вся забава случая на этом прекратилась.
Я тем временем прислонился к стене (холодной серой и железной), и, считая придорожные столбы, а также себя уснувшим, видел двадцать пятый сон:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13