Она была сформирована для ведения переговоров по всем основным проблемам, возникшим между Советской Россией и Англией.
Делегацию возглавлял Леонид Борисович Красин. В Лондоне отказались принять Литвинова как главу делегации. На Даунинг-стрит не могли забыть, что в 1918 году в Лондоне двумя изданиями вышла книга Литвинова «Большевистская революция», которую он закончил словами: «Да здравствует триумфальное шествие социализма и славный Красный Флаг, поднятый Лениным 7 ноября!»
– Кого же вы желаете принять, если отказываетесь от Литвинова? – запросила Москва.
Ответ Лондона был кратким:
– С большевиками дела иметь не желаем, однако торговать с Россией готовы.
Когда Чичерин доложил об этом Ленину, Владимир Ильич усмехнулся, посоветовал запросить Лондон, готовы ли там вести переговоры с неправительственной делегацией России. Ответ пришел быстро: Англия готова вести переговоры с неправительственной делегацией России, например с русскими кооперативами. Литвинову телеграфировали в Копенгаген, что он назначен членом делегации и может начать переговоры с представителями Верховного совета Антанты, которые находятся в датской столице.
Леонид Борисович Красин прибыл с женой и детьми. Предполагалось, что из Копенгагена он отправится в Лондон, продолжит там переговоры с Англией и, если обстановка будет благоприятствовать, останется в Лондоне на длительное время. Вместе с Красиным приехали Виктор Павлович Ногин, советники и технический персонал. Делегация выглядела внушительно.
Красин вместе с Литвиновым начал переговоры с представителями Верховного совета Антанты. Чувствовалось, что Литвинов подготовил хорошую почву для диалога по дипломатическим и экономическим вопросам. Это очень радовало Леонида Борисовича.
Делегация Центросоюза поселилась в том же отеле, что и Литвинов. Красин с присущей его натуре широтой занял самые дорогие апартаменты на втором этаже.
Литвинов был вне себя, еле сдерживался, но, оставшись с Красиным наедине, все же спросил его:
– На какие деньги, Леонид Борисович, изволите жить в дорогих номерах?
Красин онемел от неожиданности, а потом пробормотал что-то по поводу необходимости поддерживать престиж Советской России, но обиду затаил и пожаловался Зарецкой:
– Ну и жила ваш Литвинов.
Жалоба Красина попала на благодатную почву. Уже полгода находилась группа Литвинова в Копенгагене. В его распоряжении были сотни тысяч, но ни Литвинов, ни его сотрудницы заработной платы не получали. Он предупредил их об этом перед отъездом из Москвы, сказав, что питание и оплата гостиницы – это все, на что они могут рассчитывать.
Когда наступила весна, Зарецкая робко намекнула Литвинову, что недурно было бы купить ей и Милановой макинтоши: одеты они так, что совестно перед людьми, да и внимание на них все обращают. Литвинов, пресекая дальнейшие разговоры, спросил, сколько стоит макинтош. Узнав цену, нахмурился, что-то пробурчал себе под нос, сказал, что подумает.
Был ли он скуп? Одни считали его скрягой, другие, кто знал Литвинова в годы подполья, эмиграции, иначе относились к этой черте его характера. Почти двадцать лет скитался Литвинов по всей Европе. Вечно нуждался. Знал, как нуждалась партия. И на всю жизнь застряли в памяти те годы. Уже будучи народным комиссаром иностранных дел, он дома вел книгу расходов, не разрешал ничего лишнего.
Как-то Максим Максимович заметил, что у его детей-школьников валяются сломанные карандаши. Он позвал сына и дочь, усадил их рядом с собой, взял карандаш и сказал:
– Вот эту вещь делает рабочий. Он проливает пот над ней. А вы ломаете карандаши. Это – неуважение к труду рабочего и вместе с тем расточительство. Отныне я буду сам выдавать вам карандаши. Новый карандаш вы получите лишь в том случае, если предъявите мне огрызок старого.
Он часто говорил: экономить надо. На заре своей революционной деятельности, в 1903 году, в письме к болгарскому писателю Георги Бакалову в Варну он гневался, что представитель «Искры» на Балканах Георгиев не переслал в редакцию «Искры» деньги за пятнадцать экземпляров газеты. «Это не по-коммерчески и не по-товарищески», – писал Литвинов и просил Бакалова воздействовать на неаккуратного плательщика.
Через тридцать лет он ходатайствовал перед Совнаркомом о том, чтобы дать подшефному колхозу в Московской области значительную сумму денег на покупку автомашин и строительство клуба. Но когда к нему подослали видного дипломата, чтобы тот уговорил Литвинова обратиться в правительство с письмом о предоставлении специальных пайков для руководящих работников, ибо на карточки жить трудно, Литвинов резко сказал:
– Живите, как живут все. Я ничего в правительство писать не буду. Экономить надо…
Так и жили они в Копенгагене, экономя каждый эре. Зарецкая еженедельно представляла Литвинову отчет. А женщины были молоды, красивы, хотелось купить себе какую-нибудь безделицу.
Еще до приезда Красина в Копенгаген женщины попытались выбраться из «кабалы». Посоветовавшись с Зарецкой, Миланова послала телеграмму Чичерину, рассказала, что Литвинов не дает им ни гроша на личные расходы. Зная Литвинова, Георгий Васильевич понимал, что никакие приказы не заставят его раскошелиться, и решил прибегнуть к хитрости: дал телеграмму, в которой просил Литвинова выделить деньги на покупку ботинок для него, Чичерина, а Милановой сообщил, чтобы они израсходовали эти деньги на себя.
Когда Миланова расшифровала первую часть телеграммы, предусмотрительно скрыв от Литвинова ее последние строки, тот подозрительно посмотрел на нее, что-то пробормотал и сказал, что… купит ботинки Чичерину сам.
Переговоры с представителями Антанты в Копенгагене шли успешно. Красин еще до приезда в датскую столицу обсудил со шведскими деловыми кругами вопросы экономического сотрудничества Швеции и Советской России. Шведы трезво оценили создавшуюся в мире ситуацию, поняли, что новый политический режим в России прочен, а торговля с ним выгодна. Советская Республика внесла в Шведский банк 25 миллионов крон золотом. Банк открыл кредит на 100 миллионов крон, и на эту сумму Россия начала закупать в Швеции необходимые товары. Красин подписал договор о поставке России тысячи паровозов, в которых она крайне нуждалась. Подписан был в Копенгагене и договор со Шведским торгово-промышленным синдикатом. В конце мая 1920 года Леонид Борисович вместе со всеми своими сотрудниками уехал в Лондон.
Незадолго до отъезда Красина из английской столицы в Копенгаген приехала жена Литвинова с маленьким Мишей (а затем привезли Таню). В документах, выданных английскими властями, значилось, что «подательница сего Айви Литвинова, жена политического эмигранта, с сыном и дочерью отправляются в Россию, к месту постоянного жительства».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Делегацию возглавлял Леонид Борисович Красин. В Лондоне отказались принять Литвинова как главу делегации. На Даунинг-стрит не могли забыть, что в 1918 году в Лондоне двумя изданиями вышла книга Литвинова «Большевистская революция», которую он закончил словами: «Да здравствует триумфальное шествие социализма и славный Красный Флаг, поднятый Лениным 7 ноября!»
– Кого же вы желаете принять, если отказываетесь от Литвинова? – запросила Москва.
Ответ Лондона был кратким:
– С большевиками дела иметь не желаем, однако торговать с Россией готовы.
Когда Чичерин доложил об этом Ленину, Владимир Ильич усмехнулся, посоветовал запросить Лондон, готовы ли там вести переговоры с неправительственной делегацией России. Ответ пришел быстро: Англия готова вести переговоры с неправительственной делегацией России, например с русскими кооперативами. Литвинову телеграфировали в Копенгаген, что он назначен членом делегации и может начать переговоры с представителями Верховного совета Антанты, которые находятся в датской столице.
Леонид Борисович Красин прибыл с женой и детьми. Предполагалось, что из Копенгагена он отправится в Лондон, продолжит там переговоры с Англией и, если обстановка будет благоприятствовать, останется в Лондоне на длительное время. Вместе с Красиным приехали Виктор Павлович Ногин, советники и технический персонал. Делегация выглядела внушительно.
Красин вместе с Литвиновым начал переговоры с представителями Верховного совета Антанты. Чувствовалось, что Литвинов подготовил хорошую почву для диалога по дипломатическим и экономическим вопросам. Это очень радовало Леонида Борисовича.
Делегация Центросоюза поселилась в том же отеле, что и Литвинов. Красин с присущей его натуре широтой занял самые дорогие апартаменты на втором этаже.
Литвинов был вне себя, еле сдерживался, но, оставшись с Красиным наедине, все же спросил его:
– На какие деньги, Леонид Борисович, изволите жить в дорогих номерах?
Красин онемел от неожиданности, а потом пробормотал что-то по поводу необходимости поддерживать престиж Советской России, но обиду затаил и пожаловался Зарецкой:
– Ну и жила ваш Литвинов.
Жалоба Красина попала на благодатную почву. Уже полгода находилась группа Литвинова в Копенгагене. В его распоряжении были сотни тысяч, но ни Литвинов, ни его сотрудницы заработной платы не получали. Он предупредил их об этом перед отъездом из Москвы, сказав, что питание и оплата гостиницы – это все, на что они могут рассчитывать.
Когда наступила весна, Зарецкая робко намекнула Литвинову, что недурно было бы купить ей и Милановой макинтоши: одеты они так, что совестно перед людьми, да и внимание на них все обращают. Литвинов, пресекая дальнейшие разговоры, спросил, сколько стоит макинтош. Узнав цену, нахмурился, что-то пробурчал себе под нос, сказал, что подумает.
Был ли он скуп? Одни считали его скрягой, другие, кто знал Литвинова в годы подполья, эмиграции, иначе относились к этой черте его характера. Почти двадцать лет скитался Литвинов по всей Европе. Вечно нуждался. Знал, как нуждалась партия. И на всю жизнь застряли в памяти те годы. Уже будучи народным комиссаром иностранных дел, он дома вел книгу расходов, не разрешал ничего лишнего.
Как-то Максим Максимович заметил, что у его детей-школьников валяются сломанные карандаши. Он позвал сына и дочь, усадил их рядом с собой, взял карандаш и сказал:
– Вот эту вещь делает рабочий. Он проливает пот над ней. А вы ломаете карандаши. Это – неуважение к труду рабочего и вместе с тем расточительство. Отныне я буду сам выдавать вам карандаши. Новый карандаш вы получите лишь в том случае, если предъявите мне огрызок старого.
Он часто говорил: экономить надо. На заре своей революционной деятельности, в 1903 году, в письме к болгарскому писателю Георги Бакалову в Варну он гневался, что представитель «Искры» на Балканах Георгиев не переслал в редакцию «Искры» деньги за пятнадцать экземпляров газеты. «Это не по-коммерчески и не по-товарищески», – писал Литвинов и просил Бакалова воздействовать на неаккуратного плательщика.
Через тридцать лет он ходатайствовал перед Совнаркомом о том, чтобы дать подшефному колхозу в Московской области значительную сумму денег на покупку автомашин и строительство клуба. Но когда к нему подослали видного дипломата, чтобы тот уговорил Литвинова обратиться в правительство с письмом о предоставлении специальных пайков для руководящих работников, ибо на карточки жить трудно, Литвинов резко сказал:
– Живите, как живут все. Я ничего в правительство писать не буду. Экономить надо…
Так и жили они в Копенгагене, экономя каждый эре. Зарецкая еженедельно представляла Литвинову отчет. А женщины были молоды, красивы, хотелось купить себе какую-нибудь безделицу.
Еще до приезда Красина в Копенгаген женщины попытались выбраться из «кабалы». Посоветовавшись с Зарецкой, Миланова послала телеграмму Чичерину, рассказала, что Литвинов не дает им ни гроша на личные расходы. Зная Литвинова, Георгий Васильевич понимал, что никакие приказы не заставят его раскошелиться, и решил прибегнуть к хитрости: дал телеграмму, в которой просил Литвинова выделить деньги на покупку ботинок для него, Чичерина, а Милановой сообщил, чтобы они израсходовали эти деньги на себя.
Когда Миланова расшифровала первую часть телеграммы, предусмотрительно скрыв от Литвинова ее последние строки, тот подозрительно посмотрел на нее, что-то пробормотал и сказал, что… купит ботинки Чичерину сам.
Переговоры с представителями Антанты в Копенгагене шли успешно. Красин еще до приезда в датскую столицу обсудил со шведскими деловыми кругами вопросы экономического сотрудничества Швеции и Советской России. Шведы трезво оценили создавшуюся в мире ситуацию, поняли, что новый политический режим в России прочен, а торговля с ним выгодна. Советская Республика внесла в Шведский банк 25 миллионов крон золотом. Банк открыл кредит на 100 миллионов крон, и на эту сумму Россия начала закупать в Швеции необходимые товары. Красин подписал договор о поставке России тысячи паровозов, в которых она крайне нуждалась. Подписан был в Копенгагене и договор со Шведским торгово-промышленным синдикатом. В конце мая 1920 года Леонид Борисович вместе со всеми своими сотрудниками уехал в Лондон.
Незадолго до отъезда Красина из английской столицы в Копенгаген приехала жена Литвинова с маленьким Мишей (а затем привезли Таню). В документах, выданных английскими властями, значилось, что «подательница сего Айви Литвинова, жена политического эмигранта, с сыном и дочерью отправляются в Россию, к месту постоянного жительства».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140