Фонсека уже мало что значил, а Кортес только что направил королю свою третью реляцию, подписанную 15 мая. Конкистадор подробно описал в ней Ночь Печали и взятие Темикститана. К рапорту прилагались королевская пятая часть добычи и роскошные дары, предназначенные монастырям и высокопоставленным лицам Кастилии. Кортес не стал переплавлять предметы индейского искусства в слитки, решив показать всем, что он захватил культурную и цивилизованную страну. По капризу судьбы две из его каравелл были захвачены французским корсаром Жаном Флёри де Гонфлёр. Мексиканские сокровища, включая украшения из перьев, теперь радовали глаз короля Франциска I, который вечно насмехался над Карлом V. Как удержать в тайне завоевание, о котором и так уже намеревался возвестить издатель Кромбергер, готовивший к печати «Второй рапорт» Кортеса?
15 октября 1522 года Карл V подписал указ о назначении Эрнана Кортеса «губернатором, главнокомандующим и верховным судебным исполнителем по гражданским и уголовным делам на всей территории и во всех провинциях Новой Испании».
Кортес победил. Император встал на его сторону и одобрил его действия.
Медельинский клан торжествовал. Родриго де Пас и Франсиско де лас Касас поспешили сообщить эту новость сначала на Кубу, где Веласкес чуть не задохнулся от бешенства, затем в Мехико, где Кортес отпраздновал свой триумф. Фонсека был смещен, и во главе Совета Индий встал Лоаиса, назначенный императором Карлом 8 марта 1523 года. Епископ Бургоса скончался от огорчения в следующем году, а Веласкес, пораженный анорексией, скончался от голода в Сантьяго-де-Куба. Превратившись в скелет, он угас в 1524 году. Взволнованный взгляд Кортеса встречался со светившимися счастьем глазами Марины: это была их общая победа.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РОЖДЕНИЕ НОВОЙ ИСПАНИИ (1522–1528)
Проект Кортеса
Идеализация смешения рас
Эрнан был не одинок в своем стремлении изменить окружающий мир. Все интеллектуальные круги тогда кипели и бурлили в поисках наилучшего пути выхода из теней Средневековья; все хотели покончить с коррупцией и пережитками прошлого. Во главу угла ставился человек и его личная свобода. В этом хоре первый голос принадлежал, естественно, религиозным течениям. Лютер, Эразм Роттердамский и Томас Мор наиболее известны среди лидеров идеологических движений, но волна протеста против засилья отживших порядков не обошла стороной и испанских реформаторов-францисканцев, в среде которых появились собственные комунерос во главе с братом Хуаном Гваделупским. В свете этих событий Америка явила собой антимодель Европы в натуральную величину. Первые жертвы – истребленные тайнос – породили образ «добрых дикарей», мифологизированных европейскими гуманистами, и разбудили дремавшую совесть Старого Света. Мексиканцы же были еще живы: вот она, другая культурная модель, иная форма цивилизации. Если абстрагироваться от их практики жертвоприношений, то ацтеки могли считаться воплощением человеческого гения. Мексика была альтернативой.
После 1515 года в трудах гуманистов XVI века часто встречается мысль, что божественное Провидение хранило и уберегало Новый Свет, чтобы его жители, чистые и не знающие пороков Старого Света, могли принять христианство на новой, просвещенной основе и даже дать новый цивилизаторский толчок развитию других народов Земли. Так, великий францисканский хронист Бернардино де Саагун писал: «Нет сомнений, что наш Господь Бог волею своей держал сокрытою эту другую половину Мира до наших дней, дабы вверить ее Римской католической церкви, и не истребления или угнетения жителей ради, но напротив, ради их просвещения и спасения из тьмы идолопоклонства».
Поэтому Кортес разработал настоящую теорию креолизации – весьма оригинальную (если соотнести ее с той атмосферой нетерпимости, что царила тогда в Испании) и в то же время не защищенную от профанации. По моему мнению, исследователи, неспособные увидеть в предприятии Кортеса ничего, кроме насилий, жестокостей, порабощения и корыстолюбия, проходят мимо более тонкой реальности, не замечая ее.
Идея главнокомандующего заключалась в пересадке испанского корня на культурную почву ацтекской империи с целью создания смешанного креольского общества. Не было и речи о перенесении в Мексику кастильского микросообщества, бледной колониальной копии родины-матери. Такой опыт уже имелся, и Кортес хорошо знал его результаты по Эспаньоле и Кубе. В Мексике испанцам предстояло слиться с массой коренного населения. Так, уже с первых дней существования Новой Испании губернатор объявил науатль, широко распространенный в Центральной Америке, «официальным» языком. По его решению преподавание в школах велось на науатль и на латыни. Никакой испанизации Мексики. Сам Кортес, стараниями Марины, владел науатлем, по-видимому, уже с 1524 года, несмотря на то что на официальных церемониях по-прежнему прибегал к услугам переводчика, отдавая дань местной традиции (с этой же целью он приставил к Мотекусоме одного из своих пажей по имени Ортегилья, чтобы юный кастилец, владевший науатлем, мог служить тлатоани переводчиком на переговорах с испанцами).
Не меньшее внимание Кортес уделял и письменности. Здесь тоже можно предположить немалую роль Марины в обучении конкистадора всем тонкостям идеографического письма, принятого в доиспанской Центральной Америке. Мексиканцы знали письменность, книги, бумагу и даже канцелярскую писанину. Склонные к бюрократии индейцы с Центрального плато охотно оформляли юридические акты, составлявшие особенно объемные записи. Помимо библиотек, имелись и более доступные источники информации, как, например, общественные здания, стены которых покрывали «картинки», представлявшие собой на самом деле надписи. Есть основания утверждать, что Кортес владел основами пиктографического письма и применял его самым «креольским» образом.
Направляя Кортесу назначение на посты губернатора, главнокомандующего и верховного судьи Новой Испании в награду за покорение этого края, Карл V уведомил конкистадора, что жалует ему право на особый отличительный герб «сверх того, что унаследовал от предков по своему происхождению», и по обычаю Эрнан должен был выразить свои пожелания к графическому содержанию герба. Так, например, Диего де Ордас, первым осуществивший восхождение на Попокатепетль, потребовал внести в свой герб изображение вулкана. Поэтому особенно интересно, что же считал Кортес символами своего завоевания. По всей вероятности, в начале 1524 года он передал королевскому секретарю Франсиску де лос Кобос описание композиции, которую составил в полном соответствии с испанскими геральдическими традициями. Герб был утвержден и официально пожалован Кортесу королевским указом, текст которого сохранился до наших дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
15 октября 1522 года Карл V подписал указ о назначении Эрнана Кортеса «губернатором, главнокомандующим и верховным судебным исполнителем по гражданским и уголовным делам на всей территории и во всех провинциях Новой Испании».
Кортес победил. Император встал на его сторону и одобрил его действия.
Медельинский клан торжествовал. Родриго де Пас и Франсиско де лас Касас поспешили сообщить эту новость сначала на Кубу, где Веласкес чуть не задохнулся от бешенства, затем в Мехико, где Кортес отпраздновал свой триумф. Фонсека был смещен, и во главе Совета Индий встал Лоаиса, назначенный императором Карлом 8 марта 1523 года. Епископ Бургоса скончался от огорчения в следующем году, а Веласкес, пораженный анорексией, скончался от голода в Сантьяго-де-Куба. Превратившись в скелет, он угас в 1524 году. Взволнованный взгляд Кортеса встречался со светившимися счастьем глазами Марины: это была их общая победа.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РОЖДЕНИЕ НОВОЙ ИСПАНИИ (1522–1528)
Проект Кортеса
Идеализация смешения рас
Эрнан был не одинок в своем стремлении изменить окружающий мир. Все интеллектуальные круги тогда кипели и бурлили в поисках наилучшего пути выхода из теней Средневековья; все хотели покончить с коррупцией и пережитками прошлого. Во главу угла ставился человек и его личная свобода. В этом хоре первый голос принадлежал, естественно, религиозным течениям. Лютер, Эразм Роттердамский и Томас Мор наиболее известны среди лидеров идеологических движений, но волна протеста против засилья отживших порядков не обошла стороной и испанских реформаторов-францисканцев, в среде которых появились собственные комунерос во главе с братом Хуаном Гваделупским. В свете этих событий Америка явила собой антимодель Европы в натуральную величину. Первые жертвы – истребленные тайнос – породили образ «добрых дикарей», мифологизированных европейскими гуманистами, и разбудили дремавшую совесть Старого Света. Мексиканцы же были еще живы: вот она, другая культурная модель, иная форма цивилизации. Если абстрагироваться от их практики жертвоприношений, то ацтеки могли считаться воплощением человеческого гения. Мексика была альтернативой.
После 1515 года в трудах гуманистов XVI века часто встречается мысль, что божественное Провидение хранило и уберегало Новый Свет, чтобы его жители, чистые и не знающие пороков Старого Света, могли принять христианство на новой, просвещенной основе и даже дать новый цивилизаторский толчок развитию других народов Земли. Так, великий францисканский хронист Бернардино де Саагун писал: «Нет сомнений, что наш Господь Бог волею своей держал сокрытою эту другую половину Мира до наших дней, дабы вверить ее Римской католической церкви, и не истребления или угнетения жителей ради, но напротив, ради их просвещения и спасения из тьмы идолопоклонства».
Поэтому Кортес разработал настоящую теорию креолизации – весьма оригинальную (если соотнести ее с той атмосферой нетерпимости, что царила тогда в Испании) и в то же время не защищенную от профанации. По моему мнению, исследователи, неспособные увидеть в предприятии Кортеса ничего, кроме насилий, жестокостей, порабощения и корыстолюбия, проходят мимо более тонкой реальности, не замечая ее.
Идея главнокомандующего заключалась в пересадке испанского корня на культурную почву ацтекской империи с целью создания смешанного креольского общества. Не было и речи о перенесении в Мексику кастильского микросообщества, бледной колониальной копии родины-матери. Такой опыт уже имелся, и Кортес хорошо знал его результаты по Эспаньоле и Кубе. В Мексике испанцам предстояло слиться с массой коренного населения. Так, уже с первых дней существования Новой Испании губернатор объявил науатль, широко распространенный в Центральной Америке, «официальным» языком. По его решению преподавание в школах велось на науатль и на латыни. Никакой испанизации Мексики. Сам Кортес, стараниями Марины, владел науатлем, по-видимому, уже с 1524 года, несмотря на то что на официальных церемониях по-прежнему прибегал к услугам переводчика, отдавая дань местной традиции (с этой же целью он приставил к Мотекусоме одного из своих пажей по имени Ортегилья, чтобы юный кастилец, владевший науатлем, мог служить тлатоани переводчиком на переговорах с испанцами).
Не меньшее внимание Кортес уделял и письменности. Здесь тоже можно предположить немалую роль Марины в обучении конкистадора всем тонкостям идеографического письма, принятого в доиспанской Центральной Америке. Мексиканцы знали письменность, книги, бумагу и даже канцелярскую писанину. Склонные к бюрократии индейцы с Центрального плато охотно оформляли юридические акты, составлявшие особенно объемные записи. Помимо библиотек, имелись и более доступные источники информации, как, например, общественные здания, стены которых покрывали «картинки», представлявшие собой на самом деле надписи. Есть основания утверждать, что Кортес владел основами пиктографического письма и применял его самым «креольским» образом.
Направляя Кортесу назначение на посты губернатора, главнокомандующего и верховного судьи Новой Испании в награду за покорение этого края, Карл V уведомил конкистадора, что жалует ему право на особый отличительный герб «сверх того, что унаследовал от предков по своему происхождению», и по обычаю Эрнан должен был выразить свои пожелания к графическому содержанию герба. Так, например, Диего де Ордас, первым осуществивший восхождение на Попокатепетль, потребовал внести в свой герб изображение вулкана. Поэтому особенно интересно, что же считал Кортес символами своего завоевания. По всей вероятности, в начале 1524 года он передал королевскому секретарю Франсиску де лос Кобос описание композиции, которую составил в полном соответствии с испанскими геральдическими традициями. Герб был утвержден и официально пожалован Кортесу королевским указом, текст которого сохранился до наших дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92