Еще Джесмайн обратила внимание на фотографии миссии Грейс Тревертон – домики с железными крышами, африканки с корзинами на головах. Джесмайн снова посмотрела на доктора Коннора, который все еще говорил по телефону, – мужчина лет за тридцать, в коричневой куртке и коричневом галстуке, с короткой стрижкой – очевидно, движение хиппи его не коснулось, поэтому по сравнению с длинноволосым Грегом Ван Керком в джинсах и сандалиях Коннор казался старомодным. Джесмайн понравилось его волевое, дышащее энергией лицо – прямой нос, втянутые щеки, твердый подбородок. Когда, повернувшись к Джесмайн, он смахнул со стола книгу и улыбнулся. Сердце молодой женщины замерло.
– Ну, вы посмотрели книгу? – сказал он в той же энергичной, торопливой манере, как говорил по телефону. – Это книга Грейс Тревертон, издана на английском и суахили, а теперь предлагают издать ее на арабском. Я уже сделал кое-какие замечания на полях.
– Вот в этой главе – о питании – вы не учли, что мусульмане не едят свинину, – заметила Джесмайн.
– Да, но мы имеем в виду и христианские деревни, – с некоторой досадой возразил он.
– А вот тут, – она открыла страницу, где на полях было написано «мазла», – должно быть «назла».
– Боже мой, да разве вы знаете арабский? – Он достал из ящика стола очки и надел их. – Позвольте, вы же не та студентка, с которой я договаривался.
– Извините, доктор Коннор, – сказала она, возвращая книгу, – но я просто не успела объяснить вам.
– О, да вы же моя соотечественница, – радостно откликнулся он, узнавая английский акцент.
– Нет, я из Каира. Наполовину англичанка.
– Каир! Волшебный город! Я преподавал там один год в Американском университете. У меня был приятель – египтянин, который гладил мои рубашки, – так он все уговаривал меня жениться на своей дочке. Я объяснял ему, что уже женат, а он меня убеждал, что две жены лучше, чем одна. А мой сын мог бы родиться в Каире – но он предпочел афинский аэропорт. С тех пор мы не были на Среднем Востоке. Своеобразный мир! Так что же я могу для вас сделать?
Джесмайн объяснила свою проблему со Службой иммиграции.
– Да, да, – сочувственно закивал доктор Коннор, – как это чертовски бессмысленно. Я уже потерял трех лучших студентов. Вы получили предупреждение? А может быть, вам повезет и вас не вышлют? – Он посмотрел на часы. – Студентка, с которой я договорился, опоздала на сорок пять минут. Скорее всего, не придет. Нашла что-нибудь еще – так бывает. Если она не появится, согласны ли вы на эту работу? Вы вполне подходите, и арабский язык понадобится.
Джесмайн почувствовала, что ей очень хочется работать у доктора Коннора.
– Я согласна – если меня не вышлют.
– Я напишу письмо в иммиграционную службу о вас, если вы получите предупреждение. Конечно, я не уверен, поможет ли это, ну а вдруг… Относительно работы – плата ничтожная, но работать будет интересно. – Он улыбнулся как заговорщик: – Иншалла, ма салаама.
Джесмайн с трудом подавила смешок – произношение его было ужасное.
Рашель Мисрахи была расстроена: ей предстояло передать Джесмайн письмо из вашингтонской Службы иммиграции и натурализации. Джесмайн должна была вернуться в Египет, не кончив учебы в США. Рашель ждала подругу в кафетерии, куда та обычно заходила перекусить в перерыве между лекциями. На улице перед входом в кафетерий бушевали студентки-феминистки, размахивая плакатами и выкрикивая лозунги, – на проливной дождь они не обращали внимания.
Наконец Рашель увидела Джесмайн, пробиравшуюся к ее столику.
– Декан говорит, что, если Служба иммиграции лишит меня визы, мне нельзя будет продолжать учебу. Один профессор, доктор Коннор, хотел написать письмо, но не уверен, что это поможет…
– Да, если возобновится война между Израилем и Египтом, то дела плохи, Джес… Так и мой брат говорит, он советовался со своим другом, юристом. Невозможно что-либо предпринять.
Рашель увидела, что в глазах Джесмайн заметался страх. Почему она так боится возвращения в Египет? Рашель знала, что Джесмайн чувствует себя в Америке одинокой, ни с кем не дружит, свободные нравы студентов ей не по душе. Рашель даже удивлялась странному целомудрию женщины, которая была замужем, разведена, имела ребенка. Бабушка Марьям считала, что все дело в воспитании Джесмайн.
К их столику подошел рыжий парень с сумкой для книг через плечо. К удивлению Рашель, Джесмайн поздоровалась с ним, и он непринужденно спросил:
– Ну, как дела? – Джесмайн пригласила его сесть и познакомила с Рашелью.
– Не знаю пока, жду извещения, – ответила она на вопрос Грега Ван Керка.
Рашель натянуто улыбнулась и протянула Джесмайн письмо:
– Отруби мне голову, как вестнику беды!
– Ну вот… – без всякого выражения сказала Джесмайн.
Она посмотрела за окно, где собрались под дождем женщины, ее сестры, защищающие свои права. В Египте такая демонстрация была бы невозможной – не полицейские, а отцы и братья этих юных женщин не выпустили бы их из дома или пинками вернули бы домой.
На таких демонстрациях собирались женщины, сплоченные гневом и ненавистью к своим обидчикам-мужчинам.
Джесмайн довелось быть жертвой – жертвой насилия Хассана аль-Сабира, жертвой несправедливости собственного отца. И сейчас она стала жертвой, ее надежды и планы независимой жизни будут разрушены американскими политиканами, а политика в мире – это тоже смертоносная мужская забава.
Джесмайн хотела быть врачом, потому что врачи властны над жизнью и смертью. Она надеялась, что с этой профессией никогда больше не станет бессильной жертвой мужского насилия или несправедливости.
– Ну послушай, Джес, – сказала Рашель, – с этим надо примириться. Уедешь в Египет, а когда обстановка изменится – вернешься.
– Я не могу, – ответила Джесмайн.
– Ну что ж, – сказал Грег Ван Керк, вытянув и скрестив длинные ноги, – если в Египет вы вернуться не можете, остается одна лазейка.
– Какая?! – в один голос спросили Джесмайн и Рашель.
– Выйти замуж за американца. Рашель нахмурилась:
– Служба иммиграции проводит в таких случаях тщательную проверку.
– Конечно, – возразил Грег, – нельзя выйти замуж за первого встречного. Надо будет прожить вместе два года, или Служба иммиграции сочтет брак фиктивным.
– Как же быть? – беспомощно спросила Джесмайн. – Ты действительно думаешь, Рашель, что я могу так поступить?
– Почему бы нет? В Египте ведь выходят замуж за иностранцев.
– Это другое дело, Рашель. И если решиться, то за кого же?
Грег потянулся, и его рубашка вылезла из джинсов. Он заправил ее и небрежно сказал:
– Ну что ж, наверно, сойду и я. У меня нет других дел на этот уик-энд.
Джесмайн уставилась на Грега, думая, что он шутит. Увидев, что он серьезен, она спросила:
– Но если я сейчас выйду за американца, уже получив накануне извещение от иммиграционной службы, то это же их не обманет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
– Ну, вы посмотрели книгу? – сказал он в той же энергичной, торопливой манере, как говорил по телефону. – Это книга Грейс Тревертон, издана на английском и суахили, а теперь предлагают издать ее на арабском. Я уже сделал кое-какие замечания на полях.
– Вот в этой главе – о питании – вы не учли, что мусульмане не едят свинину, – заметила Джесмайн.
– Да, но мы имеем в виду и христианские деревни, – с некоторой досадой возразил он.
– А вот тут, – она открыла страницу, где на полях было написано «мазла», – должно быть «назла».
– Боже мой, да разве вы знаете арабский? – Он достал из ящика стола очки и надел их. – Позвольте, вы же не та студентка, с которой я договаривался.
– Извините, доктор Коннор, – сказала она, возвращая книгу, – но я просто не успела объяснить вам.
– О, да вы же моя соотечественница, – радостно откликнулся он, узнавая английский акцент.
– Нет, я из Каира. Наполовину англичанка.
– Каир! Волшебный город! Я преподавал там один год в Американском университете. У меня был приятель – египтянин, который гладил мои рубашки, – так он все уговаривал меня жениться на своей дочке. Я объяснял ему, что уже женат, а он меня убеждал, что две жены лучше, чем одна. А мой сын мог бы родиться в Каире – но он предпочел афинский аэропорт. С тех пор мы не были на Среднем Востоке. Своеобразный мир! Так что же я могу для вас сделать?
Джесмайн объяснила свою проблему со Службой иммиграции.
– Да, да, – сочувственно закивал доктор Коннор, – как это чертовски бессмысленно. Я уже потерял трех лучших студентов. Вы получили предупреждение? А может быть, вам повезет и вас не вышлют? – Он посмотрел на часы. – Студентка, с которой я договорился, опоздала на сорок пять минут. Скорее всего, не придет. Нашла что-нибудь еще – так бывает. Если она не появится, согласны ли вы на эту работу? Вы вполне подходите, и арабский язык понадобится.
Джесмайн почувствовала, что ей очень хочется работать у доктора Коннора.
– Я согласна – если меня не вышлют.
– Я напишу письмо в иммиграционную службу о вас, если вы получите предупреждение. Конечно, я не уверен, поможет ли это, ну а вдруг… Относительно работы – плата ничтожная, но работать будет интересно. – Он улыбнулся как заговорщик: – Иншалла, ма салаама.
Джесмайн с трудом подавила смешок – произношение его было ужасное.
Рашель Мисрахи была расстроена: ей предстояло передать Джесмайн письмо из вашингтонской Службы иммиграции и натурализации. Джесмайн должна была вернуться в Египет, не кончив учебы в США. Рашель ждала подругу в кафетерии, куда та обычно заходила перекусить в перерыве между лекциями. На улице перед входом в кафетерий бушевали студентки-феминистки, размахивая плакатами и выкрикивая лозунги, – на проливной дождь они не обращали внимания.
Наконец Рашель увидела Джесмайн, пробиравшуюся к ее столику.
– Декан говорит, что, если Служба иммиграции лишит меня визы, мне нельзя будет продолжать учебу. Один профессор, доктор Коннор, хотел написать письмо, но не уверен, что это поможет…
– Да, если возобновится война между Израилем и Египтом, то дела плохи, Джес… Так и мой брат говорит, он советовался со своим другом, юристом. Невозможно что-либо предпринять.
Рашель увидела, что в глазах Джесмайн заметался страх. Почему она так боится возвращения в Египет? Рашель знала, что Джесмайн чувствует себя в Америке одинокой, ни с кем не дружит, свободные нравы студентов ей не по душе. Рашель даже удивлялась странному целомудрию женщины, которая была замужем, разведена, имела ребенка. Бабушка Марьям считала, что все дело в воспитании Джесмайн.
К их столику подошел рыжий парень с сумкой для книг через плечо. К удивлению Рашель, Джесмайн поздоровалась с ним, и он непринужденно спросил:
– Ну, как дела? – Джесмайн пригласила его сесть и познакомила с Рашелью.
– Не знаю пока, жду извещения, – ответила она на вопрос Грега Ван Керка.
Рашель натянуто улыбнулась и протянула Джесмайн письмо:
– Отруби мне голову, как вестнику беды!
– Ну вот… – без всякого выражения сказала Джесмайн.
Она посмотрела за окно, где собрались под дождем женщины, ее сестры, защищающие свои права. В Египте такая демонстрация была бы невозможной – не полицейские, а отцы и братья этих юных женщин не выпустили бы их из дома или пинками вернули бы домой.
На таких демонстрациях собирались женщины, сплоченные гневом и ненавистью к своим обидчикам-мужчинам.
Джесмайн довелось быть жертвой – жертвой насилия Хассана аль-Сабира, жертвой несправедливости собственного отца. И сейчас она стала жертвой, ее надежды и планы независимой жизни будут разрушены американскими политиканами, а политика в мире – это тоже смертоносная мужская забава.
Джесмайн хотела быть врачом, потому что врачи властны над жизнью и смертью. Она надеялась, что с этой профессией никогда больше не станет бессильной жертвой мужского насилия или несправедливости.
– Ну послушай, Джес, – сказала Рашель, – с этим надо примириться. Уедешь в Египет, а когда обстановка изменится – вернешься.
– Я не могу, – ответила Джесмайн.
– Ну что ж, – сказал Грег Ван Керк, вытянув и скрестив длинные ноги, – если в Египет вы вернуться не можете, остается одна лазейка.
– Какая?! – в один голос спросили Джесмайн и Рашель.
– Выйти замуж за американца. Рашель нахмурилась:
– Служба иммиграции проводит в таких случаях тщательную проверку.
– Конечно, – возразил Грег, – нельзя выйти замуж за первого встречного. Надо будет прожить вместе два года, или Служба иммиграции сочтет брак фиктивным.
– Как же быть? – беспомощно спросила Джесмайн. – Ты действительно думаешь, Рашель, что я могу так поступить?
– Почему бы нет? В Египте ведь выходят замуж за иностранцев.
– Это другое дело, Рашель. И если решиться, то за кого же?
Грег потянулся, и его рубашка вылезла из джинсов. Он заправил ее и небрежно сказал:
– Ну что ж, наверно, сойду и я. У меня нет других дел на этот уик-энд.
Джесмайн уставилась на Грега, думая, что он шутит. Увидев, что он серьезен, она спросила:
– Но если я сейчас выйду за американца, уже получив накануне извещение от иммиграционной службы, то это же их не обманет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121