Ее не так уж трудно разыскать. Все, что ему надо сделать, – заглянуть в телефонный справочник. Или – если это так сложно – узнать ее номер в справочной.
Но что грызет ее? Что свербит в душе? Что вызывает какое-то смутное раздражение?! Желание и страх. Она думала о Джимми Коласе гораздо чаще, чем ей хотелось бы признаться себе. И еще она представляла себе, какой он будет любовник. Теперь, когда его возвращение в Лондон становилось не только возможностью, но и реальностью, будущее вызывало у нее беспокойство. Он намного старше ее, повидал мир и намного умудреннее, чем наивная девушка из Манхэттена.
Лучше будет, если она не позвонит. И даже если столкнется с ним, она может сделать вид, что не получала его письма. И вообще, у нее есть проблемы гораздо более важные и серьезные. Месяц назад журнал «Санди Таймс» предложил ей сделать фото-эссе: американские туристы в Лондоне. Не ту преснятину, что делают обычно, – угри в желе и Тауэр. И не тупиц в гавайских рубашках, поливающих кетчупом мороженое.
«Что-нибудь такое, что по-настоящему передает американский дух, – ну, вы сами знаете». Она знала. Они хотели что-нибудь, подобное портрету Элеоноры, Люка и Ясона. Что-нибудь особенное. Какой-то удачно вырванный из жизни миг. Но Джесси вовсе не была уверена в том, что у нее такое получится еще раз. И на какое-то время она даже впала в отчаяние, пока идея вдруг не осенила ее.
Серия фотографий о трех поколениях женщин, прибывших на распродажу. Бабушка, мать и внучка в Лондоне, куда они прибыли в первый раз. Примеряющих одежду у Маркса и Спаркса, поднимающихся на эскалаторе к Гарвею Нику и Хародам. Совершающих поездку по Королевской дороге. Воскресное утро в Петтикоте.
Фото трех женщин, дающих друг другу советы. Задающих друг другу вопросы. Пробующих соленые орешки. Так как это могли бы делать ее собственная мать и бабушка.
Хотя Джесси никогда не ходила ни по магазинам, ни на распродажу с бабушкой и очень-очень редко с Ханной. Особенно после того, как она стала достаточно взрослой, чтобы ходить везде самой.
В «Санди Таймс» ее предложение одобрили. Надо было браться за дело.
Фотографии вышли такие удачные, что даже сама Джесси удивилась. Может быть, это уже не просто счастливая случайность. Может быть, и в самом деле у нее хороший глаз, и она чувствует момент. Репортаж должен был появиться в журнале на следующей неделе. И как ей сказали, одна фотография даже пошла на обложку журнала. Это были три женщины перед палаткой Тубби Исаака в Петтикоте. Они пробовали угрей в желе.
Скрестив пальцы, Джесси мысленно молилась о том, чтобы общее впечатление от ее фотографий было именно таким, на какое рассчитывали в «Санди Таймс» – только после этого она могла быть уверена, что ее положение укрепилось, стало достаточно стабильным. Поэтому, несмотря на то, что впереди были два свободных дня, Джесси не уехала никуда за город, она осталась дома одна. И вот именно в эти свободные дни она особенно остро почувствовала, как ей не хватает рядом человека, который мог бы успокоить ее. Мужчины типа Люка или Джерри, которые заботятся о своих женах. Точно так же, как заботился Маркус, пока не заболел и не попал в клинику. Должно быть, это так хорошо – проснуться воскресным утром на плече мужа, а потом, растянувшись на полу, пить вместе горячий крепкий кофе с жареными тостами.
И его настроение не испортится от того, что ей вдруг позвонит какой-нибудь издатель с интересным предложением, он останется таким же внимательным и заботливым, и быть может, не дожидаясь, когда откроются цветочные магазинчики, соберет букет из цветов на клумбе собственного сада.
На следующий день издатель Лондонского бюро-обозрения прислал ей набор фотографий Маргарет Бурк-Вайт, сделанных в 1936 году, с многообещающей надписью: «Первая, ставшая знаменитостью, женщина фотограф-репортер. Как жаль, что она не может посмотреть ваши фотографии. Поздравляю!»
Когда Джесси позвонила Ханне рассказать о том, что случилось за эти дни, трубку взял Джерри:
– Ну когда же наконец состоится ваша свадьба? – с шутливой строгостью спросила Джесси.
– Но это так забавно жить во грехе, – ответила Ханна.
С каким бы удовольствием Джесси обняла их обоих. Ей доставляло радость, что мать так счастлива с Джерри. И это счастье кажется своеобразной наградой за то, что она пережила с Виктором.
Рейчел, разумеется, воротила нос от Джерри, называя неудачником за его спиной по той причине, что он напрасно тратит время, обучая детей из неблагополучных семей городских трущоб чтению и правильному произношению.
Люку она тоже не могла простить того, что из-за него сорвалась, как считала Рейчел, блистательная карьера кинозвезды Элеоноры, но тем не менее, она все-таки отписала ему две сотни акров фруктового сада.
Интересно, подумала Джесси, как восприняла бы Рейчел Джимми Коласа?
Телефонный разговор с Элеонорой начался с обычных восклицаний, как они безумно соскучились друг по другу. Но Элеонора перехватила инициативу, заговорив о том, как она гордится успехами сестры и с каким нетерпением ждет журнала, который Джесси выслала ей авиапочтой.
– Элеонора, ты что-то пытаешься от меня скрыть! Я чувствую по твоему голосу! Ну-ка, выкладывай, что у тебя там стряслось?
После короткой паузы раздался едва слышный шепот:
– Я беременна… Шш-ш-ш-ш.
– Это опасно? А Люк уже знает? Он обращался к доктору? Элеонора, умоляю тебя…
Джесси знала, что не простит себе, если что-нибудь случится с ее сестрой.
– Ты знаешь, мои мужчины сейчас попадают в обморок, если я не накормлю их. Я позвоню тебе попозже, когда их не будет, и все расскажу подробно.
А еще несколько дней спустя Джесси позвонил секретарь Джимми Коласа, который сообщил, что шеф на днях побывал в Нью-Йорке, куда он заехал по дороге в Лондон.
– Он надеется, что вы будете свободны в среду вечером и присоединитесь к ужину, на котором будут присутствовать друзья Джимми Коласа. От восьми до восьми тридцати. Черный галстук для мужчин. Наверное, вам захочется надеть какое-нибудь длинное платье, но ничего официального. Вы позволите прислать за вами машину?
У нее сдали нервы. Она даже не нашла в себе силы спросить, приехал ли уже Джимми Колас. Впрочем, слава Богу, что не спросила. К чему это? Она видела его один-единственный раз. Зачем усложнять ситуацию, когда на самом деле все очень просто. Богатый грек купил ее фотографию и теперь хочет пригласить на ужин. Очень учтивый, очень сдержанный ужин в ее честь.
Она перемерила несколько платьев, прежде чем остановила выбор на черном джерси, которому уже было тысяча лет, но в котором она чувствовала себя лучше всего.
– Мисс Лоуренс…
Дворецкий, назвав ее, направился к библиотеке. Она почувствовала себя, как Элиза Дулитл в доме матери профессора Хиггинса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Но что грызет ее? Что свербит в душе? Что вызывает какое-то смутное раздражение?! Желание и страх. Она думала о Джимми Коласе гораздо чаще, чем ей хотелось бы признаться себе. И еще она представляла себе, какой он будет любовник. Теперь, когда его возвращение в Лондон становилось не только возможностью, но и реальностью, будущее вызывало у нее беспокойство. Он намного старше ее, повидал мир и намного умудреннее, чем наивная девушка из Манхэттена.
Лучше будет, если она не позвонит. И даже если столкнется с ним, она может сделать вид, что не получала его письма. И вообще, у нее есть проблемы гораздо более важные и серьезные. Месяц назад журнал «Санди Таймс» предложил ей сделать фото-эссе: американские туристы в Лондоне. Не ту преснятину, что делают обычно, – угри в желе и Тауэр. И не тупиц в гавайских рубашках, поливающих кетчупом мороженое.
«Что-нибудь такое, что по-настоящему передает американский дух, – ну, вы сами знаете». Она знала. Они хотели что-нибудь, подобное портрету Элеоноры, Люка и Ясона. Что-нибудь особенное. Какой-то удачно вырванный из жизни миг. Но Джесси вовсе не была уверена в том, что у нее такое получится еще раз. И на какое-то время она даже впала в отчаяние, пока идея вдруг не осенила ее.
Серия фотографий о трех поколениях женщин, прибывших на распродажу. Бабушка, мать и внучка в Лондоне, куда они прибыли в первый раз. Примеряющих одежду у Маркса и Спаркса, поднимающихся на эскалаторе к Гарвею Нику и Хародам. Совершающих поездку по Королевской дороге. Воскресное утро в Петтикоте.
Фото трех женщин, дающих друг другу советы. Задающих друг другу вопросы. Пробующих соленые орешки. Так как это могли бы делать ее собственная мать и бабушка.
Хотя Джесси никогда не ходила ни по магазинам, ни на распродажу с бабушкой и очень-очень редко с Ханной. Особенно после того, как она стала достаточно взрослой, чтобы ходить везде самой.
В «Санди Таймс» ее предложение одобрили. Надо было браться за дело.
Фотографии вышли такие удачные, что даже сама Джесси удивилась. Может быть, это уже не просто счастливая случайность. Может быть, и в самом деле у нее хороший глаз, и она чувствует момент. Репортаж должен был появиться в журнале на следующей неделе. И как ей сказали, одна фотография даже пошла на обложку журнала. Это были три женщины перед палаткой Тубби Исаака в Петтикоте. Они пробовали угрей в желе.
Скрестив пальцы, Джесси мысленно молилась о том, чтобы общее впечатление от ее фотографий было именно таким, на какое рассчитывали в «Санди Таймс» – только после этого она могла быть уверена, что ее положение укрепилось, стало достаточно стабильным. Поэтому, несмотря на то, что впереди были два свободных дня, Джесси не уехала никуда за город, она осталась дома одна. И вот именно в эти свободные дни она особенно остро почувствовала, как ей не хватает рядом человека, который мог бы успокоить ее. Мужчины типа Люка или Джерри, которые заботятся о своих женах. Точно так же, как заботился Маркус, пока не заболел и не попал в клинику. Должно быть, это так хорошо – проснуться воскресным утром на плече мужа, а потом, растянувшись на полу, пить вместе горячий крепкий кофе с жареными тостами.
И его настроение не испортится от того, что ей вдруг позвонит какой-нибудь издатель с интересным предложением, он останется таким же внимательным и заботливым, и быть может, не дожидаясь, когда откроются цветочные магазинчики, соберет букет из цветов на клумбе собственного сада.
На следующий день издатель Лондонского бюро-обозрения прислал ей набор фотографий Маргарет Бурк-Вайт, сделанных в 1936 году, с многообещающей надписью: «Первая, ставшая знаменитостью, женщина фотограф-репортер. Как жаль, что она не может посмотреть ваши фотографии. Поздравляю!»
Когда Джесси позвонила Ханне рассказать о том, что случилось за эти дни, трубку взял Джерри:
– Ну когда же наконец состоится ваша свадьба? – с шутливой строгостью спросила Джесси.
– Но это так забавно жить во грехе, – ответила Ханна.
С каким бы удовольствием Джесси обняла их обоих. Ей доставляло радость, что мать так счастлива с Джерри. И это счастье кажется своеобразной наградой за то, что она пережила с Виктором.
Рейчел, разумеется, воротила нос от Джерри, называя неудачником за его спиной по той причине, что он напрасно тратит время, обучая детей из неблагополучных семей городских трущоб чтению и правильному произношению.
Люку она тоже не могла простить того, что из-за него сорвалась, как считала Рейчел, блистательная карьера кинозвезды Элеоноры, но тем не менее, она все-таки отписала ему две сотни акров фруктового сада.
Интересно, подумала Джесси, как восприняла бы Рейчел Джимми Коласа?
Телефонный разговор с Элеонорой начался с обычных восклицаний, как они безумно соскучились друг по другу. Но Элеонора перехватила инициативу, заговорив о том, как она гордится успехами сестры и с каким нетерпением ждет журнала, который Джесси выслала ей авиапочтой.
– Элеонора, ты что-то пытаешься от меня скрыть! Я чувствую по твоему голосу! Ну-ка, выкладывай, что у тебя там стряслось?
После короткой паузы раздался едва слышный шепот:
– Я беременна… Шш-ш-ш-ш.
– Это опасно? А Люк уже знает? Он обращался к доктору? Элеонора, умоляю тебя…
Джесси знала, что не простит себе, если что-нибудь случится с ее сестрой.
– Ты знаешь, мои мужчины сейчас попадают в обморок, если я не накормлю их. Я позвоню тебе попозже, когда их не будет, и все расскажу подробно.
А еще несколько дней спустя Джесси позвонил секретарь Джимми Коласа, который сообщил, что шеф на днях побывал в Нью-Йорке, куда он заехал по дороге в Лондон.
– Он надеется, что вы будете свободны в среду вечером и присоединитесь к ужину, на котором будут присутствовать друзья Джимми Коласа. От восьми до восьми тридцати. Черный галстук для мужчин. Наверное, вам захочется надеть какое-нибудь длинное платье, но ничего официального. Вы позволите прислать за вами машину?
У нее сдали нервы. Она даже не нашла в себе силы спросить, приехал ли уже Джимми Колас. Впрочем, слава Богу, что не спросила. К чему это? Она видела его один-единственный раз. Зачем усложнять ситуацию, когда на самом деле все очень просто. Богатый грек купил ее фотографию и теперь хочет пригласить на ужин. Очень учтивый, очень сдержанный ужин в ее честь.
Она перемерила несколько платьев, прежде чем остановила выбор на черном джерси, которому уже было тысяча лет, но в котором она чувствовала себя лучше всего.
– Мисс Лоуренс…
Дворецкий, назвав ее, направился к библиотеке. Она почувствовала себя, как Элиза Дулитл в доме матери профессора Хиггинса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96